Мария Максакова о расширении «антипиратского» закона: вот сейчас я пою, но должна быть уверена, что в будущем мне за это будут какие-то начисления

Шлегель: Не знаю, в каком подвале они это готовят, во всяком случае, сейчас мы единственные, кто внес.

Кремер: Подождите, по-моему, еще в июне Леонид Левин и Станислав Говорухин внесли подобную историю.

Шлегель: Нет, точно нет. Есть группа подпольных заговорщиков, которые делают примерно то же самое, что и мы сейчас.

Кремер: Это кто?

Шлегель: Не могу вам сказать.

Максакова: Они же подпольные.

Кремер: Они хотя бы из вашей же фракции?

Шлегель: Они из нашей фракции, да. Они тоже проводят сейчас консультации с рядом правообладателей интернет-компаний, готовятся внести, наверное, похожий документ. Хотя я не понимаю, зачем они это делают, но это уже не наше дело.

Лобков: А вы зачем это делаете? Это расширит до абсурда.

Максакова: Мы начали эту тему, Павел. Уже четыре месяца, даже больше. Уже полгода назад в рамках Совета по культуре при председателе Госдумы Сергее Евгеньевиче Нарышкине. Мы начали эту тему не только в отношении кино, мы поднимаем тему авторских прав. В общем-то, мы бьемся за тех… Сегодня я пою, а завтра или через много лет мне будет интересно, чтобы за то, что я когда-то сделала, я могла иметь какие-то начисления. Речь идет сейчас о людях, которые эти начисления не видят. Есть вторая сторона медали, просто РАО должно опубликовывать в открытом доступе, кому и сколько оно отчисляет. В таком случае эта модель будет прекрасно работать.

Лобков: Существуют возможности, которые сейчас используются вовсю. Например, продюсер какой-то разрешает выкладывать что-то в интернет, при этом на том же сайте Youtube идет реклама, часть доходов от которой идут ему в качестве отчислений. То есть существуют какие-то компромиссы не запретного толка.

Шлегель: Безусловно. Но существуют так же ситуации, когда недобросовестный какой-то интернет-ресурс зарабатывает на рекламе, по сути, давая возможность бесплатного доступа к пиратскому контенту. В этой ситуации нужен закон, который эту ситуацию каким-то образом разрешал. Тот, который действует сейчас, на мой взгляд, действует эффективно, хотя всего 56 обращений за полтора месяца применения этого закона. Все крики о том, что сейчас интернет схлопнется и все это закончится, это не совсем так.

Кремер: Законопроект, который вносите вы, он предусматривает наказание для тех, кто скачивает незаконный контент?

Шлегель: Нет, он предлагает механизм до судебного урегулирования и делает его обязательным. То есть если информационный посредник и правообладатель не попытались договориться, что называется «на берегу», в суд они не имеют права идти.

Максакова: Они должны предоставить доказательства, что попытки проводились.

Шлегель: Они должны предоставить, где этот контент расположен, точную ссылку. Там целый список критерий.

Кремер: А как быть в ситуации с торрентами, которые расположены везде?

Шлегель: Для торрентов есть свое определение в рамках уже действующего закона. Торренты уже по этому определению закрываются. То есть проблемы их блокировать уже нет. В законе есть определение - «лицо, предоставляющее возможность доступа к материалу в этой сети».

Кремер: То есть это, в том числе человек, который скачивает. Эта формулировка довольно скользкая.

Шлегель: Она, конечно, размытая, я согласен с вами. Но для торрентов такая формулировка используется, для пользователей ответственности не предусмотрено.

Лобков: Если говорить вообще о полномочиях Роскомнадзора, они становятся огромными, прежде всего, в том, что как только есть некое подозрение по обращению в том законе, можно до суда закрыть, приостановить действие ресурса. То есть действует презумпция виновности: если я украл у вас курицу, пока не докажешь, что я украл курицу, меня не закроют.

Максакова: Здесь даже не так. Если пропала курица, еще не значит, что именно к вам надо иметь претензии.

