«Сносили тихо, под салют». В Москве разрушили два здания времен Пушкина

 Вопрос о сносе был рассмотрен комиссией Правительства Москвы по градостроительной деятельности менее чем за две недели. В первую очередь были снесены именно те постройки, в отношении которых решение комиссии не было единогласным. Оба снесенных здания были построены по проекту Осипа Бове. Судьбу памятника архитектуры мы обсудили с нашим гостем ‑ координатором движения Архнадзор Константином Михайловым.

Шакина: На самом деле, никто не ожидал. Это же знаменитый Английский клуб, чуть ли не самое знаменитое, наверное, здание на Страстном бульваре и один из самых очевидных даже для школьников исторический памятник в Москве. Как такое вообще могло произойти?

Михайлов: Главное здание, слава богу, не пострадало. Пока, по крайней мере.

Шакина: То есть колонны целы?

Михайлов: Колонны целы, главное здание цело, то самое, где когда-то был Английский клуб. Речь идет о двух постройках на дальнем внутреннем дворе этой усадьбы, впоследствии Екатерининской больницы, которые, в общем, даже не видны были с бульвара. Но, тем не менее, это были, безусловно, постройки первой трети XIX века. Причем я специально, после того, как прозаседала эта комиссия градостроительная и скоропалительно приняла решение об их сносе, я пошел в Мосгорнаследие и попросил дать мне почитать историко-архитектурные обследования. Это документ, который имеется по каждому старинному кварталу в Москве. Это такой солидный том, причем достаточно свежий, выпушенный в 2010 году. И там черным по белому сказано, что эти оба строения – строения 4 и 8 – были построены в рамках реализации проекта Осипа Ивановича Бове, московского архитектора, который восстанавливал Москву после пожара наполеоновского, который и преобразовывал вот эту бывшую городскую усадьбу Гагариных – Екатерининскую больницу.

Шакина: А Бове, надо думать, ерунды не планировал и имел в виду, что все останется как-то в ансамбле?

Михайлов: Самое важное, что от членов комиссии, которая решала этот вопрос, этот факт был скрыт, что есть такие исследования и что в этих исследованиях есть вот такой вывод. Напротив, нас всячески пытались уверить, что эти здания к проекту Бове не имеют отношения, как-то появились после него, покрашены на плане другим цветом и так далее, и так далее, в то время, как в исследованиях специалистов этот вывод четкий и ясный. И вот состоялся этот блицкриг фактически. Я не помню, чтобы за последние 30 лет в Москве в новогоднюю ночь что-либо ломали. Я себе, знаете, живо представляю, как первого числа вечером эти люди, которую эту операцию организовывали, доложив куда надо наверх, собрались где-нибудь за столом и, поднимая бокалы, вот так сказали: «Ну, как мы их, а! Не успели опомниться, кто спал, кто праздновал, а ничего уже нет: в 7 утра начали, к 12 все было закончено». Понимаете, вот эта вот война на уничтожение собственного исторического города, война со своим городом, война со своей историей – это самое ужасное, что в этой истории есть. Потому что обычно так действуют какие-либо девелоперы: вот что-нибудь в празднички, в выходные быстро снести, чтобы никто не успел вмешаться. Самое ужасное, что это проект городской, это проект государственного значения, осуществляемый от имени городских властей ради строительства там нового здания Московской городской Думы. Вот это вот политическая ошибка московской власти 100-процентная, к сожалению.

Белоголовцев: Константин, вот здесь для меня очень удивительно, что здесь прямое участие в этой ситуации московских властей. В общем, создавалось ощущение, что при новом мэре Собянине отношение так или иначе к архитектурному облику города менялось, ну, просто визуально, по ощущению информационного поля, количество скандальных споров, поводов, оно уменьшилось. И здесь такая нарочито вызывающая акция…

Шакина: Да, казалось, что таких безобразий не будет, а вот, пожалуйста, такое грандиозное безобразие. При Лужкове-то такого не бывало.

