Адвокаты Pussy Riot знают, как оспорить приговор суда

Полозов: Мы оцениваем решение суда крайне негативно, у власти была возможность вынести законные правосудные решения, но власть предпочла пойти по другому пути. Единственное возможное законное решение в данном случае – это оправдательный приговор, поскольку в действиях наших подзащитных не было состава уголовного преступления. Но власть не пошла по пути закона, власть пошла по пути понятий, и, к сожалению, это абсолютно неправильный путь, это разрушительный путь, и нам очень жаль, что, к сожалению, закон конкретно в этом деле не исполняется.

Казнин: Вы ожидали такого приговора?

Фейгин: Да, вот я, например, много раз комментировал, я был главным пессимистом из нас троих, я говорил о том, что это будет действительно обвинительный приговор, и считал, что это будет реальный срок, в принципе, я и говорил о диапазоне между годом и тремя. Может быть, я чуть больше искушен в политике, я понимаю логику системы, потому что она не может, прозанимавшись этим делом 5 с лишним месяцев, и вдруг взять их и отпустить триумфально из зала суда неважно с каким приговором – условным сроком или зачетом уже отбытого в срок наказания, и поэтому, конечно, им надо вынести реальный срок – колонию, чтобы продемонстрировать, как им представляется, их силу.

Монгайт: Вы говорили в сюжете, который был у нас в программе, что какие-то слова ваших подзащитных были искажены. О чем идет речь?

Фейгин: Собственно, в мотивировочной части приговора, которую зачитывала судья, да, у нас просто нет текста, который мы получим через несколько дней, самого приговора, но на слух, когда мы слушали… Суть в том, что наши подзащитные в течение 5-ти месяцев не давали показания по 51-й статье, имея на это право - не давать против себя и своих близких. И допрос первый был, собственно, проведен судебным следствием в судебном заседании, и некоторые слова из того, что они говорили, что надо, конечно, сличать с судебным протоколом, были искажены. В части оценки этих событий я лично слышал, как судья вложил в уста, допустим, Толоконниковой, слова, которые ей не произносились относительно мотивов, относительно религиозной ненависти и вражды, которые им приписываются в соответствии со статьей 213 часть 2-й, которых она не произносила, просто надо посмотреть сам текст, и я укажу на это в кассационной жалобе, для того чтобы исправить это положение хотя бы уже в части конкретных фактов.

Казнин: То, что Мосгорсуд каким-то образом смягчит приговор, например, пересмотрит его, вы не верите?

Фейгин: Это исключено.

Казнин: Но вы будете подавать апелляцию?

Фейгин: Конечно. Обязательно.

Казнин: Затем что? Сразу же Европейский суд? Просто поясните.

Фейгин: Мы имеем право подавать сразу в Европейский суд по правам человека, потому что в Европе нет никакой надзорной стадии, поэтому сейчас, в соответствии с европейскими правилами, мы после второй инстанции кассационного обжалования вправе подавать уже в Европейский суд по правам человека. Но надзорные инстанции, которые есть в России и нет в Европе, мы, так сказать, туда тоже будем подавать, но это уж совсем бесполезная вещь.

Монгайт: Что самое эффективное из дальнейших действий, которые вы собираетесь предпринять? Вы надеетесь, что Европейский суд все-таки поможет вашей подзащитной? Или, наоборот, Мосгорсуд? Где будет спасение?

Волкова: Вы знаете, спасение, я думаю, придет из Европы в данном случае, потому что другого спасения мы ждать не можем. Если бы мы надеялись на систему правосудия, мы бы сейчас услышали оправдательный приговор, девушки бы вышли спокойно, они бы вышли еще не сейчас, они бы вышли еще только при попадании дела в суд, когда суд определял им дальнейшую меру пресечения. Для нас, как для профессионалов, для адвокатов, для нас такой своеобразный звоночек, когда суд оставляет под арестом лиц, которые в дальнейшем будут участвовать в судебном заседании, для нас это звоночек к тому, что, скорее всего, дальнейшее наказание им будет выбрано с лишением свободы. И, соответственно, суд, оставив их под стражей, для нас, в общем-то, этот приговор написал еще до того, как он его вынес. Но, естественно, мы не надеемся, скажем так, на милость наших властей, и, естественно, мы пойдем в Европу, и это уже будет достаточно скоро, потому что практически 15 дней, которые нам сейчас оставляют для написания кассационной жалобы, и в дальнейшем, я думаю, это тоже будет двигаться очень-очень быстро, потому что мы видели, как длилось вот это заседание судебное, эти 7 дней ада – по-другому их не назовешь, когда никто не спал, и мы только сидели в судебном заседании, а после судебного заседания так же вот встречались, обсуждали позицию на следующий день, пара часов на сон и снова судебное заседание. Это же немыслимо, такого, в принципе, я не помню из своей практики, у меня 10-тилетняя адвокатская практика, я не помню в своей практике другого такого дела, которое неслось бы со скоростью такого бронепоезда.

Монгайт: Суд торопился скорее вынести решение? Почему так все обстояло?

Волкова: Вы знаете, суд не просто торопился вынести решение, сейчас пока еще идет период отпусков, сейчас дети где-то отдыхают у людей, люди сами отдыхают, их нет по месту жительства, очень многие выехали из Москвы, мы это можем видеть даже по тем пробкам, который еще не настолько грандиозные, как вот они сейчас будут в сентябре. А сейчас в сентябре люди вернутся - а девочки уже осуждены.

Фейгин: Они промазали. Они рассчитывали, что эффект медийный будет снижен за счет понижения активности, август – традиционный месяц, действительно, отпусков. Но они промазали. Это у них точно провалилось.

