"Черный список" иностранцев: за свободу передвижений

Дума обсуждает новый закон. Нежелательным иностранцам могут запретить въезд в Россию. Речь идет, прежде всего, о чиновниках.

Законопроект напоминает список американского сенатора Бена Кардина, в котором оказались почти 100 российских граждан, в основном силовиков, чьи счета в американских банках должны быть заморожены, а въезд на территорию США навсегда запрещен. Все они, по мнению сенатора, причастны к гибели юриста Сергея Магнитского.

И парламентарии, и российский МИД сначала называли инициативу Бена Кардина вмешательством во внутренние дела России. Теперь же решились на зеркальный ответ. 

Законопроект обсуждаем с депутатами Государственной Думы Валерием Рашкиным, членом КПРФ, и Сергеем Марковым из "Единой России".

Писпанен: Как вы считаете, зачем такой законопроект, на самом деле совершенно непонятный пока?

Марков: Это очень даже понятно. Я вообще-то сам по себе против каких-либо ограничений свободы передвижения, поскольку я сам пал жертвой такого рода запретов. Меня Лукашенко задерживал, высылал, затем по приказу Ющенко меня в Украине задерживали, выслали. Потом по тайному решению эстонского правительства меня задержали в Германии, поскольку оказалось, что эстонское правительство внесло меня в «черный список» невъездных в шенгенскую зону за то, что я помогал молодежным движениям, в частности, связанным с этим Бронзовым солдатом – помните, были многочисленные протесты? Поэтому я против. Но как был решен мой вопрос по въезду в Украину? Наши ответные меры запретили Петру Порошенко, Владиславу Каскиву - видным деятелям «оранжевой революции» въезжать в Россию. Тогда она пришли, Ющенко взяли за рубашку, сказали: «Виктор Андреевич, давай-ка, сядь с россиянами за стол переговоров». И он сел, и все эти «черные списки» были ликвидированы, и я туда поехал. Поэтому этот закон, можно сказать, существует не против свободы передвижения, а за свободу передвижения – чтобы наших они не ограничивали. Не чтобы мы им не давали, а чтобы они нас прекратили в «черные списки» вносить.

Казнин: Американский список – это, в первую очередь, борьба с конкретной очень мощной коррупционной составляющей в верхушке российской власти.

Марков: Если американцы хотят, чтобы виновники в смерти Магнитского были наказаны, они должны арестовать господина Браудера, у которого, как известно, этот Магнитский работал финансовым консультантом.

Казнин: Ну это не он же проник в СИЗО и задушил его.

Марков: Нет, он туда послал Магнитского.

Писпанен: Неправда.

Марков: Это у него спецзадание такое было.

Казнин: От кого?

Марков: Браудер – известный человек. Ему стратегию прописали. По этой стратегии Магнитский, вы знаете, сколько писал в день жалоб на тюремщиков своих?

Казнин: И ни одна при этом не был удовлетворена.

Марков: Около 5-6 до 12.

Казнин: В итоге он умер.

Марков: В итоге он оказался в конфликте с тюремщиками. И в критический момент, когда Магнитскому была по-настоящему нужна медицинская помощь, эти люди, конечно, преступным путем, лишили его этой медицинской помощи. Конечно, эти тюремщики виноваты в огромной степени в том, что они не предоставили Магнитскому медицинскую помощь, когда она ему была необходима.

Казнин: Она ему все время была необходима.

Писпанен: Он уже больной попал в СИЗО.

Марков: Конечно, это без сомнения преступление. Оно сейчас расследуется, мы должны узнать, кто в этом виновен. Но снимать вину и с другой стороны, с тех, кто послал туда Магнитского, кто захотел, чтобы он сидел в тюрьме, чтобы отстаивать интересы, шантажировать российскую власть, то есть с господина Браудера, мы тоже не имеем права.

Писпанен: На самом деле мы говорим не о Магнитском сейчас.

Рашкин: Это закон, это не один человек, не один Магнитский – это целый закон. Это система давления на российскую политику, это однозначно. В принципе такой механизм, я считаю, должен быть.

Писпанен: То есть такие «черные списки»?

Рашкин: Да, но там надо убрать политизированность.

Казнин: Они и так не в списке, преступников все равно не пустят.