Михайлов: В том-то и дело, я вспоминаю, что вот недавно Мосгорнаследие отчитывалось, какие-то итоги года подводило и говорили, что вот, впервые за много лет у нас на майские праздники ничего не сносили. Вот что называется сглазили, товарищи. Вот, к сожалению, это делается. Мало того, что это будет новое строительство в объединенной охранной зоне, которая законом не позволена, позволена только регенерация, то есть восстановление когда-то исчезнувших исторических строений. Они вот, до 1 января были себе в наличии…

Шакина: 1 января исчезло – сейчас регенерируют.

Михайлов: Большие деньги кроме того стоят на кону: там контракт на 3 с лишним миллиарда.

Белоголовцев: В какой валюте?

Михайлов: Рублей. Это на строительство и реставрацию больницы. Поэтому все так, я боюсь, скоропалительно и происходит. Мы на этой комиссии просили: покажите нам проект, что там будет, как это будет выглядеть, давайте посмотрим, покрутим, если здесь надо разместить зал заседаний Мосгордумы, может быть, его можно разместить где-то еще по-соседству. Вот там есть другое трехэтажное здание еще одно советского времени на участке, его пока тоже никто не сносил, вот, может быть в каких-то боковых корпусах этой усадьбы возможно что-то, это надо смотреть со специалистами. Но такое ощущение, что никто не собирался ничего обсуждать и так вот сделали, потому что этот контракт уже подписан.

Белоголовцев: Давайте прямо сейчас послушаем свидетеля происходивших событий, местного жителя, что он рассказывает о сносе исторических зданий.

Анна Кущ: О том, что снесли часть зданий на территории 24-й городской больницы, мы узнали, когда вышли на лестничную клетку 1 числа. То есть, мы были удивлены, откуда что взялось, но там же чистое поле, то есть все было снесено. До этого даже никаких ни тракторов, ни бульдозеров, ничего не было. Это произошло в ночь с 31-е на 1-е, то есть когда был салют, когда было очень шумно. Причем делалось это очень тихо.

Белоголовцев: К сожалению, мы понимаем, что разрушенные здания, видимо, не восстановятся. Если мы говорим о том, как изменится и изменится ли город. Вы начали с того, что снесенные здания с улицы практически не видны. Насколько будет видно существенно и насколько изменят облик бульвара то, что планируется построить на месте снесенных зданий?

Михайлов: А вот это я бы сам хотел знать. Я еще раз подчеркну – этого проекта никто не видел. Может быть, его какие-то люди во власти и увидели, но он не представлялся ни на комиссию, ни общественности, ни экспертам. Проектирование идет и готовится новое строительство на территории охранной зоны. Как это все будет выглядеть, как это будет выглядеть в комплексе с больницей и с главным зданием классическим - это большой вопрос.

Шакина: То есть теоретически это должно быть некое дополнительное здание вдобавок к тому, что уже имеется?

Михайлов: Нет. Речь, слава богу, пока что не идет о пристройке к главному зданию. Речь идет о том, что двор, на котором произошел снос, он такой самый дальний, отдаленный от главного здания в западную сторону, в сторону Пушкинской, и вот там должно быть построено нечто. Об этом нечто пока можно судить по той спецификации, которая есть в приложении к этому договору, который я упоминал, там она есть. Там сказано: кабинет председателя – 60 м, приемная, при нем еще какая-то комната отдыха. Вот там на один блок помещений, обслуживающих председателей, отведено, по-моему, 176 кв. м, плюс еще кабинеты различных руководителей рангом пониже. Там описывается административное здание. Я сижу и думаю: вот надо было сносить две постройки времен Осипа Ивановича Бове времени Пушкина, чтобы здесь получился кабинет председателя, размером 176 м, или он мог бы как-нибудь поскромнее посидеть?

Шакина: Как-то да, это нечто еще и стоить будет 3 млрд.

Михайлов: Надо учитывать эти 3 млрд вместе с реставрацией основного здания. Сколько из этого пойдет на строительство, а сколько на реставрацию – это надо еще производить дополнительное расследование.

