Адвокат Сидоркина: я первый раз за 12 лет вижу, что парализованного судят прямо в СИЗО

Под арест Владимир Топехин попал после аварии. Он получил черепно‑мозговую травму и в начале октября у него начались осложнения со здоровьем. Правозащитники обнаружили его частично парализованным. В декабре его поместили в 20‑ю городскую больницу, однако перед новым годом перевели обратно, признав, что он вполне может содержаться под стражей. То есть продолжать находиться в тюремной больнице.

Во время обследования адвоката к нему допускали, а сразу после новогодних каникул Светлане Сидоркиной, которая защищает Топехина, позвонили из Тверского суда и сообщили, что в понедельник состоится суд. Заседание прошло прямо в стенах Матросской тишины, где парализованного подсудимого приговорили к шести годам лишения свободы. По словам обвинения якобы он присвоил десять миллионов рублей у своих деловых партнеров. О подробностях дела мы поговорили с адвокатом Светланой Сидоркиной.

Казнин: Поясните, пожалуйста, часто такое случается, что прямо в СИЗО проходят заседания суда, и очень быстро выносится приговор?

Сидоркина: В моей практике это впервые. Я 12 лет работаю адвокатом и, вообще, впервые в моей практике, чтобы, во-первых, судебное заседание проходило в такие краткие сроки, и выносился приговор. Судья удалилась в совещательную комнату, и через пять минут был вынесен приговор в мотивированной на 15 страницах, изложенной и озвученной в судебном заседании. Я предполагаю, что судья и, собственно говоря, и не намеревалась исследовать какие-либо доказательства защиты, слушать какие-либо доводы. Я полагаю, что приговор уже заранее был заготовлен.

Таратута: А почему так случилось, по-вашему? Это же не самое показательное дело.

Сидоркина: Да, безусловно. Я логического и законного обоснования этому не нахожу. Я говорю, что в моей практике это первое такое беззаконное и беспрецедентное дело. И я поражена. Те ощущения и эмоции, которые я вчера пережила в ходе всего судебного следствия, и еще до сих пор я их переживаю. Потому что одно дело, когда ты слышишь эти обстоятельства, другое дело – когда видишь человека, который находится в парализованном положении, и который плачет и говорит о том, что он болен, а судья, несмотря на его доводы, продолжает вести судебное заседание.

Казнин: Но ведь судья реагировала на это. Она сказала, что он симулирует.

Сидоркина: Она считает, что да.

Казнин: И какие-то бумаги даже были у нее в руках.

Сидоркина: Дело в том, что  в материалах дела имеется заключение медицинской комиссии ГКБ №20, в котором изложен тот диагноз, который ему установили. Он формулируется как нижний парапарез, то есть это обездвиживание нижней части тела человека. Фактически, я полагаю, что этот диагноз нельзя рассматривать как установочный, поскольку он свидетельствует о том, что у человека обездвижена нижняя часть тела, но причинно-следственная связь, чем это обусловлено, какими обстоятельствами, это никак не отражено в том заключении, которое есть. Я полагаю, что при таких обстоятельствах суд был не вправе принимать решения о том, что он принимает во внимание доводы о состоянии его здоровья. То есть это неполная информация, которая свидетельствовала бы о состоянии его здоровья. И со слов моего подзащитного могу сказать, что фактически лечение как таковое не производится, и врачи ему объясняют это тем, что не могут установить ему конкретный диагноз, который есть у него на настоящий день. И поэтому вывод о том, что его заболевание сформулировано как нижний парапарез не может рассматриваться как заболевание, которое не включено в перечень заболеваний, при которых лицо не может содержаться под стражей.

Таратута: Дело заключается в том, что его заболевание просто не внесено в этот перечень? Если в газете не написано, значит, этого нет?

Сидоркина: Если согласно постановлению правительства это заболевание не включается, следовательно, суд принимает решение, что можно избрать меру пресечения заключения под стражей.

Таратута: Сам факт того, что судья знала о том, что человек обездвижен (она знала об этом)…

Сидоркина: Безусловно. Она же это визуально видела. Для суда, получается, в данном случае не является основанием, чтобы рассматривать вопрос о применении какого-либо другого вида наказания, таковым могло быть и условное наказание, правильно? Даже при условии признания его виновности в совершении вменяемого преступления. Потому что я не считаю, что при избрании наказания в виде лишения свободы, в этом случае человек каким-то образом должен исправляться. Какое может быть большее наказание в данной ситуации, когда человек обездвижен? Когда он не может испражняться и чувствовать, как это происходит. Он испражняется под себя. В судебном заседании просто было очень показательно: он не чувствовал, что произошло испражнение, и когда его перевернули, он, по сути дела, облился той мочой, которая была под ним.

Казнин: Сейчас он переведен в больницу, насколько мы понимаем?

Сидоркина: Я сегодня была в другом процессе и не смогла сегодня до него добраться. Обещали перенести его в больницу, предполагаю, что может быть он уже переведен.

Казнин: Вы будете обжаловать решение?

Сидоркина: Решение, безусловно, буду обжаловать. В полном объеме мотивированный приговор я должна получить завтра в суде и сразу же обжалую. Хочу уточнить, что мной как адвокатом еще в декабре (сразу же, как я вступила в дело, когда Аня Каретникова его обнаружила), я подала жалобу в Европейский суд и жду ответа из Европейского суда.