Амнистированный фигурант болотного дела Рукавишников: мне писали из Австралии и Аргентины, а сотрудники СИЗО жаловались на тяжелую службу

Координатор «Левого фронта», 36-летний Дмитрий Рукавишников провёл под арестом 8 месяцев. Его обвиняли в участии в массовых беспорядках 6-го мая прошлого года. Выражалось оно, по версии следствия, в том, что он двигал биотуалеты на площади.

Статьи «Применение насилия в отношении представителей власти» у Рукавишникова не было, поэтому амнистия на него распространяется. Теоретически он мог выйти на свободу ещё на прошлой неделе, но следователи потребовали от Рукавишникова письменного согласия на освобождение. Адвокаты передали его ещё в понедельник, и только в среду, 25 декабря, Рукавишникова отпустили. О том, как прошли 8 месяцев заключения Дмитрий Рукавишников рассказал Тихону Дзядко и Марии Макеевой.

Дзядко: Здесь несколько дней назад в этой же студии сидели Николай Кавказский, Леонид Ковязин и Владимир Акименков, также вышедшие по амнистии. Я им задавал один и тот же вопрос, который адресую и вам. Что вы сделали первым делом, выйдя на свободу из следственного изолятора?

Рукавишников: Встретился с товарищами, пообщался, обсудил планы на ближайшее будущее.

Дзядко: Вы сразу включились в какую-то активную деятельность? Никаких сантиментов, никаких эмоций?

Рукавишников: Я, в принципе, и не оставлял ее, даже находясь в заключении. Я пытался поддерживать связь, отвечал на письма, писал письма на волю по мере возможности, отражал свою точку зрения в отношении тех событий, которые происходили, пытался подсказать что-то в меру своих способностей находящимся на воле людям. Огромное спасибо тем, кто поддерживал, тем, кто стоял в пикетах, делал передачи, писал письмо. Отдельное спасибо хочу сказать огромному количеству людей, совершенно посторонним, которые вообще не имеют отношения к нашей организации, возможно о болотном деле услышали где-то из СМИ, потому что мне писали письма из Архангельска, Новосибирска, из Аргентины, Австралии, Канады.

Дзядко: Из Аргентины?

Рукавишников: Да, в Аргентине девушка, с которой мы несколько раз переписывались. Она состоит в какой-то левой коммунистической организации, близкой по духу.

Макеева: Она по-испански вам писала?

Рукавишников: Нет, она писала по-русски, она учится в университете, изучает русский язык. Насколько я знаю, она писала не только мне, но и Леониду Развозжаеву, Володе Акименкову писала. Очень приятно, когда  люди не только в нашей стране, но и за пределами поддерживают то, за что мы боремся. То, что я писал в письмах – важно, конечно, это все очень здорово, замечательно, поддержка нужна, но все-таки хотелось бы более практических результатов, мне было бы намного приятнее, если бы, выйдя на свободу, я увидел, что есть какие-то сдвиги в сознании людей. Их, к сожалению, может быть, пока я их не увидел.

Макеева: Поддержка еще и вызвана тем, что вызывает сочувствие, когда человек оказался в заключении. Скажите, в какой момент вы ощутили, что это может быть не реальный срок, а реально свобода вам светит?

Рукавишников: Я могу сказать, что, возможно, моя позиция покажется сейчас какой-то наглостью в некоторой степени, но это подтвердят люди, с которыми я сидел вместе, моими подельниками, с теми, с кем меня выделили в отдельное дело (Ильей Гущиным, Сашей Марголиным – я думаю, они тоже когда-нибудь окажутся в вашей студии, можете им задать этот вопрос, действительно ли это было так, я уверен, что они подтвердят): я с самого начала был уверен, что закончится все именно таким образом. Более того, на мой взгляд, это несколько затянулось.

Дзядко: Откуда такой оптимизм?

Рукавишников: Как вам сказать? Жизненный опыт, умение анализировать, наверное, окружающую ситуацию. Я понимал прекрасно, что закрыть всех скопом власти невыгодно. Кого-то надо отпустить.

Макеева: Почему вы думали, что это будете именно вы?

