Пилот Герваш: "Выдвигать версии — пустая затея"

Аэропорт Петрозаводска принимает авиарейсы в обычном режиме, в то время как не утихают споры вокруг причин крушения Ту-134.

Катастрофа произошла в ночь на 21 июня, самолет, по пока не понятным причинам, разбился при посадке на шоссе вблизи Петрозаводска за 700 метров до аэропорта. В результате трагедии 44 человека погибли, 8 госпитализированы в тяжелом состоянии. Среди погибших есть граждане Швеции, Нидерландов и Украины.

Найдены все черные ящики, расследование ведется под личным контролем генпрокурора Юрия Чайки. Пока называются 3 основные версии: плохие метеоусловия (было туманно и дождливо); ошибка пилота — якобы диспетчер советовал экипажу уходить на второй круг из-за плохой видимости, но командир решил сажать лайнер на свой страх и риск. Третья версия: неисправность лайнера. Ту-134 не выпускается уже с 1986 года.

Катастрофу комментирует пилот, авиационный психолог Алексей Герваш и Председатель комитета Госдумы по конституционному законодательству и госстроительству Владимир Плигин.

Арно: Какая версия кажется вам наиболее реалистичной?

Герваш: Нужно сказать, что выдвигать версии сейчас, до официальных выводов, занятие совершенно пустое и абсолютно неправильное, поскольку авиация – это очень серьезная структура. Одно из величий авиации – это то, что она учится на собственных ошибках. Соответственно, когда происходят такие катастрофы, как произошла сегодня, авиация прилагает очень много усилий для того, чтобы установить четкие, конкретные причины. Для этого нужно время, невозможно установить никаких причин за 12 часов после происшествия. Не нужно пытаться этого сделать. Я понимаю журналистский интерес, но это неверно с точки зрения авиации. Ничего пока неясно, есть предположения, они остаются предположениями. Будут выводы, будет четкая информация, я могу заверить, что авиация умеет делать выводы из каждой ошибки.

Казнин: Почему тогда вице-премьер Сергей Иванов уже возложил вину, по крайней мере, предварительно, на пилотов, хотя у самих пилотов, которые комментировали уже сегодня эту авиакатастрофу, есть разные версии. Многие из них, кстати, говорят, что возлагать вину на пилотов – это не просто преждевременно, а это, может быть, как раз наименее вероятная версия.

Герваш: Еще раз – рано делать выводы. Почему господин Иванов сделал выводы, этот вопрос нужно адресовать ему. Ни один профессионал в области авиации – а авиацией занимаются профессиональные люди – не будет делать выводы, не имея расшифровок бортовых самописцев. Это неправильно, некорректно, преждевременно.

Арно: А что вы можете сказать по поводу Ту-134, потому что многие боятся летать на этом самолете, отказываются.

Герваш: Давайте ответ на этот вопрос разделим на две части. Во-первых, Ту-134 – прекрасная машина, как, в принципе, и любой самолет. У нас на сегодняшний день уровень безопасности современной гражданской авиации столь высок, что любой эксплуатируемый сегодня на пассажирских линиях самолет – это очень надежный механизм. Это механизм, не имеющий аналогов надежности здесь, на земле. Поэтому делать выводы, что «тушка» опаснее, чем Boeing или Airbus – это абсолютно неверно, поскольку все самолеты примерно имеют одни и те же фантастические показатели безопасности полета. Именно с точки зрения материальной части никаких проблем сегодня самолеты не имеют, и если происходит одна катастрофа в год или две катастрофы в год в масштабах мира по материальной части, это не делает самолет опасным средством передвижения. Соответственно самолет прекрасен. Вторая часть ответа на ваш вопрос кроется в психологической составляющей. Дело в том, что люди боятся летать. Недавно было исследование в Российской федерации – 30% людей сообщили, что в той или иной степени испытывают страх перед полетом. И это не нормально. К сожалению, мы говорим сегодня, в такой день, когда произошла серьезная трагедия, погибли люди, но я хочу еще раз обратить внимание, что, к сожалению, люди погибают ежедневно здесь, на земле. Каждый день в Российской федерации погибает несколько сот человек. Самолет – исключение только потому, что это случается очень-очень редко. Если бы это случалось так же, как происходили бы ДТП, мы бы сейчас не сидели в этой студии и не обсуждали это. Именно из-за того, что это случается крайне редко, это вызывает такой общественный резонанс.

Казнин: Но все-таки, вы же понимаете, что журналисты уже нашли людей, которые постоянно летали этим рейсом, нашли человека, который летел в прошлый вторник, и он уже говорит, что «Я боялся летать на таком самолете, потому что обычно летают бразильские, какие-то очень комфортные». Это понятно, что мнение обывателя, но тем не менее. А «тушка» скрипит аж на любом повороте и просто страшно в ней находиться. Это же нельзя объяснить только аэрофобией, ведь в каких-то самолетах людям не страшно, а в каких-то они испытают это.

