Главный психиатр России: раньше геев били втихаря, а теперь это обсуждают

Кекелидзе: Я бы сказал об этом как психолог. Само по себе наличие оружия в разных странах объясняется по-разному. Исторически в США человек защищает свое жилье и так далее. И американцы все-таки в одних штатах разрешают, в других – нет. В России идут к тому, что не следует разрешать и иметь. Я  с этим полностью согласен. Тем более, что мы все-таки находится в переходном периоде, напряжение в обществе остается высоким. Представьте  себе, когда в городе или на селе бывают свадьбы или просто подерутся. Кончается тем, что подрались, а через десять минут они опять сошлись, сели вместе, и продолжается веселье. А если у людей  в это время на руках оружие? Человек не останавливается в этом состоянии. Это дополнительная угроза социальной стабильности общества. Мысль о том, что человек может защитить себя оружием, и что он сможет выхватить короткоствольное оружие быстрее, чем тот, кто пришел грабить или убивать, вызывает улыбку.

Кремер: Сторонники разрешения оружия говорят не о том, что человек сможет реально себя защитить, а в  том, что тот, кто полез бы в дом сейчас, зная, что нет оружия, потому что оно запрещено, задумается, прежде чем пойти на грабеж после одобрения этого закона.

Кекелидзе: Это никак не может оправдать. Это предположение лиц, не имеющих отношения к психологии человека и не понимающих, что такое оружие в руках человека неопытного. Были и такие случаи на Западе, когда сын пришел поздно ночью домой, а отец, думая, что грабитель, убил его. Такие вещи бывают. Случайные использования огнестрельного оружия – это раз. Второе – когда конфликт. Третье – достаточно посмотреть, что происходит у нас на дорогах.

Кремер: Способно ли оружие сделать обычного человека более агрессивным?

Кекелидзе: Не могу сказать. Не более агрессивным становится человек, а когда он возбужден и малоуправляем, человек способен в это время использовать оружие, хотя, возможно, позже будет об этом сожалеть.

Кремер: Вы упомянули сильное социальное напряжение в нашем обществе. В этом январе было сразу несколько громких эпизодов жестких убийств и покушений. У многих появилось ощущение, что этой жесткости у нас стало больше. И сейчас об этом много говорят. Это какая-то волна насилия?

Кекелидзе: Социальное напряжение несколько уменьшилось, я имею ввиду последние 10-15 лет. Волна насилия уменьшилась. Мы сейчас только вспоминаем те захваты заложников сотнями, тысячами человек. Это и Кизляр, и Беслан… Сейчас этого нет. Взрывы домов в Москве и в других местах сериями происходили. Убийства политические были. Почему это происходит, что мы сейчас возмущаемся? Потому что общество стало более стабильным и уже не приемлет то, что было раньше. Хочу напомнить, что были такие моменты, когда на самом деле человека убивали и закатывали под асфальт.

Кремер: Как быть с тем, что в нашей стране общество по-прежнему оправдывает домашнее насилие? Есть русская поговорка «Бьет – значит любит»…

Кекелидзе: На каждую поговорку находится и противоположная. А в целом – домашнее насилие есть, но опять же, мы можем говорить о его снижении. Домашнее насилие, к сожалению, существует, существовало и, вероятно, в какой-то степени будет и в будущем. Это зависит от формы совместного проживания. Домашнее насилие чаще всего бывает, когда состоят в законном браке. Вопрос о том, что человек образован и поэтому он не будет насиловать – это не обязательно вещи сопоставимые.

Кремер: А если человек боится, что его за это привлекут к ответственности?

Кекелидзе: Страх тоже не очень большой помощник. Речь идет об образе жизни, который постоянно должен насаждаться: что позволительно, что непозволительно. Если бы мужчина представлял, как это домашнее насилие калечит детей, когда насилие по отношению к жене проявляется, наверное, он бы больше задумался бы об этом.

Кремер: Вчера к зданию Госдумы пришла группа людей, чтобы протестовать против закона о пропаганде гомосексуализма. И пришла другая группа людей, чтобы избить первую. Термины, в которых вторая группа людей договаривалась о том, что они собираются делать, чудовищны. Они шли намерено изувечить тех, кто им кажется неблизкими, и чью точку зрения они не принимают. Это социальное напряжение, мне кажется, растет, хотя вы говорите о других тенденциях.

