Мария Баронова: следователи не могут опознать даже мой голос на пленке

Максимальное наказание по этой статье – до двух лет лишения свободы.

Мария Баронова сегодня гость в нашей студии.

Писпанен: Это было неожиданно?

Баронова: Во вторник или в среду, не помню, когда я была, мне дали повестку во время обычных процессуальных действий о том, чтобы явиться в пятницу. Если честно, я боялась, что будет новая статья. Потому что сегодня все говорят о том, что мне предъявлено обвинение, но оно давно было предъявлено – 21 июня, я свой статус внезапно не меняла. Но сегодня, когда я пришла, я даже в какой-то степени порадовалась, потому что была та же статья, но с дополнениями. В чем я обвиняюсь? Что у меня был преступный умысел призвать к беспорядкам и активному неподчинению Зимина, Лузянина, Духанина, Барабанова, Луцкевич, Белоусова, Акименкова, Савелова, Кавказского, Полихович, Ковязева, Кревова и Косенко.

Писпанен: Всех, кто проходит по делу?

Баронова: Нет. Некоторых я не призвала. И еще каких-то неустановленных лиц. А также у меня был умысел призвать к тому, чтобы на 150 трлд. руб. асфальта разрушили, касок. Я виновата в том, что у меня в адрес сотрудников ГУ МВД России по Челябинской области, которые утратили два шлема.

Лобков: Был приговор Лузянину. Это новое предъявление вам, и возможно, другим участникам «Болотного дела» связано ли с тем, что он давал какие-то показания в рамках своего сотрудничества со следствием?

Баронова: Я была очень неправа в адрес Лузянина, потому что мне казалось, что если он сотрудничает со следствием, значит, это какой-то не наш человек. А выяснилось, что он до этого общался уже с пенитенциарной системой и хотел привычным ему образом выходить из ситуации. Я не думаю, что он дал на кого-то какие-то показания, потому что в суде озвучили все его показания, его фактически обманули в том, что он полностью признал свою вину  и не мог защищаться.

Лобков: Дали не 7,5 лет, а 4,5.

Баронова: За тот объем, что он сделал...

Писпанен: Срок грозит сейчас?

Баронова: Не знаю. У нас такая кастовая система во всем обществе выстроена, у них есть некие правила игры. Я думаю, что мне дадут в итоге два года условно, я буду по-прежнему находиться внутри Москвы, причем, думаю, это будет долгий срок, потому что сейчас до суда полгода, потом будет еще два года. Но это, с их точки зрения, наказание в рамках конкретно меня: до этого я была помощником депутата Госдумы, какую-то социальную позицию занимаю, значит, ее можно не сажать. Думаю, что, скорее всего, кончится все этим. И я буду чувствовать себя жутко виновной: получается, что я вроде все сделала, а не сижу.

Лобков: Сам факт лузянинского приговора как-то подстегнул активность следственных органов? Вас стали активнее допрашивать?

Баронова: Нет. Все, как обычно. Оно все скучно. В аналитической химии все это называется «подгонометрия». Люди пытаются данные под неполучившийся эксперимент впихнуть.

Писпанен: Появлялась информация о том, что могут грозить какие-то следствия ребенку.

Баронова: Господин Величкин, глава Южного Тушино, в тот же вторник, когда я была в Следственном комитете, на заседании муниципального собрания, на которое я не смогла прийти, где присутствовала муниципальный депутат моего района Вера Кечанова, заявил, что я пиарилась на этом, никто ничем не угрожал, и нечего приставать к органам, которые в итоге написали отчет Музыкантскому о том, что Мария Баронова – отличная мать. Написали через месяц после того, как был раздут этот скандал.

Писпанен: Будем надеяться, что все разрешится.

Баронова: Надеюсь, что закончится все в отношении всех людей.

Лобков: Вам предъявляли какие-то документы, доказывающие вашу виновность?

Баронова:  Есть видео, которое мало того, что смонтировано, так еще мой голос не смогла внутренняя экспертиза Следственного комитета опознать. Для меня до этого было ясно, что оно смонтировано, но теперь факт монтажа доказан Следственным комитетом. И именно это, теперь фактически несуществующее, скачанное с иностранного сервера видео, является единственным доказательством. По этой причине мы сегодня с утра с адвокатом подали ходатайство о прекращении уголовного преследования в адрес меня. Но понятно, что на него не обратит внимание. Но мы потом будем обжаловать приговор из-за того, что у них нет никаких доказательств.