Борщев о Развозжаеве: скотчем связали, через пять часов в России, посадили в подвал, без еды три дня, угрозы

23/10/2012 - 22:19 (по МСК) Дмитрий Казнин, Татьяна Арно

В эфире ДОЖДЯ правозащитники, которые сегодня побывали у Развозжаева: Валерий Борщев, Зоя Светова, Любовь Волкова, Лидия Дубикова. Они рассказали о том, каким увидели Леонида в СИЗО, о беспрецедентном правопорядке в Лефортово и о том, насколько вероятны пытки в отношении задержанного Леонида Развозжаева.

Казнин: Мы продолжаем. К нам присоединились правозащитники Валерий Борщев, Зоя Светова, Любовь Волкова и Лидия Дубикова, которые только что вернулись из изолятора Лефортово, где встречались с Леонидом Развозжаевым. Что вы увидели, в каком состоянии застали Леонида Развозжаева?

Волкова: Мы сначала его не застали. Мы пришли в 13.30, а появились у вас здесь только что, прямо оттуда. Нам его не хотели показывать. Если люди хотят что-то скрывать, они хотели этого добиться, потому что мы ждали в конференц-зале 5 часов. Перед этим мы потратили два часа для того, чтобы обойти других сидельцев, все проверить. Когда нам уже практически нечего было смотреть, мы стали ждать. Они надеялись, что мы уйдем. Когда уже пошел седьмой час вечера, когда у них закончился рабочий день, когда мы сказали: «Мы волонтеры. Вы видели волонтеров, которые работали в Крымске? Какие они были упорные. Мы такие же. Мы будем ждать до тех пор, пока люди не освободятся, хоть всю ночь». Они посовещались и тогда допустили. Этот случай, что они хотели от нас скрыть, из ряда вон выходящий. Никогда Лефортово не вело себя так. Всегда, когда мы приходили, там было вежливо, корректно, порядочно. Вдруг так резко изменилась ситуация. Я думаю, что это связано с той ситуацией, которая связана с Развозжаевым.

Казнин: Что он сказал?

Борщев: Он сказал очень важные вещи. Все это, конечно, требует проверки. Пытки, несомненно, были. Обычно считаю, что пытки – это избиения, кровь и прочее. Ничего подобного. Пытки есть другого рода. Он рассказал, как его похитили, посадили в микроавтобус, скотчем завязали ноги и руки, надвинули на голову шапку, он ничего не видел. Потом только часов через пять он оказался на территории России. Там его вывели, отвели в какой-то подвал. Руки у него были в наручниках, ноги тоже в цепях. Цепь связывала руки и ноги, он сидел в скрюченном положении почти три дня. Без еды, его не пускали в туалет. Были всевозможные угрозы, типа того, что «ты сейчас здесь, а завтра будет холмик», «мы знаем твоих детей, их ждет то же самое». Его слова требуют проверки, но все, что он говорил, было убедительно. Его таким образом запугивали, ломали. Он понял, что ему грозит смерть, он может погибнуть. Как он сказал, сначала с ним работал аналитик, который отрабатывал текст явки с повинной и видеообращения. Потом, когда составили этот текст, пришел главный, и он с наручниками в руках зачитывал этот текст видеообращения. Я его не видел, не знаю, появился ли он в интернете, но такое сделано. Затем его посадили опять в микроавтобус, привезли уже в Москву и из одной машины перевели в машину Следственного комитета. Те люди не представлялись, кто они были, бандиты, оперативники. Он не понимал. Он думал, что это бандиты, но когда его в Измайловском парке из одной машины посадили в другую и отвезли в Следственный комитет, все стало ясно.

Казнин: Ему надиктовывали это признание, или он писал сам?

Борщев: Его спрашивали «Ты был в Минске?» - «Был», и ему начинали предлагать варианты. В итоге вариант, который ему навязывали, появлялся. Какие-то варианты он отстоял. Ему говорили, что он хотел взорвать железнодорожные пути.

Светова: Он не взорвать хотел, а забаррикадировать.

Борщев: Шла эта борьба. Это особая технология, система отработки. Когда мы его спросили, что там неверно, от чего Вы отказываетесь из  того, что записано, он сказал, что практически от всего.

