Мировой рынок искусства на грани взрыва

В течении этих лет художник трудился в мастерской своего учителя Симоне Петерцано. Группа исследователей, работавшая над Миланской находкой, в их подлинности не сомневается.

Не сомневается в ней и наша гостья Виктория Маркова, доктор искусствоведения, ведущий научный сотрудник Государственного музея изобразительных искусств имени Пушкина.

Монгайт: Вы верите в появление сотни неизвестных работ Караваджо?

Маркова: Сотня – это очень красивая цифра. Я в свое время делала выставку, у меня тоже была такая задача – обязательно показать 100. Сейчас у нас открывается выставка из музеев Украины, это замечательная выставка, и тоже будет 100 картин. Так что все мы находимся под властью магии цифр, это понятно. 

Конечно, это невероятно, это настолько огромная цифра, это кажется просто нереально. С другой стороны, я не могу ничего сказать, я заранее должна сказать вам, зрителям, что по существу комментировать это невозможно, поскольку находка еще не обнародована. О ней только заявлено, это такой анонс, который вызвал невероятную сенсацию, потому что самих вещей мы не видели. Я видела только одну маленькую картинку, которая в Интернете.

Монгайт: Похожа на Караваджо?

Маркова: Нет, не похожа. И я объясню почему. Я не хочу сказать, что это не Караваджо. Дело в том, что в том же Интернете я прочла информацию, что презентация этого проекта должна состояться в пятницу, именно сегодня. Поэтому и мои коллеги итальянские, они тоже об этом не знают. Те коллеги, которые этим занимались, честно говоря, это не специалисты самого первого ряда, не самые крупные специалисты по Караваджо, это малоизвестные имена. Это первое. Второе: относительно возможности этого, возможно – да, конечно, возможно. Почему? Не потому, что вообще все возможно так или иначе, в жизни никогда нельзя исключать самые невероятные вещи. В данном случае дело даже не в этом. Дело в том, что, и об этом надо помнить, что Караваджо – единственный, видимо, из гениев – абсолютных гениев, гениев уровня Рафаэля, Микеланджело, Леонардо, Рембрандта, это гений такого масштаба. Он единственный, творчество которого было открыто в 20 веке. 

Это кажется невероятным, но многие его работы, такие как «Вакх» из галереи Уффици, и многие другие, я не буду перечислять их сейчас, чтобы не занимать время, они были открыты в 20 веке, причем когда «Вакх» опубликовали в самом начале 20-х годов, тот человек, который нашел его в подвалах Уффици, он поставил знак вопроса и со страхом сказал: «Возможно, это Караваджо». Сегодня ни у кого это не вызывает сомнение, это одна из лучших работ великого мастера. 

Действительно, представления 19 века о Караваджо – это что-то совершенно невероятное, что к нему не имеет никакого отношения. Так что 20 век собрал его по крупицам. В 20 же веке был открыт документ, то есть эпитафия, которая точно указывает дату его смерти, теперь уже, правда, это неточно. Считалось, что он родился в 1573 году. Потом и эта дата была пересмотрена, все это сдвинулось на 71-й год. Это, уверяю вас, последние находки, это находки, которые я переживаю, я занимаюсь Караваджо много лет, со студенческих времен. На протяжении моей жизни я являюсь свидетелем такого рода находок. 

Монгайт: Что это был за промежуток в жизни Караваджо, к которому относят эти многочисленные работы?

Маркова: Об этом я хотела сказать, потому что многое в течение этих, скажем, ста лет, прошедших с момента возникновения интереса к творчеству этого художника, многое было сделано, но очень много остается неясного. Ведь это единственный художник из великих итальянцев, вообще из итальянцев, от которого мы не знаем ни одного рисунка, не дошло до нас, то есть дошло, наверняка, но мы не знаем ни одного его рисунка, ему даже не приписываются рисунки, потому что этой области как бы не существует; поверить, что итальянский художник не рисовал, невозможно. Кстати, среди вот этих ста произведений объявлено, там сказано, что рисунки и картины, мы не знаем сколько рисунков, сколько картин, может быть, там 5 картин, а остальные рисунки, мы не знаем ничего. 

По поводу раннего периода, вы совершенно правы, задав этот вопрос, потому что это уже покрыто абсолютным мраком неизвестности, ведь первая его работа, она считается первой, хронологически – это «Больной Вакх», это работа римского периода. Ничего из того, что он делал до приезда в Рим, не было известно. Но, как вы правильно сказали, он учился у достаточно известного художника Симоне Петерцано, которым тоже в последнее время очень увлекаются, а вообще-то говоря, это счастье, что его учеником был Караваджо, потому что иначе Симоне Петерцано так бы не интересовались, как им интересуются сейчас. 