Рукавишников: Хотя бы потому, что у меня не было 318-ой статьи, и я изначально предполагал, что те, у кого ее нет, их готовят на тот случай, что если возникнут какие-то проблемы социально-экономического характера, если власти нужен будет диалог с обществом, то первое, что она сделает, это шаг назад конкретно в этом эпизоде. Если ситуация бы развилась более серьезно, проблемы были бы более острые, я думаю, возможно было бы говорить даже о полной амнистии Болотной. Но, к сожалению, уровень самоорганизации, вовлеченности людей в политику… У нас отношение людей к политике как к некоему процессу, который происходит вне, где-то там, кто-то занимается чем-то таким, и меня это не касается. Но есть такое утверждение, хотелось бы к слушателям обратиться, что если ты сам не думаешь за себя, то найдется человек, который за тебя подумает. Естественно, это сделает не бесплатно.

Дзядко: А как к вам относились в СИЗО люди, с которыми вы сидели, сотрудники изолятора?

Рукавишников: По-разному. Сотрудники выражали сочувствие, хотя мне их сочувствие…

Дзядко: Было все равно.

Рукавишников: Да, скажем так. Более того, они не просто выражали сочувствие. Были даже случаи, когда пытались пожаловаться на сложные условия службы, на то, как им тяжело, бедным и несчастным. Я искренне не понимал, почему я их должен жалеть. Хотя жалел при этом.

Макеева: А сколько вас было человек – имею в виду с тем, с кем вы сидели непосредственно?

Рукавишников: По-разному. 8-10, много не было. Вообще, СИЗО "Водник" считается показательным, там УФСИН из окошка видно.

Дзядко: А что это были за люди? Как вы общались с ними? Что они вам говорили, учитывая вашу статью, которую многие считают политической.

Рукавишников: Я могу сказать, что среди тех, с кем я сидел, ее все считали политической и абсолютно однозначно понимали, что процесс целиком имеет заказной характер. Выражали сочувствие, как к Дон Кихоту, который борется с ветряными мельницами. Многие выражали сочувствие, смешанное с «ну, че ты хотел, собственно, когда это все делал?»

Макеева: А сами эти люди – какой-то подбор осуществляется, что примерно сходные статьи были, или это разношерстная компания?

Рукавишников: В моем случае какая может быть сходная статья, если нас на все СИЗО было 3-4 человека, пять.

Макеева: В чем они обвинялись?

Рукавишников: Есть там оперативный работник, который, условно говоря, разбойников, убийц селит отдельно, сажает людей, у которых более мягкие составы.

Дзядко: С вами кто сидел? 228-ая статья «Наркотики»…

Рукавишников: Да, 228-ая, 159-ая, 204-ая «Коммерческий подкуп», 158-ая «Кража». Естественно, насильственных преступлений среди людей, с которыми я сидел, более того, когда я был на Матроске и выразил желание поместиться в одну из камер, у меня были мотивы для этого, мне сказали, что мне туда не положено именно по той причине, что там сидят люди с теми составами, с которыми меня сажать нельзя. Это, скорее всего, регулируется каким-то циркуляром или просто предполагается…

Дзядко: Наверное, да, раз уж это происходило именно так.

Макеева: Это словосочетание «не положено»… Скажите, вы сейчас намерены себя полностью посвятить общественной политической деятельности, или вы на работу собираетесь?

Рукавишников: Сейчас я намерен полностью приехать домой и посвятить себя любимой жене, которая меня 9 месяцев почти не видела, близким людям, по крайней мере, первый месяц. Тем более новогодние праздники грядут. Естественно, надо будет решать вопрос трудоустройства, потому что с таким бэкграундом, как у меня… У меня специальность – это государственное муниципальное управление, по которой я учился. Кадровая работа в органах ГМУ, и, естественно, с таким бэкграундом претендовать, что меня возьмут в подобные органы сложно, да я и сам бы не хотел. Поэтому надо будет искать какие-то варианты трудоустройства, потому что жить на что-то надо. Жена у меня, к слову, работает также в системе муниципальной администрации районного Ивановского. Зарплата у нее… все считают, что чиновники много зарабатывают, какие-то (высшего звена) много зарабатывают, люди, которые работают на должностях специалистов, получают очень небольшие деньги.

Макеева: У нее никаких неприятностей не было в связи с этим?

Рукавишников: Мы с ней общались, она приезжала на свидание ко мне. Там сложности в самой администрации у них, получилось так, что в этом году – я, кстати, удивляюсь, что никто из центральных СМИ не уделил внимания, ни вы, ни «Новая газета» –  находится под стражей все руководство района муниципального: глава администрации, его заместители.

Макеева: Мы уделим этому большее внимание.