Как упадут цены на нефть после сделки с Ираном. И чем это грозит

Мы уже видим реакцию в динамике цен на нефть, котировки упали до трехмесячного минимума, и это понятно: Иран является одним из главных игроков, который, можно сказать, возвращается на авансцену.

Что это означает для России, обсудили с партнером компании Greenwich Capital Львом Сныковым.

Шанецкая: Насколько это плохо для нас? Это тот редкий случай, когда все стороны ликуют. Уже Иран сказал, что это совершенно историческое событие, которого долго ждали, который, безусловно, очень позитивно будет сказываться на иранской экономике, и США высказывают пока, правда, умеренную, но тем не менее, надежду на то, что все договоренности будут исполняться. В общем, все ликуют, а мы?

Сныков: Это, конечно, еще один аргумент в пользу более дешевой нефти, наверное, на горизонте ближайшего года-двух. Иран — это где-то 4% от мировой добычи нефти, как известно, половина добычи потребляется внутри страны, часть — в обход санкций шла на рынок через серые схемы. Но, конечно, при снятии санкций предложение на рынке увеличится. Оценки разные: где-то от 500 тыс. до 1 млн. баррелей в сутки. То есть в районе, может быть, 1% мирового спроса — это будет тот инкрементальный прирост, который мы увидим на рынке.

Шанецкая: Как это может отразиться на ценах? И когда? Потому что есть оценки, что к 2016 году Иран может выйти полностью на рынок.

Сныков: Если бы рынок был сильный, возможно, он проглотил бы этот объем. Но рынок сейчас слабый, поэтому, конечно, реакция может быть довольно серьезная. Наверное, мы увидим опять цены на нефти ниже 50-ти, а, возможно, ближе к 40 долларам за баррель. Иран, тем не менее — не единственный     фактор, который сейчас влияет на рынок, и даже, я бы сказал, не основной. Основной фактор — это по-прежнему ОПЕК, который продолжает наращивать добычу. Пока они будут это делать, рынок будет слабым, будет очень негативно реагировать на такие новости, как Иран.

Шанецкая: Иран является членом ОПЕК.

Сныков: Да. Но, тем не менее, ОПЕК — гораздо большая сила, и это скоординированная сила. Пока позиция ОПЕК остается в пользу наращивания добычи, они месяц за месяцем наращивают добычу нефти, рынок нефти будет очень чувствительным ко всем остальным новостям.

Шанецкая: ОПЕК вообще чего пытается добиться?

Сныков: ОПЕК пытается вернуть долю рынка, потому что все эти годы они держали цену на уровне 100 и выше и теряли долю рынка.

Шанецкая: Из-за сланцевых производителей в США.

Сныков: В том числе, да. Сейчас у ОПЕК позиция очень простая: они не будут сокращать добычу, пока они не увидят рынок, способный вытащить себя за волосы, пока они не увидят рост спроса на нефть. А роста спроса сейчас практически нет, он очень низкий, поэтому действовать в ущерб себе, сокращать добычу нет никакого резона, особенно учитывая более 100 млрд. инвестиций, которые ОПЕК понес в предыдущие годы, как инвестиции в добычу, бурение новых скважин. Эти инвестиции, конечно, надо оправдать более высокой добычей.

Шанецкая: А самая минимальная цена, которую ОПЕК устраивает, какова?

Сныков: Самая минимальная цена, которая устраивает бюджет ОПЕК, в районе 100 долларов. Но в действительности есть некие долгосрочные ориентиры, которые, прежде всего, основываются на доле рынка, то есть на объеме производимой нефти. Поэтому сейчас у ОПЕК весь фокус на том, чтобы вернуть утраченную долю рынка.

Шанецкая: Они сейчас продвинулись как-то в этом направлении?

Сныков: Конечно.

Шанецкая: Какую долю они уже вернули?

Сныков: Например, за 2014 год ОПЕК добывал менее 30 млн. баррелей в сутки, а сейчас он добывает 31,5 млн. То есть они прибавили 4%. Для рынка нефти это очень-очень серьезный прирост, который сильно влияет на рынок. Поэтому ОПЕК на самом деле давит на рынок больше, чем Иран. То же самое можно сказать о США.

Что случилось в США? В начале этого года они стали резко сокращать объемы бурения, поскольку частный капитал увидел нерентабельность очень многих проектов. Примерно с лагом в 9 месяцев это должно сказаться на добыче, то есть где-то в сентябре мы, возможно, увидим серьезное замедление добычи в США. По крайней мере, это то, что, я думаю, ожидают многие аналитики. Но в действительности замедление будет, скорее всего, гораздо меньше, чем люди ожидали, потому что экономика добычи в США очень сильно изменилась. Если раньше сланцевые проекты нуждались в цене 60-70 долларов, сейчас они нуждаются в цене 40-50 долларов.

Шанецкая: Насколько я понимаю, они стали более мобильными. Как только им нерентабельно производить нефть, они установки собирают, как только это снова становится рентабельным, они их выкатывают достаточно быстро.