Лобков: Вот. Что нужно делать в этом случае с законом, который, похоже, выходит из рамок Конституции, потому что есть досудебное блокирование сайтов.

Шлегель: Тот механизм, о котором я и говорил, что прежде чем вы обращаетесь за обеспечительной мерой, например, как мы предлагаем, в суд по интеллектуальным правам. Вы говорите, что мы попытались это урегулировать, вы не отреагировали на наши претензии, после этого выдают обеспечительную меру. После этого происходит либо блокировка, либо снимают этот контент. В случае, если кто-то обжалует это, а у нас есть этот механизм, он тоже прописан, то возмещается ущерб. Презумпция виновности, можно ее здесь по-разному называть, но здесь мы это избежать не можем. Если ресурс недобросовестный, если не выходит на связь, не хочет снимать контент, что в этой ситуации можно сделать?

Лобков: Просто есть предположение, что как раз сайты, где происходит, в том числе и политическая активность, где происходит обмен политическими мнениями, это сайт «ВКонтакте», в котором существуют файловые обменники. Что где эти сайты, где формируются группы людей по интересам, по политическим интересам, что они подпадут, прежде всего, под удары, что именно это, а не защита прав обладателей, является целью этих всех расширительных мер.

Шлегель: Павел, я понимаю эту озабоченность, но я вам могу точно сказать, что это совершенно не так. Ни у кого даже близко в целях этой мысли не стоит. Это как красное и круглое, это совсем разные вещи.

Максакова: Мне кажется, политизировать вообще не стоит.

Шлегель: Этот закон не про политику.

Кремер: Но вы же понимаете, что после тех законов, которые были приняты в конце прошлого сезона, в конце прошлого года, очень подорвано, по крайней мере, для части общественности доверие к Думе, поэтому есть ощущение, что сейчас и этот закон почему-то опасен, хотя я понимаю, что абсолютно нужен и справедлив.

Максакова: Лик, мы не можем обсудить в течение 10-15 минут все, что делала Госдума в прошлом созыве.

Кремер: Я говорю про источник опасений, источник подозрений по отношению к этому закону.

Максакова: Я надеюсь, что если закон заработает, все поймут, что он на благо направлен. В данном случае, я думаю... Роберт Александрович провел гигантскую работу, весь август он выслушивал, принимал все варианты и пожелания, систематизировал это в очень стройную  конструкцию. С моей точки зрения, это то, что, в общем, устраивает всех, потому что все хотят цивилизованного подхода.

Шлегель: Я сторонник, назовем это «открытого законотворчества», в ситуации, когда не появляется из ниоткуда никакой закон, туда невозможно внести никакие изменения, добавления и так далее. Я говорил: есть текст закона, мы его внесли, любой может предложить…

Кремер: С кем из интернет-отрасли вы консультировались?

Шлегель: За минувшие полтора месяца, даже два месяца прошло какое-то невероятное количество событий. Это представители крупнейших интернет-компаний, это Российская ассоциация электронных коммуникаций, это, конечно же, интернет-пользователи, которые активно пишут по этому поводу. Этот закон учитывает ряд положений, петиций, за которые проголосовали 100 тысяч человек.

Кремер: Я так понимаю, с кем вы обсуждали, у тех тоже были к вам претензии. Леонид Агронов сказал, что вы только начали обсуждение, только что-то такое должны были…

Шлегель: Леонид Агронов лукавит в этой ситуации. Потому что, как минимум, четыре раза мы с ним сидели за одним столом.

Кремер: Он сказал, что вы не договорились и поспешили внести законопроект. Почему? Что случилось?

Шлегель: Я не думаю, что мы поспешили. Во-первых, Леонид Агронов присутствовал в тот момент, когда были парламентские слушания, на которых я сказал, что законопроект готов, он у него на тот момент был уже где-то неделю. И я сказал, что я его завтра буду вносить.

Лобков: Если абстрагироваться от технических деталей, правда ли то, что администрация президента проявляет повышенное внимание к этому законопроекту, что в пятницу замглавы администрации Вячеслав Володин будет встречаться депутатами и интернет представителями?