Шакина: А вообще управа какая-то может найтись на этих людей, что-то можно сейчас поделать или так и будут ломать все, что угодно? Это действительно вопиющий случай. Стало понятно, что могут снести хоть рядом с Кремлем какое-нибудь здание и ничего страшного не произойдет.

Михайлов: Рядом с Кремлем у нас тоже, к сожалению, было несколько лет назад – средние торговые ряды, внутренние корпуса, Красная площадь, 5. Управа, ну, она, видимо, возможна только с помощью юридического воздействия. Потому что я думаю, нам придется этим заняться в ближайшие недели и месяцы, потому что новое строительство в объединенной охранной зоне – это то, что запрещено законом. Вот регенерация, восстановление этих корпусов еще кое-как впишется в законные рамки. Но я боюсь, что если там председатель с кабинетом в 176 м, вот эти остальные домики не поместятся. Отсюда и вся история.

Белоголовцев: Я правильно понимаю, что вы собираетесь, логичный вывод, подавать иск к правительству Москвы?

Михайлов: Я думаю, что мы попытаемся этому беззаконию воспротивиться всеми доступными средствами и рычагами, в том числе и юридическими.

Шакина: Скажите, а насколько вообще вся эта история, как вам кажется, характерна для, скажем так, периода владычества Собянина? Все ломают голову, насколько это при его попустительстве произошло.

Михайлов: Конечно, я не могу этого знать точно, но думаю, что Сергей Семенович в курсе  того, где намереваются размещать городскую думу.

Шакина: И что ради этого дела собираются ломать.

Михайлов: И что там собираются для нее строить новое здание, я думаю, он тоже в курсе.

Белоголовцев: Лично для меня более вопиющая история – это то, как все было обставлено. То есть снос под новогодний салют 31-го.

Михайлов: Это свидетельствует только о том, что люди не уверены в своей правоте.

Белоголовцев: Это или заявка, что это решение, а давайте мы так по-тихому, или это, ребят, давайте придумаем, как сделать так, чтобы в рамках города не замечали, что мы туту делаем?

Михайлов: Это распространенная история уничтожения предметов разбирательства. Потому что всем понятно было, что силы градозащитного движения, не только мы, не только «Архнадзор», они на этом не остановятся, что будут подняты эти документы, что будет установлено авторство Бове, что начнется дальнейшее оспаривание решении комиссии. А вот так по-быстрому снести и все - больше, вроде бы, говорить не о чем. Точно также на Арбате было минувшим летом, когда было предписание Мосгорнаследия о приостановке работ по сносу дома №41. Застройщик предпочел заплатить штраф, написал на этом предписании, что «я с ним не согласен» и продолжал быстро сносить, чтобы не остановили, чтобы история не потекла, что называется, вспять.

Шакина: Потому что не очень понятно, от кого таились, от властей Москвы или просто от граждан, чтобы они не поднимали шуму?

Михайлов: Думаю, что от всех – и от властей, и от граждан, от градозащитников, в первую очередь. Вот так вот по-тихому снесли и живем дальше.

Шакина: Хорошо. Скрестим пальцы, чтобы колонны остались на месте.

Михайлов: Колонны, я думаю, останутся на месте, потому что не дай бог что с главным зданием случится, то это будет скандал, что называется, грандиозный, после этого уже о новой градостроительной политике можно будет забыть навсегда. Другое дело, я опасаюсь того, что каждый раз, когда продавливаются подобные решения, когда есть некое административное желание и когда мы хотим приспособить что-то под административные нужды - это же Московская городская Дума, часть московской власти! - ну вот, сначала решили, что не помещается зал заседаний, давайте сломаем эти старинные корпуса. Я боюсь, что это будет дальше продолжаться. Потом еще какая-нибудь нужда возникнет. А вот там машины нам некуда ставить и начнется какая-то история с паркингом под парком, например.  Я сейчас фантазирую, но это вполне реальные вещи, они происходили десятки раз во многих московских памятниках, которые попадали в руки властей.

Шакина: Увы, фантазии в нашей сегодняшней реальности быстро перестают быть таковыми.

Михайлов: Очень почвенные, что называется, фантазии. За этим зданием надо пристально следить, за его судьбой.