Сныков: Это частный капитал, он достаточно быстро приспособился к новым условиям и новым ценам на нефть.

Шанецкая: Вы упомянули серые схемы. Действительно ходят слухи на рынке, что даже во время жесткого эмбарго Иран умудрялся продавать нефть, в частности, Китаю. Но сейчас спрос в Китае тоже падает, мы видим, что Китай штормит не по-детски. Чего мы можем ожидать в этой связи, как вообще будут развиваться дальше события? И действительно ли, вы считаете, что они продавали, и какую долю они умудрялись продавать через серые схемы?

Сныков: Сложно сказать. Нет точных данных, сколько они продавали. Это, конечно, меньше 2 млн. баррелей в сутки, но я думаю, что больше 0,5 млн. Где-то от 0,5 до 1,5 млн. баррелей в сутки. То есть в среднем, может, порядка 50 млн. тонн в год.

Шанецкая: Как быстро они могут вообще в принципе наращивать свой потенциал добычи? Есть ли у них для этого все необходимые инвестиции, технологии? Насколько это все возможно?

Сныков: Это предстоит увидеть, это все-таки Иран, это страна, которая доминируется одной компанией. Это будет зависеть от возможности присутствия в энергетике иностранного капитала, от того, насколько Иран будет агрессивен в увеличении добычи. Но, допустим, было время, когда Иран добывал более 200 млн. тонн в год, то есть у них достаточно серьезный потенциал наращивания добычи, даже за счет существующих мощностей.

Шанецкая: Если вообще говорить о рынке, то за какие конкретные рынки, за что сейчас идет битва?

Сныков: Нефть — это глобальный рынок. Конечно, до недавнего времени основной ставкой был рынок Китая. Сейчас в Китае происходит замедление, тем не менее, с точки зрения роста спроса Китай остается основным рынком для всех стран АТР.

Шанецкая: Как вы думаете, вы сейчас говорили про 40долларов, понятно, что сейчас мы торгуемся в районе 57-ми, как быстро вообще это падение может случиться? По мере того, как Иран будет выходить на рынок или все-таки рынок на ожиданиях тоже торгуется отчасти?

Сныков: Вообще сама по себе возможность у Ирана увеличения добычи, поставок на внешний рынок возникнет не сразу, понадобится несколько месяцев. Скорее всего, это случится не в этом году, а в 2016 году.

Шанецкая: У них там что-то в танкерах есть вроде как, уже сидит готовенькое, нет?

Сныков: Да. Но, тем не менее, рынок движим, во-первых, трейдерами, которые видят физический объем перемещаемой нефти, во-вторых, просто ожиданиями, спекуляциями. Поэтому, конечно, это может случиться достаточно быстро, учитывая, что рынок слабый. Мне кажется, что все-таки важным моментом будет осень, сентябрь-октябрь этого года, когда с большой вероятностью будет видно, что США не снижает добычу, как ранее ожидалось. Допустим, рост добычи за год в США, ее, конечно, уже не будет, те 15%, которые мы видели в прошлом году, но, тем не менее, какая-то высокая цифра, может быть, в районе 7-8% станет вырисовываться к концу года. Это, конечно, будет негативным знаком для рынка нефти.

Шанецкая: А вообще что у них там с газом? Есть ли у них там газ и какую роль это все может играть?

Сныков: Иран — очень большой источник газа для мира в целом. Это вторая после России страна по запасам.

Шанецкая: А куда они поставляли до эмбарго, соответственно, кого они могут потеснить, если они снова выйдут на этот рынок?

Сныков: Конечно, для Ирана важнее всего рынок Китая в этом смысле. Допустим, если говорить об интересах России, то Иран может конкурировать с «Газпромом» и «Роснефтью» в будущем по поставкам в Китай.

Шанецкая: То есть если говорить о долгосрочных контрактах?

Сныков: Да. Тут какой момент важен: рынок газа, в отличие от рынка нефти, он региональный. И, допустим, отношения Китая и России завязаны на несколько иные формулы по сравнению с отношениями Китая с другими поставщиками газа.

Шанецкая: То есть не вполне себе прозрачные формулы, в соответствии с которыми «Газпром» формирует свою цену на газ, отталкиваясь от цены на нефть?

Сныков: Совершенно верно. Ситуация неоднозначная, тем не менее, конкуренция в будущем может возникнуть.

Шанецкая: В общем и целом, я слышу от вас, что ничего хорошего нам это не сулит. Если, конечно, мы не берем другие формы сотрудничества в сфере атомной энергетики, всякие проекты в военной сфере. Если говорить исключительно о рынке энергоресурсов, я так понимаю, что все не здорово для нас.

Сныков: Знаете, все прогнозы сбываются, вопрос — на каком горизонте. Поэтому если мы говорим о 2015-2016 годах, то для рынка нефти это тяжелый период, я бы не ожидал серьезного становления. Будет ли нефть обратно на уровне 100 долларов? Я думаю, что будет. Но не в этом году.

Шанецкая: При нашей жизни?

Сныков: Ну конечно.

Шанецкая: Уже хорошо.