«Путину нельзя уйти. Россия развалится»: Владимир Бортко о желании возглавить Петербург, Сталине, Зеленском и лидере ОПГ в титрах его фильма

Желнов: А что вас так на площади Восстания смущает?

Бортко: Подождите, я недосказал. Что это такое, почему так? Дальше ободранные стенки, дальше забитая рекламами вся эта история. Что, что случилось? Почему?

Наринская: Меньше денег, наверно, в городе, да?

Бортко: О! А теперь давайте подумаем, насколько меньше. Давайте подумаем. Возьмем бюджет нашего города, 600 миллиардов рублей. Это может быть не интересно, но сейчас будет интересно, потому что бюджет Москвы ― три триллиона при всем том, что Питер всего в два раза меньше, чем Москва, здесь двенадцать, а там шесть. На самом деле больше. Почему, зачем? Ведь мы вторая столица, давайте будем как-то, так сказать, уравниваться.

Я понимаю, что при всем этом беспомощность власти, которая, значит, может ходить с лопатой или сосули что-то не чистить, но при этом нужно понять простую вещь: у нас по нашим деньгам один узбек на 15 крыш. Попробуйте почистить! Чего в Москве не наблюдается. Это первое, что бросается в глаза, и вы задаете естественный вопрос. Так можно сказать что-то другое, изменить как-то можно это.

Наринская: То есть вы хотите привлечь деньги в Петербург, в частности.

Бортко: Нет, одну секундочку. Не столько частные деньги, это само собой, частные, главное ― не частные, вот это самое главное. Не столько привлечь, сколько прекратить воровство. Вот это основное, что там есть. Коррупцию. Вот если ее прекратить, то, поверьте мне, даже этих денег будет значительно больше.

Наринская: Вот смотрите, о прекращении коррупции говорят со всех сторон сейчас у нас. И Владимир Владимирович Путин абсолютно против, и оппозиционеры тоже против коррупции.

Бортко: Давайте объединим усилия.

Наринская: Я читала, когда готовилась к передаче, какие-то ваши цитаты. В частности, на меня произвело впечатление ваше высказывание о том, что коммунисты сейчас ― а вы член КПРФ ― это единственная действительно действующая оппозиция власти.

Бортко: Бесспорно.

Наринская: И поэтому мне интересно узнать, вы идете вот на эти выборы, будучи пока кандидатом в кандидаты, как оппозиционер?

Бортко: Конечно.

Наринская: Вы оппозиционный кандидат настоящий.

Бортко: Да, я оппозиционный кандидат, понимаете? По одной простой причине, что тут думать-то? Я в КПРФ. Чем отличается КПРФ от «Единой России»?

Наринская: Чем?

Бортко: «Единая Россия» тоже партия, да. Партия кого? Понятно, КПРФ себя позиционирует как партия трудового народа, понятно. Тем более со столетним, так сказать, бэкграундом. А что такое «Единая Россия»? Она партия кого? Просто элементарно. Она партия олигархов плюс коррумпированного чиновничества. Назовем его даже не коррумпированным, потомственного чиновничества.

Наринская: Вообще-то возглавляет ее премьер-министр, мне казалось.

Желнов: Олигархов ― это вы называете Владимира Путина? Кого вы называете?

Бортко: Это партия крупного капитала. И я, сидя в Государственной Думе, могу вам торжественно сказать, что из десяти законов, которые принимает Государственная Дума, девять направлены на помощь именно этой, мягко говоря, прослойке населения. Почему прослойке? 3% их, и в их руках 90% общего нашего с вами богатства. Неплохо, да?

При этом, так сказать, единая страна. Каким образом она единая? И при этом еще ко всему, ко всем этим радостям 30 миллионов живущих за чертой бедности.

Наринская: То есть когда вообще все люди на свете называют «Единую Россию» партией власти, они ошибаются? Это не партия власти, это партия олигархов.

Бортко: Более того, это не только партия власти. Это понятно, что это партия власти. Когда говорят «диктатура пролетариата», значит, они в кожанках, с маузерами.

Наринская: Да-да.

Бортко: Что сделали люди в кожанках и с маузерами? Бесплатное образование, бесплатная медицина, садики, все. И так далее, и так далее, и так далее. Вот что они сделали. Это диктатура пролетариата.

Диктатура ― это просто свойство любой партии власти. Партия власти, действительно, и она осуществляет диктатуру. Диктатуру кого? И теперь посмотрите, что они делают. Как у нас с повышением возраста выхода на пенсию, а? А что у нас с НДС, а что у нас с бензином? И так далее, и так далее, и так далее. Вы знаете лучше меня. Вот что такое диктатура правящей партии!

Наринская: Я не так подробно смотрела, как голосовала, например, конкретно за пенсионную реформу КПРФ. Но вообще-то обычно КПРФ…

Бортко: Стоп, одну секунду. Завтра я буду говорить, у меня завтра закон, который я хочу… Причем были, так сказать, очень…

Желнов: Да.

Наринская: Нет, вы…

Бортко: Перебивать меня не надо, вы же меня пригласили. Теперь слушайте.

Наринская: Хорошо, будем так считать.

Бортко: Нет, не приглашали? В общем…

Наринская: Окей, скажите, пожалуйста, что вы хотели сказать.

Бортко: Если вы мне уступаете место, то я хочу сказать. Завтра я хочу защитить свой закон, который не будет принят, естественно, потому что он не будет принят большинством в 320 человек «Единой России». Внешне он выглядит так: в СМИ нужно отмечать голосование в нашей Думе, кто как голосовал, какая партия как голосовала. Все, скромненький такой закончик. Но это не только так, это не только в СМИ бы хорошо отметить.

Существование в Думе ― это и есть политическая борьба. Если говорят, что Дума решила… Кстати, вы этим тоже грешите: «Дума то решила, Дума это решила». Так не Дума решила, а «Единая Россия».

