Экономист Михаил Субботин: отъезд за границу мог быть одним из условий освобождения

Дзядко: Вы имеет к делу ЮКОСа косвенно отношение, поскольку вы один их экспертов по второму делу. Смотря сейчас на то, что происходит, шпионскую, детективную закрученную историю, как бы вы это назвали? Это эмиграция, это высылка, это сделка, это шантаж?

Кремер: Это эвакуация?

Субботин: Не знаю, я над этим не задумывался. Мне хотелось бы надеется, что это некое осмысленное решение, вполне прагматичное, потому что о том, что необходимо завершать эту всю историю в какой-то форме, и вообще все войны кончаются миром рано или поздно. Об этом говорили давно. Я не согласен, что это какое-то спонтанное и быстрое решение, потому что мы видели, как в начале недели пошла канонада из разных источников, из утечек, из заявлений замгенпрокурора.

Кремер: Вы имеете в виду обсуждение третьего дела?

Субботин: Да-да. Я думаю, что это была форма определенного давления для того, чтобы договориться о каком-то компромиссном решении. Я думаю, что часть этого компромисса является это помилование. Я думаю, что это вполне осмысленное решение, никакое не спонтанное. То, что была выбрана такая форма, и были разделены два вопроса – третье дело ЮКОСа, которое прозвучалонепосредственно на пресс-конференции, и заявление о помиловании Ходорковского, которое прозвучало в кулуарах, я думаю, что это тоже продуманная акция. В этой связи меня больше интересует, что за этим последует, потому что чрезвычайно важна цепочка. Условно говоря, если объявляется помилование Ходорковскому, то смысл третьего дела, о котором весьма скептически и сам президент отозвался, но исчезает автоматически. Но это нужно сделать, это как в известном фильме, потом должны прийти и сказать, что вы знаете, мы ошибались, вас задерживали напрасно, возвращаем документы, извиняемся.

Кремер: А вам по-прежнему не вернули документы.

Субботин: То есть пока третье дело не закрыто. Казалось бы, следующим элементом этой цепочки должно быть завершение этого дела, возвращение документов и так далее. Следующим элементом, с моей точки зрения, это совершенно бессмысленно держать в заключении подчиненных Ходорковскому по ЮКОСу, освободив главу компании. Следующий элемент цепочки – это обсуждение вопроса о том, что нужно менять в законодательстве, если мы хотим не повторять все эти истории.

Дзядко: С этой цепочкой мы сейчас дойдем до того, что компания ЮКОС будет существовать.

Субботин: Наша компания не занимается конкретными делами, мы занимаемся созданием тех условий, которые необходимы для привлечения инвестиций. Среди версий, которые только что были озвучены, не прозвучала одна, она, с моей точки зрения… Я считаю, что все версии имеют право на существование, и они работали в комбинации. Но одна для меня совершенно очевидная – это в условиях посткризисного развития страны с 2009 года темпы экономического роста все падают и падают. Как заявляют все: и руководители правительства, и эксперты, внутри этой проблемы находится инвестиционный кризис, инвестиционный голод, нежелание инвесторов вкладывать деньги в экономику. А это преодолевается доверием.

Дзядко: Михаил Ходорковский в результате некой спецоперации оказался на свободе. То, что это спецоперация, мне кажется, никем под сомнение не ставится. Он в результате спецоперации был арестован, в результате спецоперации он освобожден. Никто не знает, откуда он летел, куда он летел, куда он летит, где он сейчас находится, когда и через кого он передал свое прошение о помиловании. Неужели после освобождения, в результате такой спецоперации главного заключенного России, что инвесторы сюда побегут, сюда потечет золотой поток?

Субботин: Я поэтому и говорю о длинной цепочке, которая в своем финале должна обеспечить наряду с массой чрезвычайно важных для инвесторов вещей, две принципиальные – это защита личной свободы предпринимателя и защита прав собственности. До тех пор, пока это не будет сделано, а тут очень много, начиная от модернизации уголовного законодательства, кончая судебной реформой. Это огромное поле для деятельности, масса вещей подготовлена. В зависимости от того, насколько широкое будет это движение, насколько будет оно последовательным, комплексным, зависит приток инвесторов. История с Ходорковским, не случайно тогда рынки упали, потому что тогда это был сигнал для инвесторов, что это становится опасно, появляются новые иски в стране. А возвращение Ходорковского не компенсирует то падение, потому что теперь уже инвесторы говорят: «Где правовые гарантии, где правоприменение, которое позволяет нам не опасаться за вложенные деньги?». Поэтому реакция была куда более спокойной, потому что ждут следующих шагов, и очень важно, чтобы эти шаги последовали.

Кремер: Судя по всему, действительно Ходорковский сейчас направляется в сторону Европы, это следующее звено. Сейчас пока такое звено. Как вы его можете трактовать? Что это? Зачем?

Субботин: Это можно объяснить десятью способами. Если в этом участвовала Германия, какие-то переговоры Меркель вела чуть ли не каждый год, едва ли не несколько раз в год.

Дзядко: Сегодня она, комментируя факт подписания указа, сказала, что неоднократно она эту тему поднимала.

Субботин: Это может быть ситуация, как некое продолжение, то, о чем я говорил, что на самом деле это чрезвычайно важный симптом, но не более того. Должны быть следующие шаги. Не исключено, что какое-то время и для реабилитации, и для того, чтобы посмотреть, как будут развиваться события, нужно, что называется «глаза в глаза лица не увидать», «большое видится на расстоянии». Не исключено, что некая такая пауза нужна и для покойного переосмысления, спокойной адаптации к совершенно другой жизни уже на свободе.

Кремер: То есть вы хотите сказать, что это решение самого Ходорковского поехать сейчас в Германию?

Субботин: Я не могу сейчас ничего сказать. Это гадание на кофейной гуще. Я могу только предполагать, что ничего случайного не бывает.

Кремер: Как вы предполагаете, чем он займется?

Дзядко: Я немножко переформулирую вопрос, если ты позволишь.

Кремер: Давай.

Дзядко: Кем бы вы хотели его видеть сейчас, занимающимся чем, делающего что?

Субботин: Мне бы хотелось, чтобы человек восстановился с точки зрения социальной адаптации, с точки зрения здоровья родителей, с точки зрения отношений с детьми. Представить себе, что он должен был пережить за эти 10 лет, никому не пожелаешь. А с точки зрения потом, потом будет видно. Судя по тому, что он публиковал, судя по тому, что он явно много думал, я не думаю, что это останется в туне, я думаю, что это будет совершенно очевидный запрос на общественную деятельность. В какой форме она будет осуществлена, это другой разговор. Я не думаю, что это будет возвращение в бизнес, я вовсе не убежден, что это будет какое-то обращение к политике.