Шлегель: Я об этом знаю ровно столько же, сколько вы, из прессы.

Максакова: А я даже и этого не знаю.

Шлегель: Так это или нет, я не знаю. Я знаю, что об этом пишут, что какой-то процесс параллельный идет. Причем он дублирует тот процесс, который произведен до этого. Зачем это происходит, какие цели, я не знаю.

Лобков: Мне тоже непонятно, зачем  обрушились такие гигантские усилия на закон, который не имеет экономического эффекта гигантского.

Максакова: Зато он человечески необходим. Одно я могу сказать, что в какой-то части это нужный закон. Мы в какой-то мере растем вместе с этим законом. В принципе, наверное, сопричастность к этому закону – это желание быть сопричастным.

Кремер: То есть эти конкурирующие группы, которые вносят этот законопроект, это в связи с желанием быть сопричастными?

Максакова: Я думаю, что мы найдем общий язык. Во всяком случае, наш вариант текста был настолько публично обсуждаем, и так долго и тщательно, что мне кажется, что не совсем справедливо говорить, что мы не пришли к какому-то консенсусу с какими-то конкретными людьми.

Шлегель: Только на протяжении двух этих месяцев, в том числе и в отпуск, было несколько заседаний Совета по культуре с широким кругом участников. Были рабочие группы, на которых и по тексту, и по конкретным претензиям высказывались.

Лобков: Литературные произведения вызывают вопрос. Дело в том, что сейчас есть сайты, я думаю, что и вы ими пользуетесь, на которых практически любое произведение литературы можно совершенно спокойно скачать. Если даже не могу что-то вспомнить, пару строчек вспомню, наберу, и вроде как я уже умный. Неужели вы хотите лишить меня этого права?

Максакова: Во-первых, эти авторские права имеют какой-то срок, это же не вечность. Мы же не говорим о классической литературе, что является наследием, и никаким образом не будет подвергаться этим нормам. Но мы же хотим, чтобы рынок цивилизованный был, во-первых, доступный, сравнительно приемлем по ценам, но в отсутствие конкурентной среды. Если вы можете пойти скачать бесплатно, пускай даже хуже, как вы хотите, чтобы легальный рынок рос? Если мы закроем этот вариант доступа, то тогда начнется нормальная, конкурентная среда, появятся эти контенты в доступной форме, с доступным ценником, так, как это происходит во всем мире, не будет обиженных сторон. Я еще раз говорю: важно, чтобы и РАО показывало, как эти отчисления потом доходят до правообладателей.

Лобков: А вы что-то от ваших арий получаете, какие-то отчисления? И вы знаете, что это идет из интернета, это из Youtube, это еще откуда-то?

Максакова: Я сама произвожу регулярно, практически каждый день. Я пою-пою-пою. Меня сейчас мало интересует то, что я спела вчера. Когда я петь перестану, вот тогда, наверное, дай Бог…

Лобков: Накопительная часть пенсии, можно сказать.

Максакова: Я не о своих крохах переживаю.

Кремер: Вы же понимаете, что больше всего от принятия этого закона, так и от прежнего антипиратского, выиграют крупные американские менеджеры.

Максакова: Почему?

Шлегель: Я так не считаю.

Лобков: Youtube, iTunes.

Кремер: Потому что самые скачиваемые.

Шлегель: Я так не считаю, мы спорили очень много по этому поводу. Мне сказали, что исключительно условный «Walt Disney», «Paramount» и все остальные.

Лобков: Теперь еще и iTunes, и Amazon.

Шлегель: Это не так. Потому что если мы берем сериалы, если мы берем отечественные фильмы, то их достаточно много, и их тоже смотрят. Если мы берем телевизионный контент, то 100%, аудио – у нас масса популярных исполнителей.

Кремер: Я говорю в процентном соотношении.

Шлегель: В процентном соотношении, вы думаете, что отечественной музыки слушают значительно меньше, чем западной? Может быть, в Москве – да, а так – я не думаю.