Искали разные пути, через разных художников ломбардских, с которыми он мог быть связан, пытались реконструировать, но ничего нет. Поэтому эта находка в любом случае откроет опять, скажем так, дискуссию по поводу раннего периода Караваджо и по поводу его рисунков. 

Монгайт: Эти потенциальные работы, они все находятся в частных руках, это частная собственность?

Маркова: Насколько я понимаю, я такую же информацию имею…

Монгайт: Что может случиться с рынком, если вдруг на нем неожиданно окажется, дефицитный – это ничего не сказать, несуществующий фактически на рынке Караваджо, причем в количестве 100, ну не 100, а 50, что также фантастически, как и 3?

Маркова: Достаточно 2-х и 3-х, чтоб взорвать рынок. Вы совершенно правы, вы затронули проблему, которая мне представляется тоже очень интересной и очень важной в этой связи. Вы мне помогли этот вопрос поставить, а именно: очень много спекуляций вокруг Караваджо, я была свидетельницей как бы открытия Караваджо, когда он из художника, которого мы как специалисты признавали и знали, что это один из величайших мастеров, он прошел путь, сейчас я вам скажу точно, начиная в 80-е, 90-е, последние 30 с небольшим лет прошло; за эти 30 лет Караваджо стал художником достояния, скажем, всеобщего. Он в сознании, скажем, массового зрителя, человека, интересующегося искусством, он встал вровень с величайшими художниками. До этого даже мне говорили: «Ну, что Караваджо? Лучше заниматься кем-то более великим». Я помню еще эти времена. Более того, говорили серьезные люди. 

Так вот, соответственно, и ситуация рынка. Я вам могу сказать, что появляются периодически произведения, ему все время пытаются что-то приписать. Как правило, это не он, совсем не он, иногда совсем не он, но вещи 17 века хотя бы, как сейчас на большой выставке в Риме год назад появился Караваджо такой, который на 50 лет позже сделан. А бывает так, что более поздние версии – повторения его композиций, он их повторял для разных заказчиков. Повторение «Лютниста», я думаю, вещь 19 века. Даже такое, понимаете? Правда, там много людей, занимающихся этим. И в итоге, как правило, какое-то коллективное мнение правильное складывается. 

Это вы правильно сказали; первое, что я подумала о взрыве рыночной ситуации.

Монгайт: В России ни у кого в частных собраниях нет Караваджо?

Маркова: Нет, ну что вы.

Монгайт: И в российских музеях нет Караваджо?

Маркова: Один, в Эрмитаже. 

Монгайт: Помните историю про одесский музей, где когда-то якобы украли Караваджо, а оказалось – подделка?

Маркова: Нет, это неправильно. Если интересно, я могу прокомментировать. В Одессе находится настоящая работа 17-го века. Это не требует объяснения, в какой ситуации мы жили 50-60-70 лет назад. Но его в 50-х годах опубликовали, причем даже Лазарев, крупнейший наш историк искусства, мой учитель, могу сказать с гордостью, даже он подписался под тем, что это Караваджо. И были еще пара исследователей, один польский крупный исследователь тоже сказал, что это Караваджо. Все западные люди говорили, что это не Караваджо. Потом уже, это было в начале 90-х годов в Дублине, в католическом колледже был открыт подлинник той самой композиции, с которой в Одессе копия, копия очень хорошая, я уверена, кто ее сделал, только сделал на 10 лет позже смерти Караваджо. Отличная вещь, но не сам.

Казнин: А почему вы говорите, что исследуют эту находку специалисты не первого ряда, почему не приглашены люди, которые могли бы более профессионально дать оценку?

Маркова: Здесь ситуация такая – кто первый открыл, кто первый оказался в этой ситуации, тот уже, во всяком случае на первом этапе, этим занимается. И, конечно же, не отдаст этой возможности. Если это в частных руках, то, как правило, в особенности в Италии распространена эта практика, когда приглашают знакомых искусствоведов, либо искусствоведов знакомых хороших знакомых.

Это первый этап, мы должны подождать презентации, после этого на эту находку набросятся все, потому что это лакомый кусочек, я себе могу представить, что будет. Это очень интересная интрига, дай Бог, чтоб за этим стояло действительно серьезное открытие.