Чуракова: Простите, а в чем борьба?

Желнов: Оля, извини. А вам не кажется, что в данном случае решает… Вы в политике сейчас, давно уже, в общем, в политике, в Госдуме.

Бортко: Да.

Желнов: Не кажется ли, что все-таки решают все за Госдуму в администрации президента?

Бортко: Конечно. А каким образом они решают? Через эти 320 человек, которые сидят.

Желнов: То есть Дума подконтрольна администрации президента, правильно ли я понимаю, исходя из большинства?

Бортко: А солнце восходит на востоке. Конечно, да.

Наринская: Подождите, но в огромном количестве голосований в Думе КПРФ голосует вместе с «Единой Россией». Это просто очень часто.

Бортко: Кто? For example, мой друг. Например?

Чуракова: Вносят законопроекты вместе с «Единой Россией».

Бортко: Какой?

Чуракова: Масса законопроектов была внесена.

Бортко: Например?

Чуракова: Последний, который я могу вспомнить, ― об НКО, иностранных агентах. Это было внесено членами всех фракций.

Бортко: Подождите, а теперь давайте подумаем, как устроена наша с вами жизнь на сегодняшний день. Очень интересно, если раньше она была разделена на две части, то теперь на три. Значит, с одной стороны, пятая колонна, которую вы представляете. Мы, естественно, против вас, совершенно понятно, объединяемся с властью.

Наринская: Объединяетесь с властью, окей.

Бортко: Но в это время, когда власть делает то, что она делает. Меня кто-то спрашивал про газету-то, «Коммерсантъ».

Наринская: «Коммерсантъ».

Бортко: Про «Коммерсантъ». Вот теперь мы с вами вместе против них. Понятно, мы вместе против них, чтобы не душили.

Наринская: А, вы против того, что произошло в «Коммерсанте».

Бортко: Естественно. Конечно, как же.

Наринская: Окей.

Желнов: Понятно.

Бортко: Понятно. И теперь вот так мы объединяемся каждый раз по-разному. Три части. То есть где мы будем союзниками. Когда я хочу идти в губернаторы, для меня самое главное ― это не бороться с конкретным человеком Бегловым. Беглов ли, Полтавченко ли, который был до него, суть не меняется. Остается 25-летнее царствование этой замечательной партии, «Единой России».

Почему я туда иду еще? Это уже глобальные вопросы по этому поводу. Мне нужно изменить направление власти в городе, вот что нужно сделать.

Желнов: Понятно. Почему тогда, если нужно изменять направление власти, это собираетесь делать вы, а не ваш коллега по партии Павел Грудинин, который показал высокий результат на президентских выборах?

Бортко: Я не очень понимаю связь между одним и вторым. Он хотел быть президентом, я хочу быть губернатором.

Желнов: Потому что Грудинин, если смотреть…

Бортко: Как вас зовут, простите?

Желнов: Антон.

Бортко: Антон, давайте так, вы этот вопрос задаете…

Желнов: Если смотреть с сегодняшнего дня, самый эффективный политик в партии КПРФ.

Бортко: Не тот вопрос, вы сами понимаете, что он не тот. При чем здесь я и он? Он занимается совершенно другими вещами.

Желнов: У вас же партия. Вас делегирует партия

Бортко: Партия при чем тут? У нас в партии достаточно много народу, так что? Я иду сюда.

Желнов: Как вы считаете, почему не Грудинин?

Наринская: Просто у него было бы больше шансов.

Желнов: Конечно.

Наринская: Потому что он уже во время…

Бортко: Нет, у него не было бы шансов, он бы не прошел фильтр.

Наринская: Почему?

Бортко: Фильтр! Вы знаете, что такое фильтр?

Наринская: Мои ребята знают, что такое фильтр.

Бортко: А вы знаете? Объясняю.

Наринская: Я вообще культурой занимаюсь.

Желнов: Мы понимаем, что такое муниципальный фильтр. А почему он бы не прошел, как вы считаете, учитывая его высокий?..

Бортко: А он прошел, извините, пожалуйста?..

Чуракова: Если бы его поддержала партия.

Бортко: Или мы серьезно будем говорить, или вы будете задавать детские вопросы. Потому что! Я уже ответил. Следующий вопрос.

Чуракова: Потому что вы договорились с Кремлем, правильно я понимаю?

Бортко: С кем?

Чуракова: С Кремлем.

Бортко: Я? С Кремлем? Шутить изволите? Я хочу выиграть и выиграю. Ничего себе, с Кремлем договорился.

Козлов: Владимир Владимирович, вы как выигрывать собираетесь, если вы упомянули муниципальный фильтр? В 2016 году вы прошли на выборы в Госдуму по зачищенному округу в центре Санкт-Петербурга. Зачищенному, потому что там не было кандидата от «Единой России».

Бортко: Да.

Козлов: Вы оказались, при всем уважении, в тепличных условиях, попали в Думу. Теперь у меня вопрос: как вы собираетесь идти в губернаторы, если 90% подписей в Петербурге принадлежат «Единой России»? Вы будете брать подписи у Смольного? Как вы будете оппозиционным кандидатом?

Бортко: Я отвечаю на две части. Первое, сначала про прошлые выборы. Не только я это делал. Моя коллега Драпеко, у нее была та же самая ситуация по городу. Но три человека, кстати, очень интересно, узнав, что я в этом округе, снялись со своих округов и пришли в мой, например, миллиардер Пайкин. Посмотрите, пожалуйста.

Козлов: Это ожидаемый пример, Владимир Владимирович, ожидаемый.

Бортко: Абсолютно. «Яблоко» ― тут же мгновенно появился человек. И еще забыл кто, кто-то там был еще. Почему? «Это слабый кандидат».

