Дмитрий Литвинов о том, считает ли он себя хулиганом, почему Путин неверно информирован насчет «Гринписа» и о том, что спросил о российской тюрьме его отец диссидент Павел Литвинов

25/11/2013 - 13:48 (по МСК) Мария Макеева

Дмитрий Литвинов, сын советского диссидента, участника демонстрации на Красной площади 1968-го года Павла Литвинова, правнук советского наркома иностранных дел Максима Литвинова, один из создателей «Гринпис России», а также один из 30-ти гринписовцев «Арктик Санрайз». 

«Мы не хулиганы, мы экологи», — провозгласил сегодня в зале суда пресс секретарь «Гринписа» Дмитрий Литвинов. Он гражданин Швеции. Его отец — известный правозащитник Павел Литвинов, который в Советское время протестовал на Красной площади против ввода Советских войск в Чехословакию. Дмитрий Литвинов произнес свою речь на английском языке.

Он отметил, что скрываться не в его интересах, он сам заинтересован в расследовании.

«Это шанс рассказать всему миру, российской общественности, властями нашу историю. Наша поездка не была хулиганством или выражением нашего неуважения к обществу. Когда мы поплыли в Арктику, у нас была цель показать какому риску подвержен весь мир, климат и окружающая среда в мире и России из за крупно масштабных операций на нефтяных месторождений в Арктике компаний «Газпром», «Роснефть», «Шелл», «Эксон» и других», — сказал эколог.

Дмитрий родился в России, с 1994 года живёт и работает в Стокгольме с супругой Анитой и тремя детьми. В Гринпис он пришёл в 1989 году в США. Работал в британском, российском офисах и в «Гринпис Интернешнл».

Много сил Дмитрий отдал проблемам, связанным с прекращением испытаний ядерного оружия, варварским промыслом рыбы в Антарктике. Он признанный специалист в политической антропологии, окончил Уэслианский университет.

Дмитрий Литвинов из семьи, не одно поколение которой пострадало от произвола власти. Его отец был одним из тех семи человек, которые участвовали в демонстрации на Красной площади в 1968 году против ввода войск в Чехословакию и которые были впоследствии репрессированы. Павел Михайлович Литвинов может гордиться своим сыном.

Макеева:  Слышали ли вы, что Владимир Путин на ваш счет говорил? О благородности целей и о совершенной невозможности того, какие вы средства для реализации этих целей выбрали. Что скажете на это?

Литвинов:  Я согласен с Владимиром Путиным насчет благородности целей. Я не согласен с ним насчет того, что те методы, которые мы использовали, были каким-то образом плохи. Это методы ненасильственного гражданского неповиновения, которые были разработаны и внедрены такими борцами за справедливость, как Махатма Ганди, как Нельсон Мандела, как Мартин Лютер Кинг. Это, по-моему, совершенно легитимный метод привлечения внимания к тем проблемам, которые существуют в обществе, совершенно необходимый в демократическом обществе, для того чтобы изменить ситуацию к лучшему.

Макеева:  К Махатме Ганди Путин декларирует очень почтительное отношение, есть разные истории с этим связанные, как Путин якобы восторженно относится к Махатме Ганди. Тем не менее, он говорит совершенно конкретную вещь, что вы могли подвергать опасности водолазов, которые в тот момент работали около «Приразломной», и вы будто бы чуть ли об этом не знали, или не знали, но случайно подвергли их опасности. Вы знали о том, что там работают водолазы?

Литвинов:  Если Владимир Путин так утверждает, то его неправильно информировали. Действительно, в районе «Приразломной» работали водолазы, мы об этом прекрасно знали, это было просигналировано судном, которое проводило водолазные работы. Мы обходили район водолазных работ более чем за 1 морскую милю, что, собственно, и есть требование для безопасной работы водолазов, которое применяется, практикуется при проведении морских работ. Так что мы все это знали, мы приняли все меры. У нас была связь с водолазным судном, у нас была связь также с ответственным судном береговой охраны. Так что, я думаю, что Владимира Путина в данном случае неверно проинформировали.

Макеева:  Как вы считаете, чем завершится эта история? В ней столько удивительных моментов, скажем так. Начиная с того, что, конечно, много говорилось, и только что капитан судна в нашем эфире говорил о том, что никто не ожидал, что это будет такое задержание на 2 месяца, и так по-серьезному, что и «Хулиганство», и «Пиратство», что самое главное. Как вы считаете, какая будет развязка? Чего вы ждете?

Литвинов:  Конечно, это был большой шок для нас всех. Такого типа акции мы проводим уже не первый год, уже последние, скажем, 40 лет. Даже я лично участвовал в практически идентичных акциях во всем мире против добычи нефти в Арктике и около американских берегов, около Гренландии, около Норвегии и т.д. Так что для меня это было совершенным, полным шоком – тот факт, что нас таким довольно грубым видом задержали в международных водах, совершенно нелегально, после этого представили обвинение абсурдное, мягко говоря. Называть нас пиратами вообще ни в какие ворота не лезет. Да и, собственно, хулиганами, потому что хулиганы – это означает, что человек совершает какие-то антиобщественные действия, причем, обычно с применением насилия. У нас же, наоборот – то, что мы делали, это было для поддержки общества, для защиты общества, для будущего общества. Чтобы сохранить как морскую среду, так и глобальную среду, глобальный климат от такой совершенно сумасшедшей идеи – добычи нефти в Арктике. Да, мы были довольно сильно удивлены, мягко говоря.

Чем это закончится? Бог его знает. Я надеюсь, что справедливость все-таки восторжествует, нас отпустят, и всем дадут по медали.

