Экс-замминистра образования и науки Игорь Реморенко о том, почему в Дагестане списывают ЕГЭ, введут ли в России школьную форму, и как при Фурсенко в них бросали яйцами

Больше всего таких – на Кавказе, в первую очередь, в Дагестане. Из всех семисот с лишним нарушений – двести двадцать приходятся конкретно на эту республику. Когда в Рособрнадзоре провели выборочную проверку работ выпускников, которые набрали на ЕГЭ больше 80 баллов, серьезные нарушения выявили в 77 процентах заданий, из них половина – тысяча с лишним работ   тоже в Дагестане, и все они сейчас аннулированы.

В свое время главной причиной нарушений тогдашний замминистра образования Игорь Реморенко, курировавший ЕГЭ, называл то, что выпускники тотально списывают, а во время экзамена им помогают учителя. Потом он уволился из министерства, и, как стало известно сегодня, возглавил Московский городской педагогический институт.

Игорь Реморенко был с нами в студии.

Кремер: Почему именно в Дагестане такой низкий уровень контроля и высокий уровень нарушений?

Реморенко: В Дагестане в этом году в связи со сменой власти, приходом нового министра и смены кабинета, наконец, были налажены нормальные процедуры проведения ЕГЭ: появились общественные наблюдатели, появились выезды контрольные на пункт приема ЕГЭ, и это проявилось просто все, что накапливалось много лет. Так и должно было быть.

Дзядко: На фоне всех разговоров о ЕГЭ эта цифра – более 700 человек, и вообще фон – вам кажется, это тенденция к улучшению ситуации?

Реморенко: Во все прошлые годы фон был еще хуже, просто его меньше замечали. Что точно произошло в это время – просто люди стали реагировать значительно сильнее. Известный ролик «ЕГЭ в Дагестане», который был снят 2 года назад, тогда набрал 30 тысяч просмотров, а сейчас почти миллион. Просто он вызывать стал совершенно другое отношение. Это очень здорово, что мы на это стали так реагировать.

Дзядко: Если говорить про образование, невозможно уйти от фона, в котором работает Министерство образования весь последний год. Ваш уход из ведомства…

Реморенко: Мой уход был связан с тем, что я с 2007 года занимаюсь в различных статусах модернизацией педагогического образования, мне эта тема крайне интересна, потому что именно в тот период, когда страна испытывает большой экономический рост, в какой-то момент наступает, когда нужны новые культурные потребности. А тут педагогическое образование со своими чемоданами, которое умеет своих учителей учить слушать детей, которое умеет организовывать дискуссии, работать с новыми культурными нормами – то есть мы тут в полный рост и развернемся. Педагогическое образование сейчас очень востребовано.

Кремер: То есть вы ушли, потому что вам было куда уходить.

Реморенко: Дмитрий Ливанов в своем интервью сказал, что мы об этом еще говорили год назад, он попросил меня поработать год, чтобы настроить работу в школе и дошкольном образовании, что я и сделал. Сейчас вполне работоспособная команда.

Кремер: Внешне это выглядит так, что Игорь Ремаренко и Игорь Федюкин стали сакральными жертвами, чтобы сохранить место министра образования Дмитрию Ливанову, на которого со всех сторон льется критика.

Реморенко: Я работал еще при Фурсенко, и когда мы выходили, в нас бросали яйцами, по Министерству бегали курицы, были люди, которые приковывали себя наручниками к батареям. Этого сейчас нет. мне работалось весьма комфортно.

Дзядко: Были гневные высказывания с трибун Государственной Думы, призывы отправить Ливанова в отставку. Насколько система образования реформируема? Почему идея реформы образования так всеми воспринимается в штыки?

Реморенко: Нет ни одной страны мира, где бы граждане были довольны работой своего министерства образования. Я могу рассказать секрет: когда один из наших министров приехал на Клуб министров образования Европы, ему говорят: «У тебя учителя бастуют? Студенты выходят на демонстрации? Welcome to club».

Кремер: Насколько вы можете сказать, что основная проблема реформы образования – это непонимание?

Реморенко: Два обстоятельства. Первое – эта сфера давно существует. Она настроена на индустриальный тип общества, начала давать сбои, но одновременно она является самой укоренившейся социальной системой. Когда правительство, разные инициаторы проводят подобного рода реформы, это всегда больно. Но вся тягость ситуации в том, что сейчас кто быстрее нащупает эти новые функции образования, тот быстрее шагнет в будущее общество, потому что от человека зависит все больше и больше.

Дзядко: Если говорить не о новых функциях образования, а о его старых формах, сейчас активно обсуждается тема введения школьной формы. На днях исполняющий обязанности главы Департамента образования Москвы заявил, что единая форма на региональном уровне вводиться не будет, но будет школьная форма, и каждая школа будет ее сама определять. Вы на какой стороне, и насколько этот вопрос принципиален?

Реморенко: Все, что сейчас было объявлено в Москве, в полной мере соответствует тем министерским документам, которые распространялись как обязательные для всех регионов. Есть модельный акт по введению школьной формы. То, что происходит в Москве, ему соответствует. Это федеральная норма, действующая с 92 года, которая говорит о том, что образовательная программа разрабатывается и утверждается разными учреждениями самостоятельно.

Кремер: Вы как к этому относитесь?

Реморенко: Если школьный совет собрался и договорился, как должны ходить дети у нас в школе, это нормальное решение. Они могут принять форму достаточно свободную. Это даже не форма, а требования к одежде. Возможны различные вариации, как решит школьный совет.

Дзядко: Если я правильно понимаю смысл введения школьной формы, оно призвано нивелировать различные финансовые и прочие различия между детьми.

Реморенко: В первую очередь, почему это делается во всем мире, это подчеркивание того, что наша школа имеет какую-то особенность, что мы над этой особенностью работаем, что мы принадлежим общему коллективу, который вместе чего-то достигает. Здесь есть очень позитивный элемент общности. Если это делается открыто и люди об этом ведут дискуссии, договариваются, спорят, эта дискуссия много чего дает. Он учит людей договариваться, выбирать, понимать, в чем их общность.

Кремер: Дискуссия вокруг нового учебника истории тоже что-то дает?

Реморенко: В сообществе историков, наверное, дает. Мне кажется, дискуссия истории всегда чего-то дает. Думаю, что сам отказ от того, что это будет единственный учебник для всех, важное решение.

Дзядко: Огромное количество людей считает иначе.

Реморенко: Просто хотя бы потому, что у нас есть ребята, которые изучают историю углубленно, и есть ребята, которые изучают на базовом уровне. Есть дети с особыми потребностями, им нужен свой учебник. Когда историки договариваются о некой канве, принципиальных событиях, это, конечно, на пользу.

Дзядко: Сегодня стало известно, что вы возглавили Московский городской педуниверситет. Какие первые радикальные изменения ожидать?

Реморенко: В первый день моей работы была встреча с коллективом, мы обменялись мнениями, над чем предстоит работать. Первое, что предстоит сделать – оценить стратегию развития университета и познакомиться с тем, как видят ее все 12 наших институтов.