Козлов: От «Единой России» не было кандидата.

Бортко: Ну и что, и где этот слабый, а где все остальные? Этот слабый кандидат выиграл 25%.

Наринская: Но не было кандидат от «Единой России» с ее ресурсом, то есть против тех людей вам было гораздо легче выиграть.

Бортко: Подождите, надо было уйти оттуда, что ли?

Наринская: Нет.

Бортко: Тогда в чем дело?

Козлов: Вы изначально согласованы с Кремлем, с администрацией президента.

Бортко: Слушайте, вы знаете? Я не знаю.

Козлов: Знаем.

Желнов: Мы предполагаем, да.

Бортко: Знаете, так и говорите.

Козлов: Так вопрос следующий: как вы собираетесь избираться и быть оппозиционным кандидатом, если 90% муниципальных депутатов…

Бортко: Я полагаю, что очень просто. Я сам интересовался этим вопросом, очень любопытным. Дело в том, что танцы с одним человеком не бывают. Надо два хотя бы. Я так полагаю, что меня считают слабым кандидатом. Именно поэтому я думаю, что я пройду этот фильтр. Все.

Гликин: Владимир Владимирович, Шевченко, который сперва заявил, что он хотел бы идти на выборы.

Бортко: Да, мы с ним встретились.

Желнов: Журналист Максим Шевченко.

Гликин: Может быть, его как раз считали сильным кандидатом или, по крайней мере, кандидатом, который будет критиковать Беглова очень серьезно. Может быть, они считают, что вы не будете Беглова критиковать.

Бортко: Вы за меня отвечаете.

Гликин: А это я спрашиваю: может быть, они считают?

Бортко: Наверно, откуда же я знаю, что у них в голове? Я знаю, что меня считают слабым кандидатом, ну и слава богу.

Гликин: Вы намерены оппонировать Беглову как человеку, который уже руководит этим городом какое-то количество времени?

Бортко: Поразительная идея, вы знаете. Ребята, задавайте вопросы посерьезнее. Конечно, намерен, иначе что я туда пошел?

Гликин: Но вы ни разу еще, я не слышал ни одного слова именно, которое критикует…

Бортко: Вы не смотрели мой фейсбук, где вот такой плакат написан, нарисован, вы видели его, да? По поводу «активнутых и противных». Не видели его?

Желнов: Видел.

Бортко: Я сразу же получил соответствующую реакцию после этого всего. И самое главное, зачем же, подождите, давайте, еще не началась кампания, а вы уже сказали, что я продался просто и уже стою за Бегловым, хочу, чтобы он выиграл. Да господь с вами! Я хочу выиграть! Где у вас крупный план? Я хочу выиграть эти выборы.

Желнов: Владимир Владимирович, это слово, которое наверняка вам будет казаться обидным, оно любому кандидату, который здесь сидел на вашем месте, кажется обидным. Спойлер. Вот то, что вас многие воспримут как спойлера на этих выборах, спойлера Беглова.

Бортко: Пусть воспримут.

Желнов: Как вы относитесь к этому?

Бортко: Да никак, вы сказали, я вас послушал, только и всего.

Желнов: Но вы не считаете, что вы спойлером пойдете?

Бортко: Я могу только пожать плечами и сказать. Дальше что? Смешно. Спойлер.

Чуракова: Вот смотрите, Кремль сейчас, в последние годы выбирает в новые губернаторы довольно молодых назначенцев, это в основном тридцатилетние молодые люди. Понятно, что тенденция на какое-то обновление.

Бортко: Да, конечно. Вообще молодежь ― это хорошо.

Чуракова: Что вы можете этому противопоставить?

Бортко: У меня есть колоссальный плюс: я не буду баллотироваться второй раз! В отличие… Засмейтесь. О, реакция живая. Дальше.

Чуракова: А кроме?

Бортко: Кроме ― это называется… Был такой некий Перикл, знаете, в древней Греции, неплохой парень, неплохой руководитель. Он не статью написал, он высек на камне: «Бойтесь юношей в государстве». Все-таки при всем том, вы знаете, какой-то опыт. Когда меня спрашивают: «Владимир Владимирович, вы же режиссер. Каким образом, как, почему?». Как звучит по-английски «режиссер», кто у вас знает?

Наринская: Director.

Бортко: О! Что это значит? Переведите, пожалуйста.

Наринская: Управляющий.

Бортко: Управляющий! Я 45 лет, друзья мои (опять же крупный план), управляю людьми. Каждый человек не может знать все, да и не обязан совершенно. Я, например, совершенно не знаю нот, но как-то композиторами я достаточно удачно управляю.

Наринская: То есть вы идете как хороший хозяйственник.

Бортко: Я хозяйственник?

Наринская: Раз вы могли управлять съемочной площадкой, значит, и городом сможете.

Бортко: Вы меня не слышите. Я не хозяйственник, я профессиональный управляющий людьми.

Наринская: Но есть разница между съемочной площадкой даже длинного сериала и шестимиллионным городом.

Бортко: Наверно, есть. Но, в принципе, это одно и то же. А теперь давайте вспоминать с вами историю. Не будем говорить про американскую, про достаточно, по-моему, удачного президента.

Наринская: Рейгана, да.

Бортко: Вспомнили. Не будем говорить про достаточно удачного губернатора Калифорнии Шварценеггера.

Наринская: Или про Зеленского давайте поговорим.

Бортко: Дойдем сейчас и про Зеленского тоже. Давайте вспомним про наших-то. А Владимир Владимирович, что же, профессиональный управляющий? Представляете? Он кто, он же был полковник, подполковник КГБ, только-то и всего.

Желнов: Ну как, вообще-то он был управляющий в каком-то смысле, он проработал в мэрии.

