Адвокат и директор школы про народную борьбу с педофилами: во всем виноваты депутаты, которые науськивают недалеких подростков

Ранее детский омбудсмен Москвы Евгений Бунимович обратился в прокуратуру с просьбой проверить действия самопровозглашенных борцов с педофилами и юными геями на предмет соответствия уголовного кодекса: по мнению правозащитника, на роликах, выложенных в сети, содержатся признаки насилия, физических угроз, да и само привлечение подростков для «охоты на живца» вызывает вопросы.

Филипп Дёниц (его настоящая фамилия Разинский) и его старший товарищ Максим «Тесак» Марцинкевич – выступают в роли и следователей, и экзекуторов, заставляя пойманных жертв делать признания родителям в своей сексуальной ориентации, а также подвергают их унизительным процедурам. Что это за штурмовики нравственности – обсудили с адвокатом Антоном Жаровым и директором Европейской гимназии Ириной Боганцевой.

Лобков: Знаете ли вы о таких группах? В школьном сообществе, учительском обсуждается ли, что подростки сплачиваются в такие группы для атаки на юных геев или для использования этих подростков в качестве приманки?

Боганцева: Я знаю об этих группах из фэйсбука, потому что я пользователь этой сети. Там иногда мелькают возмущенные сообщения по этому поводу. Сейчас лето….

Арно: Вы, скорее, от родителей это знаете, а не от детей?

Боганцева: Ну, да. От журналистов, которые являются моими френдами в фэйсбуке. Не от детей. Эта проблема не обсуждается широко у нас в школе. Думаю, что проблема – вообще гомофобии, проблемы, связанные с сексуальной ориентацией, - мне кажется, очень интимный вопрос, и публичные обсуждения не всегда уместны.

Лобков: Дети любопытны. Мы знаем, что эти случаи бывали не только в России, но и в Америке, где некоторые подростки были доведены до самоубийства. То, что называется «чморение», приводило, когда некая группа собирается и атакует какую-то жертву, как в фильме «Чучело», только с интернетом.

Боганцева: Да. Но фильм «Чучело», например, с детьми смотрим в 5 классе, когда еще до далеко до подобного поведения, и обсуждаем. Но смотрим и обсуждаем не потому, что произошло что-то в школе, а в превентивном порядке. Потому что в детях бывает элемент жестокости. И эта жестокость может проявляться по-разному. И именно с этим феноменом надо работать, но, мне кажется, не ориентироваться только, скажем, на гомофобную тематику. Потому  что это глубоко личные интимные чувства каждого человека. И именно вынос этих отношений, чувств в публичное пространство, как делали эти деятели, и было актом жесткости. Мне кажется, здесь нужно очень аккуратно себя вести.

Арно: Там и вынос, там и принуждение. Я хотела у Антона спросить. Вы посмотрели ролик. На какую статью это тянет?

Жаров: Статей можно много назвать. Вопрос не в том, на какую статью. Обсуждать здесь теоретические вопросы уголовного права не стоит. Если бы это совершил взрослый человек, вы бы назвали это преступлением? Однозначно. От того, что это совершает подросток лет 16, не меняется суть. Если ему есть 16 лет, он подлежит уголовной ответственности, там целый букет статей, начиная от истязания. Может быть, побои, может быть, принуждение к действиям сексуального характера и так далее. Это нужно исследовать уже конкретный ролик. В любом случае, подобное поведение является противоправным. Так действовать нельзя. Такое поведение должно привести к наказанию этого человека. И разумеется, в этой ситуации нужно обсуждать не то, по какому поводу этих детей чмырят, хотя это сам по себе повод тоже достаточно важный: ребенок не может изменить свою сексуальную ориентацию, он какой есть. Это как рыжих, но их просто дразнили, а здесь более серьезная история. Особенно, если учитывать, что у нас пол страны сидело, вторая половина ее охраняло. Данный вопрос ориентации встает особенно в провинции довольно жестко и жесткого. Поэтому в этой ситуации нельзя оставить безнаказанным подобные вещи. Неважно, был ли это ролик в интернете или просто подсунули кассету или фотографию родителям, или еще каким-то образом. Это в принципе, недопустимое приличном обществе, и в нашем обществе, которое не совсем приличное тоже, вмешательство в личную жизнь человека. Этого делать нельзя. Это должно быть наказано. Если этот ребенок этого не понимает, ему нужно это объяснить. Я имею в виду вашего, как вы его назвали, Филиппа.