Макеева:  Если не по медали, но отпустят, тем не менее. Вас это не охладит в дальнейшем от того, чтобы участвовать в подобных акциях на территории Российской Федерации? Наверное, вы только за себя сейчас можете сказать.

Литвинов:  Да, я не могу, конечно, за всех говорить. А с чего бы это меня должно охладить? Я не считаю, что я совершил что-нибудь такое неверное или неправильное и даже, собственно, особенно нелегальное. Вопрос, проблема, конечно, остается. И пока проблема, причем острая, остается, нужно с ней бороться. Я считаю, что я просто морально обязан продолжать работать за защиту окружающей среды. Я уже не первый год это делаю в «Гринписе», я не собираюсь никаким образом переставать это делать.

Макеева:  Это можно рассматривать как такое предупреждение со стороны российских властей: вот, мы вас предупредили. Причем по серьезному предупредили: 2 месяца тюрьмы – не шутки. В следующий раз, мол, уже тогда не обессудьте. Не опасаетесь такого развития событий?

Литвинов:  Я не считаю, что я совершал какие-то преступные действия, я не уголовник, не бандит, не хулиган, не пират. Я – борец за чистую окружающую среду и против уничтожения океана.

Макеева:  Ваша позиция понятна. Я про то, какие действия можно ждать со стороны российских властей. Тут одно дело, что вы об этом думаете, а другое дело – как они себе это мыслят.

Литвинов:  Я понимаю. Я надеюсь, что российские власти по окончании этого процесса тоже поймут, что все-таки справедливость должна восторжествовать и что нельзя просто так, совершенно безнаказанно, по собственному желанию арестовывать людей, которые не нарушают законы. Я надеюсь, что в будущем у нас будет возможность продолжать заниматься такой же деятельностью, какой мы занимались до этого.

Макеева:  В русскоязычном Твиттере пишут: «Вот, не на американскую платформу «Гринпис» набросился». Мы-то знаем, что действия «Гринпис» не имеют границ в этом смысле, поскольку имеют совершенно неполитические цели. Если можно, расскажите, пожалуйста, вы принимали участие в большом количестве акций, таких мощных и громких, в том числе, об акции, которая имела четко желаемый результат. Вот я добился этого, как представитель «Гринпис», вот это конкретно предмет моей гордости. Вот какой-то такой пример, если можно.

Литвинов:  Таких примеров, на самом деле, довольно много. Те примеры, которые я могу привести из собственного прошлого, пожалуй, то, чем я больше всего горжусь – это когда в Швеции собирались начать продавать нефтепродукты, которые производятся из пальмового масла. Пальмовое масло производится при очень крупномасштабном уничтожении девственных лесов в Юго-Восточной Азии. Как результат кампании, которую мы проводили как на политическом уровне, так и в прессе, и конечно, через прямые ненасильственные акции, протесты – это привело к тому, что та шведская компания, которая собиралась начать ввоз в страну этих продуктов, отказалась от этого. Просто они поняли, что нельзя это делать безболезненно, что их клиенты и покупатели будут знать, что они имеют дело с компанией, которая имеет прямое отношение к уничтожению девственных лесов. Это из моего прошлого такая совершенно четкая и очень радостная была победа.

А в принципе, вы говорите насчет того, что в Твиттере нас обсуждают за то, что мы не лазаем на американские платформы. Ну как же – в позапрошлом году как раз мы делали акцию против платформы, которую компания Shell нанимала для того, чтобы бурить нефть около берегов Аляски. В прошлом и позапрошлом году я участвовал в акциях против финских судов поддержки, которые шли на помощь Shell, когда те собирались бурить около Аляски. Я также принимал участие в акциях против буровых платформ компании Statoil, которые собирались бурить в Арктике у норвежских берегов. «Гринпис» также работал Гренландии. Я не знаю, что в Твиттере пишут, я уже несколько месяцев Твиттер не читаю, но в данном случае это ошибочно.

Макеева:  Мы сейчас им твиттнем в ответ. Я надеялась, что вы приведете эти примеры. Ваш отец был один из тех семи человек, кто вышел на Красную площадь, протестуя против ввода советских войск в Чехословакию. Прошло несколько лет, он знает, что такое российские, советские еще тюрьмы. В ссылке, какие-то урановые рудники, работал электриком в читинских урановых шахтах – жуткая история. В 1984 году семья эмигрировала в США. Собственно, вам с отцом удалось после этого как-то поговорить, связаться? Что он сказал? Трудно себе даже представить, что он переживал, глядя, следя за вашей судьбой.

Литвинов:  В первый день, как только я вышел из тюрьмы, это был один из первых звонков – поговорить с отцом, поговорить с сестрой. Самый первый был, правда, жене. Действительно, была громадная радость, облегчение, что все это, по крайней мере, на данный момент как-то заканчивается. Он да, он волновался, спрашивал, как там в камере. Он сел в Лефортово, напомнил, что там был очень плохой свет, трудно было читать. Не испортил ли я глаза – такого типа вопросы задавал. Очень волновался, да вообще вся семья. Мне присылали передачи, когда могли, на словах, через адвоката, передавали слова поддержки. Это было важно для меня. Я думаю, что вся моя семья, все мои родные сейчас сделали глубокий вздох и выдох. Да, он волновался, как вы говорите, его опыт был в советские времена, у него были опасения, подозрения, что мне придется отсидеть гораздо более долгий срок, чем тот, который мне пока что пришлось провести за решеткой. На данный момент все дышат уже боле или менее свободной грудью. 

Другие выпуски