Эксперт по евроинтеграции: «Через год-два увидим откат евроинтеграционной эйфории в Украине»

При этом российские власти продолжили стращать Украину последствиями такого шага. МИД России своеобразно поздравил Украину с историческим выбором: «Теперь у разного  рода недобросовестных  экспортеров из  Евросоюза появится соблазн проскочить  на наш  рынок через  украинский канал», кроме того в МИДе предупреждают о заградительных мерах для украинской продукции и грядущем крахе промышленности братской страны.

Президент Порошенко заявил, что готов провести консультации с Россией уже в начале июля и обсудить последствия подписания этого документа. Пока же главным последствием соглашения  стало продление перемирия с юго-востоком Украины еще на трое суток.

Обсудили эту тему с Василием Филипчуком, главой Международного центра перспективных исследований.

Кремер: Скажите, каким вы считаете главное последствие сегодняшнего подписания? Что это означает для российско-украинских отношений?

Филипчук:  Это очень серьезное, исключительно важное событие. Но это событие, по большому счету, не очень-то связано с самим текстом соглашения об ассоциации, поскольку в Украине оно уже начало жить своей собственной жизнью. Соглашение об ассоциации стало не просто документом, но просто соглашением как таковым, оно стало символом нового видения будущего страны, оно стало символом модели государства, которое наше общество хочет построить. Вне зависимости от того, есть ли там перспектива членства или нет, есть ли там инструменты и рычаги имплементации соглашения в том же духе, как это было сделано странами-кандидатами, я думаю, что это самое главное подтверждение, что мы смогли всем доказать и внутри страны, и в Европе, и в России, что мы приняли решение идти в Европу, и мы - европейская страна.

Лобков: Василий, я понимаю ваш энтузиазм, но в силу своего возраста я был свидетелем многих евроинтеграционных процессов, в том числе и в странах Балтии, которые привели на определенное время к массовой безработице, эмиграции значительной части населения, удорожания базовых цен на газ, хлеб, все, что угодно. Люди, которые сегодня радуются этому, готовы ли они? И второй вопрос сразу. В Киеве до сих пор существует Майдан. Нет ли опасности, что на Майдан придут люди, которые увидят реальные неизбежные последствия этой новой монетарной политики  Международного валютного фонда, и заставят Украину в очередной раз свернуть с этого пути?

Филипчук: Вы не поверите, но вы большего европессимиста, чем я, не найдете. Я работаю с Евросоюзом с 1997 года профессионально. Я знаю, насколько наши ожидания далеки от сущности этого договора. Я был огромнейшим критиком этого договора именно потому, что недостаточно евроинтеграционного смысла. Перспектива членства, которой там нет, это означает отсутствие необходимых объемов финансов. Мы можем через год-два реально увидеть откат евроинтеграционной эйфории и серьезную критику государства, по большому счету, только два-три десятка специалистов знают, какова цена имплементации различных директив Европейского союза. Речь идет о миллиардах.

Но, с другой стороны, мы видим, что что-то изменилось и в ЕС, впервые люди погибли за ценности ЕС. И тот факт, что для этого не было никаких юридических предусловий, они настолько нам увеличили и финансовую помощь, и пошли уже на второй этап безвизового режима. Это показывает, что, в принципе, есть шанс, чтобы мы смогли с помощью ЕС и международных финансовых институций намного сделать более мягким переход к европейским стандартам.

Лобков: На Украине есть конкурентоспособная продукция, которая продается в очень многие страны мира, это ферросплавы, это коксующийся уголь, это железо и многие другие вещи, которые производятся с огромным нарушением экологических норм, принятых в ЕС. Понятно, что если нормы ЕС будут распространяться на те предприятия, которые контролируют украинские олигархи, многие вещи станут невыгодными. Олигархат Украины, люди, которые владеют предприятиями, готовы к такому повороту событий?

Филипчук: У вас несколько составляющих этого вопроса. Олигархат, прежде всего, заинтересован в том, чтобы капитализация их предприятий была наиболее выгодной, а капитализация определяется не стоимостью сегодняшней продукции или стоимостью газа, а общественным строем, верховенством права и доверием инвесторов к той или иной стране. Если раньше говорили, что у нас капитализация умножить на три, то сейчас умножить за один доллар, потому что война, никто не купит даже за ноль эти предприятия. После имплементации соглашения, я думаю, будет минимум, как в Европе, 8-10 капитализация. Им выгоднее даже некоторые предприятия закрыть, но иметь это предприятие или в ЕС или в стране, которая близко ассоциирована, чем иметь то, что мы имеем сейчас, когда капитализация нулевая. Они являются сейчас главными жертвами и российской агрессии, и в той ситуации, в которой мы есть, и они более всего заинтересованы в евроинтеграции. Давайте не забывать, что, по большому счету, они живут в Европейском союзе, и их семьи, их капиталы, в основном, связаны с Европой. Именно поэтому они были больше всего испуганы санкциями Европейского союза во время революции.

А другой вопрос об интересе нашего общества и наших рабочих. В городах, где работают эти предприятия, огромнейший, высочайший уровень заболевания раком, потому что старые советские фильтры, даже они отсутствуют. И мы посчитали, что директива, которую ЕС требовали, чтобы мы исполнили до 2017 года, это записано еще и в других наших обязательствах, которая позволит нам поставить новые европейские фильтры, она стоит, по подсчетам, Ахметова, 80 миллиардов долларов. Представители Минтопэнерго говорили, что не будет 80, там 20-30. Ну не имеет значения, 20 или 80 – это фантастическая сумма, а это только одна директива. Откуда деньги взять? В странах-кандидатах половину этих денег давал ЕС, у нас нет даже механизма.

У нас сейчас есть выбор, вариант первый – жить дальше с этими экологическими условиями, которые просто убивают наше население, вопрос второй – самим же за свои деньги или найти эти деньги. По большому счету, это не государственные предприятия, это предприятия частные. Я думаю, что, прежде всего, здесь должны были бы заинтересованы те же олигархи. И третий вариант, который я считаю реальным, после всего того, что произошло, ЕС чувствует себя морально обязанным помочь. Я думаю, что если сейчас наше правительство сможет быстро и эффективно доказать, показать, что эти деньги не будут разворованы, а их направят на то, чтобы улучшить экологические стандарты, я думаю, что ЕС, если не 100%. Но 50% поможет. Поможет получить выгодные кредиты Европейского инвестиционного банка.

Лобков: А есть некое опасение в обществе, которое было в российском обществе в 1991-1992 годах, на сломе как раз, когда Россия интегрировалась с внешним миром, с западным миром, что некие чужие советники, западные советники залезут своими руками в казну и будут распределять, что нужно, а что не нужно, увольнять людей, определять, сколько чиновников нужно в этом месте, сколько в этом? В этом тогда и захлебнулись российские реформы.

Филипчук: Вы знаете, хуже, чем украинские чиновники, быть не может в принципе. Хуже, чем Янукович с золотым батоном и 30 миллиардов сворованных денег, даже теоретически, если бы сейчас марсиане прилетели, я думаю, с ними было бы лучше. Хуже, чем то, что у нас творилось за последние несколько лет, придумать невозможно. Я думаю, если бы сегодня всех наших судей выгнали и вместо них пригласили эстонцев, народ бы аплодировал. Если бы сейчас наших бюрократов из Минтопэнерго выгнали всех до одного, а вместо них пригласили бы из Португалии или еще откуда-то, народ бы аплодировал. Это всех достало, коррупция ничем неограниченная, воровство является главнейшей проблемой этой страны. Нет ни малейшего желания дальше кормить этих негодяев.