Герваш: Вы абсолютно неправы. Дело в том, что человек, который страдает аэрофобией и боится летать, он будет бояться летать, неважно в каком самолете.

Казнин: Тогда вот это мнение прокомментируйте.

Герваш: Мнение человека? Опять же, я не знаю лично этого человека, я с ним не общался, я не могу целенаправленно утверждать, прав он или неправ, и что у него в голове. Глобально могу сказать, что человек, который испытывает страх перед полетом, он его испытывает всегда и везде, в любом самолете. Человек, который испытывает страх перед полетом, всегда найдет в каждом конкретном самолете, почему именно сейчас он боится. А вот был уже случай, если это будет Airbus А380, он будет бояться, потому что это новый самолет, еще не обкатанный. Если это «тушка», он будет бояться, потому что она старая. Если это А-340, а ведь был же случай над Атлантикой у Air France, когда разбился А-340. Человек всегда найдет, за что зацепиться. Человек, который не боится летать, не страдает аэрофобией, а таких людей у нас 70%, ему абсолютно все равно, на чем лететь, потому что человек в состоянии адекватно оценить риски. Мы понимаем, что есть риски при авиаперелете, эти риски существует так же, как при любом другом процессе жизнедеятельности. Мы с вами, засыпая, не можем гарантировать, что мы проснемся утром. Этот дом может взорваться, сгореть.

Арно: Сразу видно, что вы психолог, невозможно никак вас поставить в тупик.

Казнин: И все-таки, насколько корректно сравнивать эту авиакатастрофу с тем, что произошло под Смоленском, когда погибла верхушка польского государства?

Герваш: По этапу полета обе катастрофы идентичны, соответственно обе катастрофы произошли на посадке. Все знают, наверное, что посадка – это самый потенциально опасный момент авиационного перелета, и соответственно можно сравнивать только по этапу полета. Все остальное было немножко разное, поскольку в первом случае речь шла о правительственном рейсе, о вмешательстве в действия экипажа, которое допустил глава ВВС Польши. Что произошло в этой катастрофе, я еще раз повторюсь, рано делать выводы. Дайте время – авиация прекрасно работает и устраняет свои ошибки.

Казнин: Вы боитесь летать? Вам же много, наверное, приходиться?

Плигин: Мне приходится все время летать. Ощущения бывают разные. Но тем не менее, я бы хотел вернуться к словам коллеги. Если мы говорим о самолетах марки Ту, то 134 модель – модель действительно уникальная для мировой авиации, поскольку, напомню, фактически с ними не было технических аварий, это была очень хорошая советская разработка. Единственная деталь, про которую хотелось бы сказать: нам удалось действительно на земле добиться определенного прогресса в течение последних лет – число смертей на дорогах России уменьшилось на 10 тысяч человек. Здесь что-то принимается и на земле. Но прежде всего, пользуясь вашей передачей, поскольку я сегодня созванивался со своими знакомыми в республике, хотелось бы искренние слова соболезнования сказать тем людям, с родственниками которых случилась эта трагедия. Несомненно, что соответствующие выводы будут сделаны. Но точно так же следует согласиться с тем, что иногда версии, которые высказываются, сами высказываем версии, главное, чтобы они не ранили и не изобреталось нечто совершенно непонятное. У людей трагедия, поэтому давайте отнесемся к этому событию, как к нашей общей беде.

Казнин: Я думаю, что вы, может быть, согласитесь, что высказывание версий – это ведь тоже какая-то терапия для тех, кто на земле, и кто будет летать. Люди хотят понимать, почему произошло.

Герваш: Высказывание ранних версий – я соглашусь со своим коллегой – может только навредить. Ранние версии не высказываются профессионалами. Заметьте, все, кто сегодня озвучивал те или иные предположения, это люди, не имеющие отношения к авиации. Поэтому, с точки зрения обывателя, любой такой вариант может больше травмировать, нежели помочь. Давайте подождем, и когда у нас будут выводы, мы в очередной раз сможем убедиться, я уверен в этом, что как и любая другая авиакатастрофа, сегодняшняя трагедия также является симбиозом нескольких факторов. Этих факторов всегда несколько, это никогда не одна ошибка. Авиация устроена таким образом, что одна ошибка пилота никогда не приведет к трагедии, хотя бы потому что пилотов двое. Авиация устроена таким образом, что отказ любой материальной части самолета никогда не приведет к трагедии. Для того, чтобы случилась катастрофа, нам необходим симбиоз многих-многих факторов. Это предположения не учитывают. Предположения, высказанные непрофессионалами, говорят – а может быть, это – вот это, а может быть, пилот, а может, туман. И у человека, которому завтра лететь, и на улице туман, создается неверное предположение, что туман практически равняется угрозе для его жизни. Это абсолютно не так.