Бортко: Подождите, он с самого начала, что, был управляющим?

Наринская: Подождите, вы все переворачиваете.

Бортко: Подождите, еще одно.

Наринская: Вы говорите, что вы управляющий.

Бортко: У нас был еще Собчак. Он что, был профессиональный управляющий? Нет. Он был нормальный и разумный человек. Вот это надо. Я себя таковым считаю.

Наринская: То есть неважно, что вы управляющий, а важно, что вы нормальный и разумный.

Бортко: Слушайте, не надо дергать.

Наринская: Как?

Бортко: Это просто некрасиво, во-вторых, это просто глупо выглядит.

Наринская: Не знаю, с чьей стороны глупо. Не будем друг друга обижать.

Бортко: Скажите, пожалуйста, с чьей стороны глупо, друзья мои?

Наринская: Ответьте нам!

Бортко: Поехали дальше.

Чуракова: Голосуем. Вот смотрите, если отвлечься немножко от выборов, недавно у эксперта Виноградова был такой доклад, который, в общем, описывал текущий расклад сил в КПРФ, и там был такой рейтинг преемников. В этом рейтинге вашей фамилии не было.

Гликин: Преемников Зюганова, рейтинг преемников Зюганова на посту главы партии.

Чуракова: Да, преемников Зюганова. Естественно, там на первом месте был Афонин, на втором как раз Гаврилов, а на третьем уже упомянутый…

Бортко: Кто, Гаврилов?

Чуракова: Да. А на третьем уже упомянутый Грудинин.

Бортко: Грудинин? На месте Зюганова?

Чуракова: Это не я писала этот рейтинг.

Бортко: А кто это делает?

Чуракова: Эксперты фонда «Петербургская политика». Михаил Виноградов.

Бортко: Грудинин не является членом Коммунистической партии, как он может ей управлять?

Чуракова: Со стороны как раз можно сделать, как мне кажется, анализ.

Бортко: Подождите, одну секундочку. Грудинин не является членом Коммунистической партии. Каким образом можно проводить хоть какое-то…

Чуракова: Речь идет о потенциальных преемниках Зюганова.

Бортко: Это невозможно, он не член Коммунистической партии.

Чуракова: То есть вы против его…

Бортко: Могу я, не знаю, руководить какой-нибудь там партией «Яблоко», когда я не ее член?

Чуракова: Вот смотрите, рассказывают, что в региональных отделениях КПРФ как раз к Грудинину относятся очень хорошо.

Бортко: Да, и не только в региональных, мы все относимся очень хорошо, это правда.

Чуракова: Многие просят, чтобы его выдвинули именно от региона, чтобы он пошел от КПРФ.

Бортко: Давайте, обратитесь к Зюганову, наверно, он это сделает. Я здесь при чем?

Чуракова: Мне интересно ваше отношение к нему.

Бортко: К кому, к Грудинину?

Чуракова: Да.

Бортко: Абсолютно положительное. Стопроцентно положительное. Он доказал своей жизнью, что он может это делать.

Чуракова: Но вы видите его вместо Зюганова?

Бортко: Никогда в жизни, ни под каким видом. Это невозможно, it's impossible, если вам понятно.

Чуракова: Почему?

Бортко: Он не член Коммунистической партии.

Гликин: Вступит, в конце концов. Вступит наконец он в эту партию, в вашу прекрасную партию.

Бортко: Или мы говорим серьезно сейчас… Вы понимаете, что такое партия? Партия ― это очень серьезная организация, где нужно для того, чтобы ею руководить, в ней пребывать какое-то время, нужно заслужить авторитет и так далее, и так далее.

Желнов: Владимир Владимирович, хорошо, кого вы видите на посту лидера КПРФ после того, как?..

Бортко: Зюганова Геннадия.

Желнов: Но он же не вечный.

Наринская: Не вечный.

Бортко: Пока я вижу так, дальше уже…

Желнов: То есть вы не видите сейчас в окружении Зюганова преемника?

Бортко: Я не хочу на эту тему говорить, меня вполне устраивает Геннадий Андреевич. Он действительно очень крупный политик.

Желнов: Владимир Владимирович, а вот если такой философский вопрос задать про КПРФ, которая уже четверть века существует. Насколько вы оцениваете саму работу этой партии как эффективную? Потому что такое впечатление, что особо ни на что эта партия не влияет. Вот за все эти двадцать пять лет ни одного серьезного прецедента, когда мы бы сказали, что КПРФ…

Бортко: Давайте поговорим так. Понимаете, вам не показывают то, о чем я хотел говорить с самого начала, о чем буду говорить завтра в Думе, если будет позволено. Вы не знаете очень многого. Вы не слышите того, что говорит Зюганов, например, с трибуны.

Желнов: Нет, на что повлиял.

Бортко: Подождите одну секунду, я еще не сказал.

Желнов: Говорить он может там много.

Бортко: Подождите одну минуту. Не взрывает он ничего, ну и слава богу. Говорить, наше дело говорить, мы политики. Говорят все, это наша работа.

Поэтому и не видите результатов голосования. Например, очень простая история. Такой закон об образовании. Первоначально это был ужас, просто тихий ужас. Сейчас это ужас наполовину. Половина ― это наша работа. И так далее, и так далее, и так далее. Вы этого не видите, потому что власть это тщательно замазывает. Именно потому, что вы спросили, потому что единственная сила, которая противостоит им, это КПРФ, и удар наносится именно сюда.

Да что там говорить, посмотрите, пожалуйста, что происходит. Вас же в принципе не трогают, трогают нас все время. Достаточно посмотреть на парад и на этот самый фанерный ящик, который идет вместо Мавзолея. Почему? Там написано одно слово на Мавзолее ― Ленин. Так вот, чтобы его не видно было, бац ― и закрывают. Почему? Потому что если начинать сравнивать, даже можете сравнить сами, что там и что здесь. Что было сделано за тридцать лет там с двумя войнами и что сделано за тридцать лет здесь. Ничего. Похож я на спойлера, а? Не слышу ответа. Похож я на спойлера?

