Химкинское правосудие состоялось

Химкинский суд вынес сегодня приговор за прошлогоднее нападение на администрацию города. За громкую акцию левых активистов, после которой о ситуации в Химкинском лесу узнала вся страна. Максим Солопов получил два года условно. Алексея Гаскарова суд оправдал. За судьбой химкинских заложников мы следили почти год.

Макеева: Вы себя сами признали виновными или вы просто отрицаете, что в тот день были у администрации, или считаете, что были, но невиновны при этом?

Гаскаров: Естественно, мы себя не признаем виновными. И то, что мы сегодня получили оправдательный приговор, не то, чтобы я был сильно рад, это некая нормальная логика. То есть ты ничего не делал, а тебя оправдали. У нас была сразу после СИЗО куча времени, возможности собрать доказательства, чтобы выстраивать свою позицию в суде. Просто на сегодня у суда, у правоохранительных органов не было никакой возможности притянуть, во всяком случае, меня, к этому делу. И вот такой результат.

Казнин: Максим, вы расцениваете это решение как компромиссное. То есть все-таки одного человека надо было наказать, второго – оправдать.

Солопов: Тут, конечно, решение компромиссное. В принципе, его в каком-то смысле можно приветствовать как оправдательный приговор в отношении Алексея, но так как я по-прежнему настаиваю на своей невиновности, хотя я признавал, что я был непосредственно на месте акции, но не совершал действий, которые можно было бы расценить, как хулиганские действия. Соответственно мы будем обжаловать приговор. В первую очередь, я связываю обвинительный приговор в отношении меня с тем, что сейчас мой брат находится в киевском СИЗО, соответственно в запросом об экстрадиции его именно по этому делу. И оправдательный приговор в отношении меня серьезно бы подорвал позиции следствия, которое требует выдачи моего брата сюда, в Россию.

Казнин: По тому же делу?

Солопов: По тому же делу, по тому же обвинению. Это мой старший брат. Мы через запятую с ним обвиняемся в одних и тех же действиях. Соответственно оправдательный приговор в отношении меня фактически означал бы, что его нужно просто немедленно выпустить, потому что держать в тюрьме человека по запросу следствия, которое надлежащим образом не выполнило свои обязанности...

Казнин: Я понимаю, что вы можете не свидетельствовать против брата, но он был там с вами?

Солопов: Он был также на акции, но соответственно после моего ареста мы были в эфире одной из радиостанций, после которого меня арестовали. Он сопровождал меня, и когда мне поступил звонок прийти в ГУВД, я понимал, что нужно идти, потому что понял резонанс акции, что нужно как-то успокоить ГУВД, чтобы они не принимали это все за начало какой-то гражданской войны, как это они называли между собой. Соответственно мы договорились с братом, что если со мной что-то произойдет, то он должен принять все меры предосторожности, что если меня арестовывают, соответственно он покинет страну, что он и сделал.

Макеева: Это не начало гражданской войны - это было что, как вы считаете? Вы там наблюдали, рядом стояли?

Солопов: Да.

Макеева: У вас на футболке что написано?

Солопов: За русский лес. Это мне подарили просто футболку ребята.

Макеева: Кто подарил, если не секрет?

Солопов: Просто мои товарищи.

Макеева: Не Жириновский случайно?

Солопов: Нет, не Жириновский. Товарищи, которые были на этой акции. Это лозунг, который на акции звучал. Суть лозунга заключалась в том, что ультраправые и националисты в тот момент разгоняли экологов в лесу, которые защищали лес, притом что все они себя позиционируют патриотами. Это был такой ответ на их поведение.

Макеева: С точки зрения постмодернизма, это не значит, что Химкинский лес, по вашему мнению, нельзя ходить не русским?

Солопов: Нет, нет. Это такое здоровое обозначение такого уродского поведения этих людей, лицемерно заявляющих себя патриотами. Те, значит, кто считает себя патриотами, они вместо того, чтобы помочь экологам и вместе с ними защищать лес, они экологов разгоняют, а патриотизм заключается в том, что они на дворников охотятся по подворотням.

Казнин: Сейчас вы же, наверное, общались в процессе с сотрудниками полиции, оперативниками?

Солопов: Там всех спецслужб были сотрудники, когда меня арестовывали, ГУВД, во всяком случае.

Казнин: В последние месяцы как общение строилось?

