Орлова: Василий, как в бизнес-круге воспринимают уголовное дело в отношении Евтушенкова? Считают это единичным случаем, таким точечным ударом, связанным исключительно с нефтяными активами или это уже рассматривается как начало какой-то цепи по возможному не совсем законному переделу собственности в России?
Сидоров: За все сообщество точно сказать не смогу. Вряд ли кто-то из разумных людей воспринимает эти события как признак торжества правосудия. Конечно, все одинаково понимают, что это плохой сигнал для всего рынка и его участников относительно того, насколько в принципе можно быть уверенными в каких-нибудь правах на какие-либо активы. Так что, конечно, реакция негативная вне зависимости от деталей ситуации. Сама символика этого действия воспринимается однозначно негативно.
Орлова: А что должен делать российский бизнес в такой ситуации? Нужно ли вступаться за Владимира Евтушенкова или лучше посидеть тихо, потому что, видимо, всем есть, что терять?
Сидоров: Я думаю, любой крупный бизнесмен, любой крупный бизнес в той или иной степени зависит от государственного ресурса в виде кредитов, в виде частотного ресурса, в виде лицензий на разработку месторождений. Очевидно совершенно, что, будучи в той или иной степени зависимым от этого государственного ресурса, все равно всегда происходит некая борьба, которая не всегда линейная, за доступ к этому ресурсу, за очередность этого доступа.
Данная ситуация, возможно, это просто пример того, как в отношении человека, у которого точно доступ к административному ресурсу был и остается, нашелся кто-то с более крупным рычагом. Игра шахматная немножко повернулась против Владимира Петровича. Я думаю, что опытные бизнесмены воспринимают это именно как часть игры. Если это та самая рейдерская атака, о которой говорил сам Владимир Петрович, то в любой рейдерской атаке всегда есть поле для договоренности. В этом смысле эта новость не для всех шокирующая. Шокирует, скорее, символика того, что если заказчиками рейдерской атаки выступают весомые заказчики, они могут коснуться любого, даже топ-15 наших предпринимателей.
Орлова: Я прошу прощения, но я все же не услышала ответ на свой вопрос, что делать бизнесу в отношении возможной защиты. Вот Шохин вступился, Чубайс на словах вступился. А остальным что делать? Многие отказываются это комментировать, по крайней мере, в эфире.
Сидоров: Отказываются по причине той или иной зависимости или того или иного отношения с государством. Если заказчиками данной ситуации являются носители государственной власти, то совершенно очевидно, что никто не хочет ссориться с этой государственной властью в контексте данной ситуации, к которой они могут не иметь никакого отношения. Это, к сожалению, некое правило игры, которое явилось в данном случае обществу с не очень приглядной стороны.
Это не значит, что это не является частью бизнеса крупных структур, примером борьбы за защиту своих активов, за защиту от обладателей того или иного административного ресурса, за защиту от тех или иных правоохранителей и так далее. Это то, что составляет, к сожалению, значимую часть того времени, которую приходится тратить основным акционерам крупного бизнеса в отношении своих компаний. В данном случае первый фланг защиты прорван, видимо, и дошло все до другой степени драматизма.
Орлова: Когда ЕС и США только начали вводить санкции против России, было такое мнение, что сейчас российский бизнес, российская элита сплотится и как-то попробует повлиять на высшее руководство страны, на Владимира Путина, потому что это невыгодно всем. Но не произошло ничего подобного. Уголовное дело против Владимира Евтушенкова способно хоть как-то консолидировать бизнес-элиту России или будут делать, что нас это не касается?
Сидоров: У нас разобщенность общества транслируется и в бизнес-сообщество. Всегда в текущей ситуации любому крупному предпринимателю, которому есть, что терять, в виде миллиарда долларов стоимости своего бизнеса, всегда будет приоритетнее и важнее защита своего поля, а не вступление за кого-то, не имеющего отношения к их бизнесу. В этом смысле клубность крупного бизнеса в моем понимании имеет свои ограничения.