Наринская: Я не знаю, что такое спойлер.

Бортко: Я спрашиваю.

Желнов: Вы убедительны в своем мнении, могу сказать.

Наринская: Да. Я хотела бы просто узнать, а что значит «вас»? То есть, я так понимаю, мы все здесь считаемся пятой колонной, и вот «вас, пятую колонну».

Бортко: Да я не считаю вас пятой колонной, друзья мои.

Наринская: Неважно.

Бортко: То, что вы либералы, это действительно так. То, что я с вами не схожусь по политическим, по всему остальному, конечно, да. Но я бы вас не расстреливал никогда в жизни.

Наринская: Просто у меня вопрос. Я даже и против пятой колонны ничего не имею, окей. У меня вопрос такой: это же просто неправда. Что значит «нас, пятую колонну, не трогают»? Я была случайно в Питере и попала как раз в день, когда приняли пенсионную реформу и Навальный вывел либерально настроенных, не коммунистически настроенных, либерально настроенных молодых людей на улицы Петербурга. Абсолютно случайно я приехала читать лекцию в «Новую Голландию», даже не знала, что это будет. Я такой бойни в жизни не видела.

Бортко: Я с вами совершенно согласен.

Наринская: Людей били. И это были либералы, а совершенно не коммунисты, которых били. Зачем вы говорите, что нас не трогают? Это неправда.

Бортко: Давайте подумаем о другом.

Наринская: Зачем же думать о другом?

Бортко: Мы с вами сейчас сидим на телестанции Дождь, очень популярной. И хорошо, наверно, популярной, талантливые люди. Есть не менее популярная передача, если даже не более того, называется «Эхо Москвы». Она существует.

Наринская: Радиостанция. Есть, да.

Бортко: Существует. Газета, «Новая газета» существует. Ребята, это есть. Вы можете говорить, понимаете? Это все существует, мы с вами сейчас говорим, и достаточно свободно. Я могу сказать сейчас: «Долой правительство!». С удовольствием. Поддержите меня в этом?

Наринская: Мы-то поддержим, да.

Бортко: И слава богу. Так, вместе: «Долой правительство, которое губит нашу страну!».

Наринская: Долой правительство! Но при этом я хочу сказать другое, что, например, относительно… Мы просто не можем сейчас упасть в обсуждение ситуации СМИ, но даже слепой не станет спорить с тем, что до 2014 года и вообще ситуация докрымская со свободными СМИ и ситуация теперешняя, просто то, что сейчас произошло, ― это невероятное сужение свободы слова.

Бортко: Я не спорю.

Наринская: Раз вы не спорите, хорошо, слава богу.

Бортко: Конечно. Не буду спорить совершенно. Но все-таки вы есть.

Наринская: А, спасибо большое, давайте в ножки поклонимся.

Бортко: Это не мне спасибо большое, это Владимиру Владимировичу.

Наринская: Да.

Бортко: Я Владимир Владимирович, но не тот.

Желнов: А скажите, вот как так получается, что вы сейчас поблагодарили, да, Владимира Владимировича, еще несколько раз сказали про…

Бортко: Кто благодарил Владимира Владимировича?

Желнов: Вы сейчас сказали: «Скажите спасибо Владимиру Владимировичу».

Бортко: Что такое ирония, вы знаете?

Желнов: Я понимаю, да. Но до этого вы сказали, что он хороший управленец. При этом вы же говорите о том, что долой правительство. При этом вы же сказали…

Бортко: Не только я.

Наринская: Потому что может это сказать.

Бортко: Значит, давайте будем говорить так. Я еще член Никитского клуба, такой есть у нас клуб интеллектуальный. Я туда привел господина Глазьева, попросили привести.

Желнов: Да.

Бортко: Это действительно клуб интеллектуалов, это действительно так. Может, я там случайно вообще, но тем не менее я там есть. И он нам прочел лекцию о том, как бы надо было все делать, и сказал, между прочим, следующее: наши беды, о которых, значит, все время говорит наше правительство, о том, что санкции, ну что мы можем сделать, мы же под санкциями, поэтому хуже и хуже, шестой год снижается уровень жизни. Дальше я могу вместо вас рассказывать, куда дальше.

Вот Глазьев, которому я верю, академик, который, между прочим, советник президента, говорит, что вред от санкций ― это 3%, а 15% ― от нашего правительства. И я ему верю.

Желнов: От нашего чего?

Бортко: Правительства! И я ему в этом отношении верю. Потом я его спросил, он же советник президента, я говорю: «Сергей Юрьевич, а вы Владимиру Владимировичу об этом говорите?». Ответа я не получил.

Желнов: Владимир Владимирович, а Путин как-то автономно от правительства существует? Он настолько над схваткой. То есть я не очень понимаю, почему все претензии, о которых вы говорите, включая геополитические, санкции, последствия после санкций…

Бортко: Детский сад.

Желнов: Они относятся к правительству, а не президенту. Каким образом?

Бортко: Повторите начало вашего вопроса.

Желнов: Кто несет ответственность в стране в последние 19 лет за то, что в ней происходит?

Бортко: Только и исключительно Владимир Владимирович Путин. Он альфа и омега, начало всего.

Желнов: Значит, и за правительство он несет ответственность, соответственно.

Бортко: Конечно.

Желнов: В чем тогда главная критика, главное оппонирование вами политике Владимира Путина? В чем оно может заключаться, помимо плохого кабинета министров?