Лобков: Он, по-моему, не ребенок, ему уже есть 17-18.

Арно: Ему 16.

Лобков: 17.

Жаров: 17 лет тоже ребенок, до 18-ти. Если этот ребенок этого не понимает, ему это надо объяснить. Если он это понимает, но продолжает так действовать, его необходимо наказать. Здесь других вариантов быть не может. Если сегодня при таком развитии интернета и в той ситуации, в  которой этот Филипп ввел обсуждение этого вопроса, не будет какого-то наказания, мы получим таких «филиппов» очень много. Они будут продолжить безнаказанного издеваться. Сегодня это маленькие геи, а завтра это могут быть совершенно другие категории наших маленьких граждан. Это могут быть пенсионеры, инвалиды, любые те, кто не сможет им ответить прямо там.

Лобков: Считаете ли, что это связано с принятием закона о запрете пропаганды гомосексуализма?

Боганцева: Конечно.

Жаров: Однозначно.

Лобков: После этого активизация низменных инстинктов и, может быть, это и было конечной целью?

Боганцева: Госдума этим занимается, наказывать мы будем сейчас этих детей. Конечно, их надо наказать.

Жаров: Мизулину нельзя наказать, она депутат.

Боганцева: На самом деле депутаты просто наускивают таким образом детей. А эти недалекие подростки – это их способ изменить жизнь к лучшему? Так они это понимают? Вот был такой фильм в свое время «Плюмбум», там тоже такой герой. Ну, он действует в других обстоятельствах просто потому что советская действительность гомофобную тематику не поднимала и не развивала. И Павлик Морозов из этой же серии, и многие другие. Они действительно думают, что они воспитывают этих детей, потому что они действуют в таком контексте. Они не просто так из ниоткуда появились.

Жаров: Я бы поставил здесь запятую и сказал еще об одном. Этот подросток не только действует как Бэтман или Железный человек, который улучшает этот мир, он еще и получает от этого явное удовольствие.

Боганцева: Каждый улучшающий этот мир тоже получает удовольствие. Только содержание этого улучшения каково?

Жаров: Я бы здесь выдвинул две простые версии, которые мне кажутся правильными. С одной стороны, это абсолютно подростковое бахвальство и самоутверждение. Неумное далеко. С другой стороны, мне кажется, что то, что мы сейчас с вами обсуждаем, то, что выдвинулось это на передний край интересов общества, связано с тем, что нам в очередной раз хотят показать, что интернет – это помойка, которую нужно закрывать. Для меня нет сомнений, что этот вопрос среди наших мудрых депутатов Госдумы будет поднят в ближайший момент, когда они только смогут его поднять.

Арно:  Я сейчас с вами поспорю. Мы сегодня пытались с Роскомнадзором связаться, который может Википедию внести в черный список. Они как раз за эту историю совсем не ухватились, а отказались комментировать.

Жаров: А вы знаете, в чем разница? Потому что Википедию вы закрываете не конкретного человека, который написал туда что-то, а просто некую Википедию. Чтобы разобраться с этим делом, его нельзя оставить без личностно, нельзя просто взять и выключить этот ролик, обязательно нужно найти этого Филиппа и с ним разбираться. Вы не можете просто так бросить это дело на полпути. Есть конкретный человек, который совершил противоправное деяние, и которому придется предъявлять претензии. А за этим человеком есть родители, кстати, где они? Большой вопрос. За этим человеком есть явно тесак, проглядывается, или секира – кто там за ним стоит.

Лобков: Мраценкевич.

Жаров: Мраценкевич. Эти люди не будут молчать, будут рассказывать о том, что «мы тут улучшаем мир, вы тут пристали со своим…»

Лобков: А в чем тогда их явная демонстративная безнаказанность? Они ведь не скрывают своих лиц, совершая насилие публично над людьми, тыкая разными предметами, заставляя пить разные жидкости. Это унизительные вещи, которые можно приравнять к истязаниям, пыткам.
Это насильственное лишение свободы, поскольку эти люди не могут отказаться от этой беседы. Они демонстрируют все признаки преступления. Суд бы мог принять эти видеоролики?