Казнин: Но, с другой стороны, до вас в нашей студии была представитель Левада-центра, по опросам, большинство поддерживает приговор и поддерживает наказание… Общественное мнение российское.

Фейгин: Погодите, так быстро? Уже после приговора провели?

Казнин: Левада-центр уже провел опрос.

Фейгин: Да вы что?! Какая фантастика. Вот у меня и возникают сомнения по этому поводу.

Монгайт: Это не после приговора, это в принципе был опрос.

Казнин: В принципе поддерживают наказание, не конкретно приговор: 2 года, а наказание, причем суровое.

Волкова: Вы знаете, люди, с которыми я общаюсь, которые мне пишут, ко мне приходят на почту, хотя она везде известна абсолютно, сотни писем, я уже думаю, сейчас, наверное, тысяча, и среди них – минимальное количество тех, которые не поддерживают наших подзащитных. Минимальное количество. И проводились другие опросы, которые, например, показывают, что процент тех, кто поддерживал наших подзащитных, например, с 38 вырос до 91% опрошенных. Поэтому те опросы, которые делает Левада-центр, например, я лично в них сомневаюсь.

Монгайт: Один из спикеров в нашем предыдущем сюжете, отец одной из обвиняемых, сказал, что, в принципе, все может более или менее разрешиться, когда немножко поутихнет, немножко забудут про этот процесс. Как вы относитесь к такой позиции?

Полозов: Дело в том, что ничего не разрешится. Когда поутихнет, их просто отправят гнить в колонию, так же как они находились в следственном изоляторе. Изначально в этом деле отсутствовала законность, потому что власти попытались натянуть состав уголовного преступления на деяния, которые не предусматривают уголовного преступления. И изначально это все рассыпалось в руках следствия, в руках суда, и только нечеловеческими усилиями, подбивая факты, делая какие-то сомнительные экспертизы… По сути, этот приговор основан на чем? Он основан на показаниях потерпевших и на третьей сомнительной экспертизе. Все, в этом приговоре больше ничего нет.

Казнин: При том, что потерпевшие ведь просили сурово не наказывать.

Полозов: Безусловно. И поэтому мы избрали вместе с нашими подзащитными тактику публичности в этом деле конкретном, для того чтобы показать насколько серьезные нарушения присутствуют при предварительном следствии, при судебном следствии, при самом суде. И сейчас можно сказать с абсолютной уверенностью, что весь мир знает, что это не правосудный процесс.

Монгайт: Это ничего не меняет. Они все равно отправляются в колонию.

Фейгин: Зря вы так говорите. Дело в том, что наши подзащитные, собственно, не желают просить помилования, они об этом заявили, они не будут обращаться к Путину за помилованием.

Казнин: Их не могут, да, помиловать? Или могут?

Фейгин: Нет, нужно какое-то заявление формальное от них, они его писать не собираются.

Монгайт: То есть нужно попросить о помиловании?

Фейгин: Мы понимаем эту игру, мы ее уже проходили с Ходорковским, это бесконечное тра-та-та про то, что вот пусть он напишет, а означает ли это, что он признал вину, не признал?.. Вот этого делать никто не будет. Вот это надо понять ясно, последовательно и так далее. Власти никто здесь не поможет в том, чтобы выйти из этой ситуации красиво.

Что касается публичности, вы знаете, она же не зависит уже ни от адвокатов, ни от, собственно, обвиняемых, ну, теперь осужденных наших подзащитных, ни аудитории, которая за этим наблюдает, - это процесс, имеющий внутреннюю логику. Он будет идти, потому что сейчас начнется реакция на этот приговор, в том числе и международная, потому что возлагались надежды, обращались к, собственно, представителям международного сообщества, культурной элиты и так далее о том, чтобы все-таки как-то он должен быть правосудным и мягким, этот приговор, в любом случае. Вот результат, так ответила власть. И поэтому реакция будет. Я не думаю, что быстро это все сойдет публично с медийного какого-то мейнстрима.

Монгайт: Все-таки девушки – участницы панк-группы Pussy Riot, они были обескуражены сегодня или нет?

Волкова: Нет, они не были обескуражены, они были готовы к этому приговору, более того, они успокаивали нас, что, в общем-то, они прекрасно понимают, почему этот приговор вынесен, почему он именно такой – связанный с лишением свободы, поэтому я не могу сказать, что они обескуражены каким-то образом. Я даже больше скажу, они прекрасно все, в общем-то, понимают, все это слышали на последнем их слове, абсолютно политические, политизированные вещи нормальные, здравомыслящих, не дурочек совершенно, как их пытались представить наши медиа средства государства, власти, поэтому в данном случае мы считаем, что, в общем-то, все прекрасно понимают, что произошло, и что то, что произошло, оно лежит вне рамок какой-то нашей законодательной системы.

Казнин: Сегодня уже официальная реакция Высшего совета РПЦ есть, где просят они о помиловании, о милости, прошу прощения. В целом, тон этого прошения, этого обращения, скажу, миролюбивый. Не знак ли это к тому, что все-таки произойдут какие-то шаги…

Монгайт: Навстречу?

Фейгин: Нет, в этом вся и игра. Когда Путин говорит менее суровый приговор, он это говорит ни нам, ни суду, он это говорит во вне, для того чтобы успокоить общественное мнение. Когда сейчас РПЦ, когда уже приговор состоялся, говорит о милости, это чтобы изменить общественное мнение к РПЦ. Это маневры. Это нормально, политика из этого состоит.