Бортко: Значит, смотрите, пожалуйста, что происходит в нашей замечательной стране? Почему так? Это очень долго и вряд ли это стоит сейчас начинать, почему так получилось. Важно другое. Вообще-то мы живем при феодализме, чтобы вы знали. Вы будете с этим спорить? Нет, не будете, хорошо. И царь-батюшка наш, значит, Владимир Владимирович Путин, он у нас выполняет эти функции, прямые абсолютно.

Дальше у него кто есть? Бояре и дворяне, в данном случае я в Государственной Думе заседаю. Но еще есть другие. Значит, их надо расставлять на кормление, они кормятся, это феодализм. А кормление ― это коррупция, поэтому она неискоренима. Но если мы сейчас, учитывая то, что мы живем в феодализме, вдруг у нас каким-то образом Владимир Владимирович скажет вот сейчас: «Я устал, я ухожу», как говорится, не дай бог нам в это время присутствовать. Я хочу жить, хочу, чтобы… У вас дети есть?

Наринская: Много, да.

Бортко: Давайте поживем так. Поэтому давайте будем таким образом. Мне кажется, что просто логика нашей жизни, а человек он, мягко говоря, неглупый, это уж никто не будет отрицать, говорит о том, что ему нужно сделать решительный шаг. Это очень трудно, он окружен людьми, которыми связывает все, вот так все связывает все, понятно. Но тем не менее этот шаг нужно сделать, на наш взгляд, на взгляд КПРФ. Нужно заменить его окружение, сменить правительство.

Гликин: То есть не уйти?

Бортко: Нет, сейчас категорически.

Желнов: А ему самому не нужно уйти, как вы думаете?

Бортко: Вот сейчас если он уйдет, давайте подумаем, что будет. Мне кажется, страна развалится. Для меня самое главное, вот все, что вы меня спрашиваете, каждый раз нужно исходить из двух вещей. Первое ― это здоровье русского народа, второе ― это нерушимость границ. Вот любой ответ связан обязательно с этим.

Поэтому не дай бог сейчас сделать это, потому что они развалятся, как развалились при любимом вашем Ельцине, который потерял половину населения и треть страны. Вот что произойдет еще раз, только развалится Россия. Хотим мы этого? Я не хочу.

Козлов: Возвращаюсь к 2016 году. Вы избирались от центра Петербурга, как я сказал.

Бортко: Да.

Козлов: В Петербурге, как известно, это исторический…

Бортко: Подождите, от центра Петербурга, от яблочников и, в общем-то, ваших избирателей. И плюс 25%.

Козлов: Владимир Владимирович, слава богу, как говорится, вам повезло, от «Единой России» кандидата все-таки не было, поэтому вам немножко подсобили.

Бортко: А яблочники-то были. Что же они не выиграли?

Козлов: Яблочники, может, и были.

Бортко: Не может, были. Дальше.

Козлов: В центре Петербурга, в историческом центре и вообще в Петербурге в целом сильны градозащитные движения, настроения и так далее. Вопрос: почему ваш голос никогда не слышен в этих движениях? А ведь эти скандалы, эти истории часто переходят в политическую плоскость. Ваш голос никогда не слышен. Например, Исаакий тот же. Вы вообще как-то выступали? Где ваша позиция? Как вы защищаете интересы граждан?

Бортко: Почему же? У меня написана программа, возьмите, почитайте. В фейсбуке, поскольку у меня другого нет, у меня нет телестанции, у меня есть только фейсбук.

Желнов: Вот сейчас у вас есть телестанция.

Бортко: Значит, друзья мои, кто смотрит в Петербурге! Я за то, чтобы этот вопрос был вынесен на референдум, как сказал Владимир Владимирович, и большинство решит. Тут я с ним совершенно согласен.

Козлов: Но спустя два года вы сказали это.

Бортко: Не понял. Меня спросили. А что, мне на каждом углу, что ли, кричать?

Козлов: Как же.

Бортко: Должно быть так. Мой дорогой, вы меня спросили, я вам ответил. Что еще?

Козлов: Ну правда.

Наринская: Можно я задам вопрос, который меня беспокоил? Я его хотела чуть ли не первым задать.

Бортко: Да.

Наринская: Вы несколько раз назвали себя политиком, вы, безусловно, он и есть, как вы есть член Думы, но для огромного числа народонаселения вы кинорежиссер, который снял ряд любимых народом фильмов. И один из любимейших народом фильмов ― это фильм «Собачье сердце», где вы вывели коммунистов, скажем… Во всяком случае, как зритель, может быть, вы имели в виду что-то тонкое и другое, но зрители все считают, что, сняв этот фильм, вы вслед за Булгаковым вывели коммунистов довольно неумными людьми, идиотами, которые не понимают, так сказать, которые устраивают разруху в сортире, да. Если все мы начнем мочиться, не присаживаясь, да, то и в туалете наступит разруха.

И вот, так сказать, это очень странно увязывается не только даже с принадлежностью к Коммунистической партии, но вообще с теми невероятно высокими словами, которые вы о ней говорите. Для поклонника этого вашего фильма это просто какой-то когнитивный диссонанс.

Бортко: Это же надо. Значит, так, объясняю в 88 раз. Каждый раз, куда бы я ни попадал, начинается.

Наринская: Ну что делать, такой вопрос напрашивается.

Бортко: Теперь для Дождя специально.

Наринская: Да.

Бортко: Дело в том, что конец советской власти был очень сильно похож на то, что происходит сейчас. Партия начинает гибнуть тогда, когда начинает врать самой себе. Я в это время наслушался, был у нас сейчас в Думе с отчетом наш премьер, и вместо отчета он говорил, как будем жить хорошо, как будет дальше все лучше и лучше. То же самое было и там.

Я был зол очень на этих людей, которые говорят, не веря в это. Я могу сказать только одно, понимаете? Кстати сказать, Булгакова можно прочитать по-разному, существует итальянская версия, посмотрите, она принципиально другая, принципиально. Вы не видели ее?