Жаров: Разумеется, как доказательство.

Лобков: Почему же они не скрывают своих лиц? Какую же поддержку они должны чувствовать и у кого? Роскомнадзор отказывается. Кто это должен делать? Милиция по своей инициативе? Прокуратура по своей инициативе? Или гражданам нужно создавать какие-то общественные организации уже по борьбе с этими общественными организациями?

Жаров: Мне кажется, что этот подросток не соображает, что он творит. Взрослый человек так бы себя не вел, или хотя бы прикрыл лицо.

Лобков: Мраценкевич прикрывает.

Жаров: Я не готов его комментировать, но в данном случае, мне кажется, подросток не особенно понимает последствия. В частности, когда ему будет 25, и ему покажут этот ролик при приеме на работу, или просто посмотрит кто-то из отдела кадров, интересно, как он среагирует на это. Как нормальный человек может среагировать на то, что в прошлом, в 16 лет, молодой человек занимался такими вещами? Это как бы вопрос к его родителям и к тому, как парень видит свое будущее в дальнейшем. Но это первый слой. А второй: те старшие товарищи, которые за ним незримо присутствуют, разумеется ему говорят: «Парень, смотри, это тренд, это Путин сказал, подписал закон против пропаганды гомосексуализма. Все эти на букву «п» - плохие люди, их надо перелечивать, переучивать и все остальное». Нашли людей второго сорта, которых можно безнаказанно чмырить. Это теперь такие российские негры. Или российские евреи, российские индейцы.

Боганцева: Козлы отпущения.

Жаров: Последние люди, понимаете. Придумали такую тематику: поднять самую страшную волну. И  в этой поднятой волне страшно не только прямое действие этой волны, что издеваются над людьми, которые действительно беззащитны. Ведь эти пионеры 13 лет никому ничего не  сделали. Они всего лишь почувствовали что-то не то, что чувствуют обычные…

Лобков: Тут очень хитро: они ведь борются с детской  проституцией, отлавливают ребят, которые готовы за определенную сумму пойти на свидание.

Жаров: Во-первых, из того, что они там публикуют, не следует так уж прямо, что эти ребята занимаются проституцией. Во-вторых, дети могут играть в любых взрослых, в том числе и этот подросток, которого вызывают на свидание, тоже играет во взрослого, и ему  тоже круто, что ему предлагают деньги. Мы не знаем, что у них в голове творится. Там каждые 15 минут меняется полярность, вы же понимаете. Но я закончу свою мысль насчет второй части. Первая часть  - то, что мы получаем первичную реакцию. А есть еще вторичная реакция. Общество, глядя на это все, что должно сделать? Что должно в голове у нас с вами, зрителей этих роликов, родиться? Что мы должны с вами понять, где мы живем, как мы живем, кто эти люди вокруг нас, на кого нам надеяться, нам, простым обывателям. Кто нас защитит? Полиция? Прокуратура? Путин? Кто?

Арно: Мы попозже об этом поговорим, какие меры принимают. У Ирины Владимировны хотела спросить, мы вам позвали сюда отчасти и как детского психолога. Эти несчастным ребятам как жить? Им нужно переехать в другой город? А там тоже интернет. Каким образом выкарабкиваться из этого всего?

Боганцева: Думаю, что та школа, где они учатся, те педагоги, которые их окружают, должны очень большую работу провести по адаптации этих детей и по включению их в коллектив. Я думаю, что в данном случае обсуждение таких проблем неизбежно.

Жаров: А вы представляете, сейчас эти педагоги станут перед законом, который говорит о пропаганде гомосексуализма. Им придется рассказывать в классе…

Боганцева: Они, с одной стороны, встанут перед законом. С другой стороны, опрос «Левада-центра» показывает, что там около 60% населения нашей страны – это гомофобы. Вы думаете, что педагогов среди нет?

Жаров: Конечно, есть.