Кекелидзе: Мы раньше об этом вообще не говорили и делали вид, что этого не существует. А теперь мы об этом говорим. Действительно, эта проблема есть. Существуют разные точки зрения. Я не берусь судить, какая сторона права, но применять насилие категорически нельзя. Само по себе это лучше, чем когда втихаря расправлялись друг с другом. Насилия там, в этих группах, и люди, которые против них выступали, всегда замалчивались. Никто никогда про них не говорил, даже в милицию не жаловались.

Кремер: Что вы имеете ввиду?

Кекелидзе: Когда насилуют гомосексуалистов, избивают, грабят. Сейчас это выходит на белый свет и обсуждается. Это надо делать, потому что представление и одних, и других о себе не очень адекватно. Они недостаточно хорошо знают психология и физиологию человека.

Кремер: Вчера во время обсуждения закона в Госдуме депутат Сергей Кузин задал депутату Елене Мизулиной, одному из инициаторов законопроекта, вопрос: «Вы всерьез считаете, что гомосексуализм можно воспитать путем пропаганды?». А Елена Мизулина замялась, но ответила, что есть такие исследования.

Кекелидзе: Речь о том, что гомосексуализм – расстройство – не расстройство, относящееся и к психике, и к физиологии. Да, часть случаев – это расстройство. В другой – это образ жизни. В древних цивилизациях гомосексуализм существовал, например, греческой, римской. Но потом общество в средних веках пришло к тому, что это противоестественно.

Кремер: Какое общество к этому пришло?

Кекелидзе: Любое европейское общество.

Кремер: Всемирная организация здравоохранения вычеркнула это из списка расстройств.

Кекелидзе: Это не так. Речь идет о другом. Я говорю о людях, которые не являются гомосексуалистами, но гомосексуальные акты среди них происходят в подростковом возрасте и так далее. Но гомосексуализм как заболевание, как расстройство у них отсутствует.

Кремер: Вы как главный психиатр считаете, что для таких людей пропаганда опасна?

Кекелидзе: В каком плане?

Кремер: Этот закон об опасности пропаганды гомосексуализма среди несовершеннолетних обсуждается в Госдуме.

Кекелидзе: Думаю, что закон по-иному называется. Пропагандировать гомосексуализм среди детей, думаю, неверно. Постановка вопроса неверна. Как можно пропагандировать среди детей, если сексом начинают заниматься несколько позднее, чем в детском возрасте. Принципиально постановка вопроса неправильная. Другое дело, если в этом законе обсуждается вопрос, какие взаимоотношения бывают между полами и какие бывают другие взаимоотношения. Но это, наверное, не в детском возрасте. Потому что в детском возрасте вопросы секса не обсуждаются.

Кремер: В сентябре вступил в силу федеральный закон о защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию. Руководствуясь этим законом, закрыты доступы к ресурсам, где рассказывается о способах самоубийства. Мне казалось, что человек, у которого нет мыслей себя убивать, даже если и посмотрит какой-то ролик или прочитает об этом, не сделает этого. А тот, кто регулярно об этом думает, все равно найдет способ, даже если не увидит этой информации в интернете. Что вы по этому поводу знаете?

Кекелидзе: Это вопрос знания психологии человека. К сожалению, подавляющая часть общества с психологией человека знакома мало. Одновременно с этим, к сожалению, каждый руководитель среднего звена себя считает великим психологом. И свой личный опыт или опыт своего соседа берет за основу. Это величайшее заблуждение. Человек – существо, у которого наблюдаются колебания настроения. В зависимости  от того, в каком он находится настроении, в одном состоянии он способен на суицидальную попытку или завершить суицид. И тогда эти способы могут служить факторами, которые подталкивают. Думаю, что правильно сделали. Я читал эти сайты, в них более чем тысячу способов, как уйти из жизни. Еще обсуждается, какой уход более приятный, какой вид после смерти имеет тело человека. И все это, когда обсуждается, означает, что это приемлемо. Это категорически неприемлемо у нас, 15 лет тому назад мы были на втором месте  по количеству суицидов в мире. Сейчас перешли на 6.

Кремер: Это связано с доступом к информации?

Кекелидзе: В какой-то мере, да. Но там факторов много. Это тема отдельного обсуждения. К сожалению, по подростковым суицидам мы находимся на втором – третьем месте. И это для нас большая проблема. Естественно, мы этим занимаемся и должны заниматься, потому что мы ответственны перед поколением.