Наринская: Фильм итальянский «Собачье сердце»?

Бортко: Итальянский. Не видели? Посмотрите, принципиально другая.

Наринская: Нет, то, что интерпретировать вообще можно по-разному, в этом нет сомнений.

Бортко: Нет, они говорят, что они правильно интерпретировали. Более того, сейчас возникает мнение, что я вообще неправильно все снял, потому что профессор у нас, оказывается, фашист! И это доказывается совершенно точно. Подождите, дайте мне сказать.

Наринская: Шекспира ставят из раза в раз по-разному, это неудивительно.

Бортко: Что я хочу сказать? Послушайте внимательно. Кстати, у Булгакова нигде не сказано, что он против советской власти и против Карла Маркса. Могу сейчас цитату привести, хотите? «Где у Карла Маркса написано, что второй подъезд надо забить досками и ходить вокруг? Нет такого у Карла Маркса».

Наринская: Так.

Бортко: Это раз.

Наринская: Да.

Бортко: Теперь дальше, смотрите, пожалуйста, когда я снимал, что я хотел сказать. Я хотел сказать этим людям, во что они превратились. Я совершенно не посягал на основы учения, на них посягать смешно, просто смешно. Они работают, только что я вам это продемонстрировал, когда сказал, что такое есть партия «Единая Россия». То есть это классовая несовместимость, мы не можем существовать вместе, как бы ни хотелось строить общее государство, придется выбирать, или так, или так, или с этим, или с этим. То же самое было и там.

Наринская: То есть партия Зюганова не наследует партии Швондера, по-вашему?

Бортко: Никаким боком, никак и никогда.

Наринская: Надо было это как-то заявить.

Бортко: Швондер ― это, если хотите, один из членов этой партии, который, в общем, не выражает ее сути.

Наринская: Мы бы так не догадались.

Гликин: Владимир Владимирович, когда вы говорите про социализм и про то, что тогда все-таки было и то, и другое бесплатно, и все, какой период? Все-таки были разные периоды в истории страны. Какой период вам кажется тем, что мы можем взять за образец, скажем? Времена Брежнева, Сталина, Хрущева, Андропова? Это были разные все-таки.

Бортко: Давайте посмотрим. Как сказано в одной книжке, по делам их узнаете их, да?

Гликин: Вам ближе, да.

Бортко: Подождите, что значит мне ближе? Мне ближе всего моя собственная семья.

Давайте «по делам их узнаете их». Когда был самый большой прирост ВВП? ВВП, тот самый ВВП, про который сейчас говорят, что мы должны сделать прорыв, мы должны сделать так.

Гликин: При Сталине!

Бортко: Так, дальше. Наибольшая рождаемость в стране когда была?

Гликин: При Сталине.

Наринская: Да, это правда, при Сталине.

Бортко: Да, 1937 год. Вы упадете в обморок. 1937 год.

Наринская: Были запрещены аборты.

Бортко: Я просто рассказываю.

Наринская: Хорошо.

Бортко: Понятно, да?

Желнов: Да.

Бортко: Теперь дальше. Тридцать лет, когда этот человек олицетворял собой, с 1924, будем считать, по 1935, почти 30 лет. Две войны. Где начало и где конец? Но самое главное, почему я, собственно говоря, социалист, хотя я больше коммунист, если не хотите говорить «коммунист». Почему? Потому что самое большое завоевание советской власти ― это не перекрытие Енисея и даже не запуск космических кораблей, не это, и не это становилось целью, не цель. Цель ― это было воспитание и образование собственного народа, и это удалось в полной мере! Вы в метро ездили в то время?

Наринская: В какое?

Желнов: В 1937-м Аня не могла ездить.

Наринская: В 1937-м нет, но в восьмидесятые ездила.

Бортко: Что читал народ? Толстые журналы. Читали? А сейчас?

Наринская: Да, но просто сейчас эти толстые журналы упиханы в телефон, поэтому, возможно, они тоже читают толстые журналы. Это может быть, да.

Бортко: Вот вам, пожалуйста, одну секундочку, ответ на то, что вы спрашиваете.

Желнов: То есть сталинские годы.

Бортко: Нет, не Сталин, не так.

Желнов: Тридцатые.

Бортко: Тридцатые. Почему? Это наибольший расцвет экономики нашей страны.

Желнов: Я понял, да.

Бортко: Но поскольку я вырос уже не там, Сталина застал, но совсем маленьким, в первом классе был, когда он умер. Больше всего это было в оттепель, которая была после этого, то есть еще страна жила, так сказать, она шла правильным путем, но уже было что-то другое. Появилось новое поколение. Самое главное ― нормальная смена поколений. Это мое поколение было. Я бы вам рассказал неприличный анекдот, но его невозможно рассказывать.

Желнов: То есть, Владимир Владимирович, тридцатые и шестидесятые, я правильно понимаю? Вот эти два периода, да.

Бортко: Где-то, да.

Наринская: Можно я задам один вопрос и дальше передам коллегам? Скажите, наверно, я не знаю, как вы к этому отнесетесь, потому что вы так все-таки высоко говорите о Сталине, можно ли вас назвать сталинистом?

Бортко: Я не говорю о Сталине высоко. Каждый раз: «Вот! Проклятый сталинист!».

Наринская: Нет, почему проклятый? Я просто задаю вопрос, можно ли вас назвать сталинистом.

Бортко: Я говорю о периоде страны, когда она добивалась наибольших успехов. Мало того, она, извините, выиграла войну, да какую!

Наринская: Да, хорошо.