Боганцева: Поэтому не позавидуешь. Ни этим детям, ни их родителям, которые тоже столкнулись с очень серьезной проблемой. Я сама мать троих детей, уже взрослых и определившихся со своей сексуальной ориентацией, но я на протяжении жизни много раз задавала себе вопрос: как бы  я себя вела, если бы завтра узнала о своем ребенке то, что он нетрадиционной сексуальной ориентации? Я думала, первой моей реакцией будет: я очень расстроюсь, потому что  я буду понимать, что этого ребенка ждет очень трудная жизнь, что у него будет еще более трудная жизнь, чем у всего остального населения России. А потом, наверное, я думаю, что я его люблю не за то, кого он любит, а просто так, как мать. Я его по-прежнему люблю. Для меня с ним все в порядке, это мой ребенок. Мне кажется, было бы хорошо, если бы так, прежде всего, родители себя вели, потому что у нас все чаще, и много лет подряд, вопросы адресуются к школе: А как у нас будет сексуальное воспитание, а как мы будем рассказывать девочкам и мальчикам, как любить друг друга, а как не забеременеть, а как еще что-нибудь? А почему родители… ? Где они вообще находятся  в этом плане? И в плане сексуального воспитания, и в плане борьбы с гомофобией?  И в плане поддержки детей нетрадиционной сексуальной ориентации. Мне кажется, что нужно этим родителям помогать, они тоже в очень трудной ситуации. Нужно, может быть, какие-то сообщества этих родителей организовывать, чтобы они могли поддерживать друг друга. И тогда они будут поддерживать детей.

Лобков: В вашей школе неужели за долгую практику не было белых ворон, которые  подвергались бы гонениям, кто-то бы узнавал, что ребята геи? Неужели за все годы практики не было ни одного случая?

Боганцева: Во-первых, я не припомню таких каминг-аутов, с другой стороны, у нас учится ребенок, у которого две мамы. И учится себе, и учится. Никакого ажиотажа вокруг этого вопроса…

Арно: Никто его не травит…

Боганцева: Не то, что травит. Просто вообще это нормально. Потому что это вариант нормы. И к этому действительно относятся нормально, без всяких воспитательных бесед.

Арно: Куда обращаться, Антон? В Следственный комитет? Прокуратуру? Местное отделение милиции?

Жаров: Знаете, все равно, куда, хоть в ООН. Главное в этой ситуации – чтобы люди, которые  обращались, обращались конкретно в любой правоохранительный орган, хоть в милицию. Для вас может быть тайной, но при любом преступлении можно обратиться в любой правоохранительный орган, начиная с ФСБ, заканчивая пожарными и Следственным комитетом, и прокуратурой. Любой правоохранительный орган должен, обнаружив сведения о преступлении, переслать его  в необходимый орган, который будет расследовать. Я думаю, здесь правильно начать с прокуратуры, обратиться обязательно в милицию, потому что часть статей милициейской подследственности, и в Следственный комитет, как минимум, нужно обратиться. Я думаю, что любой человек, который увидел этот ролик, вправе это сделать. Абсолютно любое физическое или юридическое лицо должно написать. Если таких заявлений будет много, каждому из них придется ответить. Может быть, это и правильный подход в данном случае, потому что не обсудить эту историю уже не получится. Вообще, по хорошему, лучше было бы эти ролики не заметить, но сделали все, чтобы эта ситуация доползла до телевидения, и до того, что ее обсуждали. В моем окружении через одного человека мне сказали: «Слушай, знаешь, там такое…». Это ужас кошмарный, который нужно обсудить и переболеть им. И обязательно такие действия не должны оставаться безнаказанными. Неважно, что это будет: 7 лет или 2 года условно, или спецшкола на три месяца. Неважно. Важно, что каждый человек, который захочет издеваться  над другим, слабым, больным, не таким, как он, должен понимать, что ему придет какое-нибудь возмездие. Вот и все.

Боганцева: Но самая основа всего этого в простой мысли: что самоутверждаться за счет унижения другого – это низко. Эта мысль…

Жаров: И за это прилетит…

Боганцева: Ну, и за это прилетит. Но это низко, подло, ты поступаешь подло, потому что ты настолько ничтожен, настолько мало собой представляешь интересного и значительного сам по себе, что ты самоутверждаешься за счет другого. Это главная мысль, которая потом может распространиться на многие частные случаи.