Светова: Дальше его привезли на суд. Там он пытался сказать о том, чтобы ему вызвали адвоката Фейгина, который должен был его защищать. Фейгину позвонили, но ему не сказали, что речь идет о суде. У него был назначен адвокат Квасов, который теперь с ним работает. Он от него отказывается. Самое главное, что к нему не пускают адвоката уже несколько дней. Он находится  в очень тяжелом психологическом состоянии. Кроме того, он хочет отказаться от этой явки с повинной, но он сам не знает, как составить текст. Он хочет написать заявление в прокуратуру, следственные органы о том, что его похитили неизвестные люди, которые угрожали его жизни. Он это все хочет написать, без адвоката он это сделать не может. Он просит, чтобы к нему пришел адвокат или Фейгин, или Аграновский, об этом он написал следователю, мы уже сообщили об этом адвокату Волковой, которая теперь не может быть его адвокатом, потому что она защищает Константина Лебедева. Следователь, который ведет Болотное дело, говорит  о том, что Волкова не может быть его адвокатом. Это человек, который нуждается в немедленной защите. Адвокат должен прийти к нему сегодня. Сегодня он, естественно, прийти не может, но завтра утром, и нужно добиваться, чтобы его пустили, потому что человек сидит в одиночке. Он в одиночке сидеть не хочет, ему очень страшно. Больше всего меня поразило, когда он сказал «Я не мог спать всю ночь, потому что я боялся, что они ко мне придут». «Кто к Вам придут?» - «Эти люди, которые меня похитили», эти страшные люди, которые мучили его три дня. Цветков только что говорил у вас о том, что на нем нет никаких следов пыток. Он сказал, что его били, толкали, но нет никаких следов.

Арно: Три дня в наручниках. Вы видели, может быть, следы?

Светова: Нет. Он рассказал, почему нет следов. На ногах  у него кроме брюк была надета пижама, потому что в Киеве было очень холодно. Он говорит, что эти наручники были прицеплены не на голое тело, а на двухслойный материал.  

Волкова: Там еще был скотч. Это технология, которую они хорошо знают.

Казнин: А вы что собираетесь дальше предпринимать?

Светова: Это человек, который находится в опасности. Условия в СИЗО Лефортово хорошие, но он находится в одиночной камере, на карантине. Он просил еще о том, чтобы к нему пришел психолог. Цветков, который к нему приходил, даже не захотел слушать о том, что с ним было. Он спросил, нормальные ли условия в СИЗО Лефортово. Он ответил, нормальные. Сегодня пришел к нему Владимир Лукин, который его тоже спросил, били ли его физически. Он ответил, дело не в этом. Что такое пытка? Это психологическое давление. Я его спросила, в чем состояла эта пытка. В том, что ему угрожали жизни его родных и близких. Это может случиться с каждым из нас.

Арно: Что вы собираетесь делать, что будет завтра?

Борщев: Мы готовим документ, акт о проверке, разумеется, этот акт будет представлен и генеральному прокурору, и руководителю Следственного комитета, и другим. Думаю, что Президенту пошлем, как мы в свое время проводили независимое расследование с Магнитским, мы тоже все послали. Думаю, что министру юстиции. Мы считаем, этот факт требует самой серьезной проверки, потому что страшные в наше время непонятные люди, в масках, тебя сажают в подвал, заставляют что-то написать, угрожают, не представляясь.

Арно: Что с адвокатом? Кто будет защищать?

Светова: Мы сообщили адвокатам, я думаю, что кто-то решит, будет или Фейгин, или Аграновский. Кто-то к нему завтра придет. Мы также видели Константина Лебедева, который находится в совершенно другом положении, он ни на что не жаловался, но, как выяснилось, у него не было никаких следственных действий. Нас к нему тоже не пускали.

Казнин: Сколько вы проговорили:

Светова: Полтора часа.

Казнин: Когда его похитили, он рассказал, его сразу же в самолет отправили?

Светова: Он не был в самолете, его на микроавтобусе доставили.

Борщев: Мы спросили о паспорте, легально ли он проехал. Он ответил, что не знает, может, его паспорт как-то и отмечали, он ничего не знает. У него были закрыты глаза. Когда он писал явку с повинной, ему открыли один глаз.

Светова: Он нас спросил, появилась ли видеопленка с его явкой с повинной. Мы не видели, мы целый день сидели в Лефортово.

Казнин: Еще нет.

Светова: Но она есть, потому что его снимали. Он говорит, что в том, что было написано, очень плохой почерк, потому что у него руки были скованы наручниками, когда он писал. Разве это не пытка?

Казнин: То есть он не предполагает, кто те люди, которые его похитили?

Борщев: Нет, они не представлялись. Когда я спросил «Что они сказали, кто они – оперативники, следователи, полицейские?» В равной степени можно предположить, что это просто бандиты.

Волкова: Он сказал, что по методам их работы, по тому, как аналитик работал, это методы работы спецслужб. Как ему закрывали скотчем места, чтобы не оставались следы от наручников, – это методы работы спецслужб. Он говорит, что это работали профессионалы.

Светова: Кроме того, он сказал о том, что следственные работники прекрасно знают этих людей, и они знают то, о чем они с ним говорили. Это все одна команда, просто из разных структур.

Волкова: При передаче в Измайловском парке десять минут эти товарищи, которые привезли, разговаривали со следователями. Если привезли бандиты, то что должны делать следственные органы? Моментально взять данные, кто такие, и все это дело размотать.

Светова: Там еще было много деталей. Эти детали мы опубликуем сегодня на сайте журнала «New Times».

 
Другие выпуски