Хотя, конечно, это сигнал для всех, с точки зрения того, что носители экономической ответственности за крупный бизнес, за существенные части экономики должны в какие-то критические моменты, может, это сейчас один из тех моментов, особенно на фоне макроэкономической ситуации, должны выступать более единым фронтом. Но я очень сомневаюсь, что это произойдет в той мере, в которой вы, может быть, хотели бы ожидать.
Орлова: Политолог Станислав Белковский высказал такое мнение, что Владимир Путин не признает права собственности, потому что он считает, что все активы российских олигархов были получены ими в той или иной степени во время приватизации, это все равно все государственные какие-то активы, поэтому бизнесмены, скорее, обладают таким правом пользования этими активами, и в любой момент их можно забрать, перераспределить в пользу государства. Есть у вас какое-то знание, считает ли так же кто-то в бизнес-кругах? Может быть, кто-то начал приходить к такому же мнению, что в принципе прав собственности особенных нет?
Сидоров: Мне сложно комментировать мнение президента. Честно говоря, я о таком его мнении ничего не слышал. Что касается мнения участников рынка и участников, например, правоохранительной деятельности, мне тоже приходилось наблюдать за таким подходом к активам, как к чему-то такому, что имеет только временного собственника. Насколько этим руководствуется крупный бизнес, вы, наверное, сами читали комментарий некоторых участников топ-10 наших предпринимателей, которые ровно это и говорили, что они считают себя временными пользователями вверенных им активов до тех пор, пока государство не попросит отдать их обратно. Поэтому, наверное, такая точка зрения имеет место в каких-то кругах.
Это, к сожалению, отчасти имеет корни и 90-х годах, и 2000-х частично в плане того, как создавались капиталы, насколько они прочно основываются на чистых правовых основаниях. Но это сложно уже обсуждать, основные сроки давности уже прошли. И бизнесы, принадлежащие частному капиталу, конечно, в целом управляются существенно лучше, чем, например, государственные активы, государственные компании, где контрольные пакеты у государства.
В моем понимании частный бизнес, и Владимир Петрович тому, конечно же, пример, доказал, что как собственник он все равно эффективнее. Как создавался первоначальный капитал, возможно, в чем-то тема спорная, но я хочу сказать, что, например, компания МТС, которая была создана господином Евтушенковым на совершенно конкурентном рынке, в основном выросла без какого-либо особенного ресурса, если говорить о региональном и международном развитии, и в итоге выросла в лидирующего оператора сотовой связи. Ну и других примеров много, но самое главное, что государство не может нигде практически себя показать и доказать, что оно является более эффективным собственником и более эффективным управленцем экономических единиц.
Поэтому в этом смысле это плохой сигнал. В этом смысле объединяться крупному бизнесу есть за что. И вообще людям, склонным к предпринимательству и к экономической свободе, объединятся, чтобы доказывать, что, наоборот, бизнес-сообщество, при соблюдении им законов, имеет право не только на существование, но и на поддержку, и не надо ничего перераспределять, отнимать, потому что это плохой сигнал, он не тактический, его последствия не проходят за два дня, и в памяти сохраняется на многие годы. Это реальный удар для рынка на многие годы, по восприятию инвесторами, не только внешними, но и внутренними, рисков, по уверенности людей в завтрашнем дне и в целом в будущем страны.
Фото: РИА Новости, Валерий Левитин
' style='fill:%23c4c4c4;fill-opacity:1'%3E%3Cpath d='M93.28-57.4h2.52l-6.33 11.74h-2.6l6.41-11.75zM98.5-57.4h2.52L94.7-45.67h-2.6l6.4-11.75zM103.78-57.4h2.52l-6.33 11.74h-2.6l6.4-11.75z'/%3E%3C/a%3E%3C/svg%3E)