Писпанен: Наверное, это все-таки нужно делать по решению суда какого-нибудь, а не чиновников?

Рашкин: Почему я против. Этот закон будет использован с точки зрения давления на политическую волю нашего государства – России. В том числе особенно стран СНГ. Белоруссию ту же самую возьмем. Элементарно – делают списки уже, только какой там Магнитский, там рядом не стояла ни коррупция, ничего, просто политизировано. Эти списки выставили и начинают шантажировать. Если бы мы убрали – я бы проголосовал за этот закон – если бы мы убрали бывшие страны СНГ…

Писпанен: То есть злых американцев только не пускать в Россию?

Рашкин: Убрать политизированность и давление на то, чтобы мы, как государство, были едины.  Белоруссия, Казахстан, бывшие страны СНГ.

Писпанен: Но мы не единое государство.

Рашкин: Мы сделали эту поправку, к сожалению, она не принимается.

Марков: Дайте нам использовать те инструменты, которые используют все в мире.

Писпанен: Какие инструменты?

Марков: Они что ли по суду делают? Вот эстонцы внесли меня в «черный список» невъездных в шенгенскую зону – по суду, что ли?

Писпанен: Кто здесь хранит свои деньги, о какой блокировке счетов и замораживании вы говорите? Кто, какие американцы хранят здесь, в наших российских банках свои деньги? Это мы храним свои.

Марков: Они не хранят, конечно. Поэтому наш ответ будет не таким сильным, каким является их вызов, но каким-то будет.

Писпанен: То есть они должны испугаться этих списков и не приезжать больше никогда в Россию?

Марков: Ну не совсем чтобы уж сильно. Испугаются, но никому не хочется, никакому общественному…

Писпанен: А вы знаете, как тяжело сделать приглашение и визу иностранцу в Россию? Намного тяжелее, чем в Евросоюз и в Америку.

Марков: Я знаю. Никакому общественному деятелю не хочется быть в каких-то «черных списках» невъездных ни в одну страну, потому что это как-то друг с другом взаимосвязано, куда-то это перейдет. Никому этого не хочется. Какие-то переговоры придется им вести, будет он в какой-то большой делегации по поводу афганского наркотрафика, по поводу НАТО, по поводу Ливии, он раз - в эту делегацию, а ему скажут: «Товарищ, русские тебя не хотят, ты там наследил и напортачил».

Писпанен: А как можно обидеть русского человека за рубежом, я этого не могу понять. Там прописано – «человек, который ущемит права или моральные свободы русского гражданина за рубежом». Это что?

Казнин: Просто интересно, за что не пускать американского бизнесмена в Россию можно? Просто приведите пример. Как будет использоваться этот закон?

Марков: Я думаю, что те люди, которые сделают наших каких-то людей невъездными в Америку.

Казнин: Они сделали наших, а мы за это их.

Марков: Вы знаете, что политика – это не место для слюнтяев. Это место, где борются друг с другом, используют силу. Если вы не используете силу, вас политики будут презирать, вытирать о вас ноги и выталкивать. Другое дело, что кроме силы в политике должны быть ценности и идеалы, которые поддерживаются людьми. Там должен быть еще и закон.

Писпанен: То есть это только ответный шаг.

Марков: Конечно.

Писпанен: По-другому русского человека обидеть не могут за границей?

Марков:  Конечно. Мы являемся сторонниками свободы передвижений.

Писпанен: Как? Я не могу представить себе эту ситуацию.

Рашкин: Допустим, известный политик Олбрайт высказалась о том, что все, что за Уралом, это территория не права России. Она меня обидела. Как это так, у меня там родственники в Сибири, это наша российская граница.

Писпанен: Еще кто? Давайте список составим сразу.

Рашкин: По-разному они могли сделать, но в принципе как механизм, что же, у нас нет интересов, что ли?

Писпанен: Сара Пэйлин вообще перепутала, где что находится в России.

Марков: А политика, которая подстрекает кавказские республики к каким-то мятежам, возможному выходу из состава России, по отношению к этому политику, если он не просто говорит, а действует, должны быть действия с нашей стороны какие-то ответные? Или мы должны как котята такие мурлыкать и ничего не отвечать?

Писпанен: Мы поняли вашу позицию. Спасибо большое.