 Там, условно говоря, была некая острая фаза, которая длилась, наверное, первые несколько дней, когда нас задержали. Они нашли трех наркоманов, которые на нас давали показания, а в суде все это развалилось. Впоследствии, когда все стало более-менее понятно, что произошло, когда они все-таки поняли, что не некая приплаченная акция «Аль-Каидой» или еще кем-то, что это некая реакция на то, что в Химках происходило, когда потом было нападение на Фетисова, такой шаг на Бекетова, когда Медведев отменил решение о вырубке леса, все это привело к тому, что давление ослабло, как на следствие, на правоохранительные органы, впоследствии на суд, поэтому потом все шло более-менее нормально. Мы собирали доказательства, представляли, в суде все это было озвучено.

Казнин: У вас ведь там еще было много людей. Как их судьбы складываются?

Солопов: Сейчас на данный момент есть мой брат, который находится на Украине, я уже рассказывал, что он находится в ожидании экстрадиции, еще в деле фигурирует, помимо формулировки «неустановленные лица», Петр Силаев, музыкант, которому пытаются приписать организацию несостоявшегося концерта на Трубной площади, который перерос в эту акцию. Он сейчас находится в одной из стран Европейского союза.

Макеева: И хорошо себя чувствует.

Солопов:  В общем-то, да. Во всяком случае, я думаю, что вряд ли он приедет. А после вступления нашего приговора в законную силу, я думаю, что он заочно здесь попытается добиваться законного решения в отношении себя. Потому что в отношении него также вообще нет никаких доказательств, кроме того, что его группа музыкальная была на афише этого мероприятия.

Казнин: И все? Остальные – неустановленные лица?

Макеева: Кто же были эти люди?

Васюнин: У меня вопрос к Алексею, скорее. Мы знаем, что после задержания милиция объявила, по-моему, в протоколе это было записано, что, например, ты задержан был на месте преступления, что называется. Это так, я не ошибаюсь? И будут ли какие-то действия производиться в отношении милиции, которая фактически фабриковала дело, можно, наверное, сказать об этом сейчас. Показания этих людей с сомнительным прошлым, настоящим, из подмосковного Юбилейного, которые непонятно как оказались в Химках, и показания, которые выбивались из людей, ну и наконец, то, что было записано в протоколе, в документах, насколько я понимаю, будут ли какие-то действия в эту сторону приниматься? О привлечении к ответственности именно милиционеров, сотрудников следственных органов?

Гаскаров: Оправдательный приговор дает некое право на реабилитацию. В принципе, несмотря на то, что это было достаточно увлекательное приключение – 3 месяца провести в СИЗО, понятно, что никому не посоветуешь этого – но тем не менее, нереальное, огромное количество проблем создали. Даже несмотря на то, что это политическое дело, все равно потом довольно сложно устроиться куда-то на работу было. Когда даже нет судимости, просто сам факт привлечения к ответственности.

Макеева: Вы не работали весь год?

Гаскаров: Я работал журналистом, а потом, когда я вышел, стал разные другие варианты пробовать, перепробовал кучу мест, и мне фактически везде отказывали, просто пробивая по базе, что экстремист, привлекался к ответственности. На самом деле, все это создавало некий нездоровый фон. Сейчас есть право на реабилитацию, думаю, с адвокатом это обсудим, оценим, насколько это может быть результативно, и примем какое-то решение.

Васюнин: А к оперативникам будете какие-то предъявлять требования, если в протоколе записано, что задержан на месте преступления, а фактически это не так.

Гаскаров: Дело в том, что есть дикая усталость от всех этих судов. Несмотря на то, что меня оправдали, я понимаю, что сейчас все эти заявы в отношении оперативников могут занять еще кучу времени. Я просто понимаю, что у них есть огромное количество возможностей для троллинга, для бесконечного затягивания всего этого, поэтому я с адвокатом буду обсуждать, выяснять, насколько это эффективно, насколько имеет смысл.

Макеева: По-человечески, конечно, можно понять. С одной стороны, вроде бы и хотелось бы, чтобы история достигла какого-то логического конца. С другой стороны, человек, в общем-то, намаялся, ну сколько можно.

Васюнин: Единственное, что я хочу сказать: сегодня правосудие состоялось, один человек оправдан, второй осужден. Но мы вправе задаться вопросом – люди, которые разгромили химкинский лагерь, лагерь экологов, люди, которые приходили туда с неонацистской символикой, с рунами, татуировками соответствующими, будет ли в отношении них какое-нибудь возбуждено дело, или кто-нибудь их поищет?