Бортко: Подождите одну секунду, я еще не закончил. Это требовало усилий. Когда мне говорят: «Весь народ, это не Сталин, это весь народ». Конечно, не Сталин, конечно, весь народ. Но как это, весь народ вдруг поднялся и перенес всю промышленность на Урал? Кто-то же этим командовал.

Наринская: Безусловно.

Бортко: И вдруг кто-то командовал: «Ты пойдешь туда, ты пойдешь сюда, а ты, Рокоссовский, будешь здесь». Кто-то это делал. И вдруг оказывается, что ничего этого нет.

Я к тому, чтобы относиться ко всем периодам нашей страны, так сказать, с уважением. Ко всем. Кстати, и к нынешнему тоже, например, я могу сказать хорошо о существующей власти. Почему? Когда мне говорят мои коммунисты: «Вот, смотрите, вот там-то, вот пробки на улицах!». Я говорю: «Да, пробки, а кто там сидит? Там что, сидят олигархи, что ли?».

Наринская: То есть к девяностым тоже с уважением?

Бортко: Конечно.

Наринская: Это приятно слышать.

Бортко: Естественно, как же иначе. Другое дело, что это был развал этой страны. Что нужно сделать с командующим, который половину населения потерял и отступил на треть, почти до Москвы? Что с ним нужно сделать? А ему ставят памятники, открывают.

Желнов: А что с ним нужно делать?

Бортко: Его судить надо. Любого командующего.

Желнов: Я думал, вы скажете, что расстрелять.

Бортко: Расстрелять ― это во время войны, но сейчас-то не война.

Наринская: Тут тоже как-то странно. С уважением, но судить.

Бортко: Я к тому, что ни про какой период истории нашей многострадальной страны нельзя говорить, что это хорошо, а это плохо. Это по-разному.

Наринская: Вот я хочу задать вопрос.

Бортко: Да.

Наринская: Те люди, которых я в жизни встречала, которые так высоко говорят о тридцатых годах и о тех, кто тогда руководил… Можно я?

Бортко: Что вы хотите сказать каждый раз? Высоко о тридцатых, высоко… Слушайте.

Наринская: Можно я дальше задам вопрос?

Бортко: Нельзя.

Наринская: Простите, почему нельзя?

Желнов: Владимир Владимирович, давайте позволим Ане задать вопрос.

Наринская: Дайте мне задать вопрос, да, и дальше мои молодые коллеги будут.

Бортко: Да, только без оценок.

Наринская: Как без оценок? Хорошо, окей. После таких ваших слов я должна сказать, что люди, которые говорят похожее на ваши слова, обычно делятся на две категории. Одни из них говорят, что репрессий не было, они преувеличены и так далее, а другие говорят, что репрессии были, но оно того стоило. Вот к какой из этих двух категорий вы относитесь?

Бортко: Провокационный вопрос. Скажите, вы уже убили своего отца? Вот это такое.

Наринская: Да. Убили ли вы уже, Владимир Владимирович, своего отца? Ответьте мне.

Бортко: Так вот, не моего отца, моего деда расстреляли. Всего-то навсего.

Наринская: Так, и? Это того стоило?

Бортко: Я не знаю, стоило ли того, но расстрелял его не Сталин, а его заместитель, написавший на него донос. Опять же, смотрите, пожалуйста, вот конкретная вещь ― репрессии в нашей стране. Это значит, что сидел Сталин, наклонившись над столом, и думал: «Давай-ка я всех расстреляю». А как это случилось, почему это произошло?

Наринская: Сталин создал такой контекст, в котором это было возможно сделать.

Бортко: А теперь давайте я вам расскажу, поскольку я, слава богу, писал сценарий, знаю это очень хорошо, как дело-то было. Дело было очень просто. Если возьмете в руки и посмотрите, поймете, что я не вру. Это была лучшая конституция 1936 года, которую мы имели за все время.

Более того, я еще с бабушкой ходил голосовать совсем маленьким, я брал лист для голосования, и внизу мелкими буквами (1957 год!) было написано: «Вычеркните остальных, оставьте одного». Это в 1957 году. Это были отголоски той конституции. Что он хотел сделать? Он хотел то, что сделали в Китае, китайцы действуют точно так же, как он хотел. То есть партия предлагает, народ выбирает нескольких из предложенных.

Но что случилось тогда? Здесь нужно понимать, как устроена, значит, наша партия. Да и, в общем, любая партия. Существует Политбюро и существует ЦК. Политбюро ― это достаточно узкий круг, который, в общем, находился под полным совершенно контролем Иосифа Виссарионовича, это понятно совершенно, все были согласны. Есть ЦК, который состоял из старых большевиков. Кто это такие? Два класса образования, гражданская война. И дальше им предлагается то, чтобы их сейчас выбирали. Они, может, и два класса образования, но не идиоты, они не понимают, что их не выберут более никогда.

После этого поднимается товарищ Эйхе, два класса образования, эстонец, и говорит: «Иосиф Виссарионович, все это очень правильно. Но, вы знаете, у нас же троцкисты. Давайте почистим партию, иначе мы не можем принять эту конституцию».

Наринская: То есть царь хороший, бояре плохие.

Бортко: Послушайте до конца.

Наринская: Это то, о чем вы говорите.

Бортко: До конца дослушайте!

«Иначе мы не можем принять эту конституцию». И здесь встал выбор, либо так, либо так. Он сделал так, хорошо, ладно. И вот с этого началось все, дальше пошло. И дальше моего дедушку расстреляли, потому что его заместитель захотел занять его место.

Желнов: А как в тоталитарном государстве может быть такая сильная роль заместителя? То, о чем вы говорите. При тоталитарном государстве, когда НКВД и Политбюро…

Бортко: Какая роль заместителя? Он написал донос в КГБ, в НКВД, и все.

Наринская: Да, но не в каждой стране по доносу расстреливают, правда?

Бортко: Вы знаете, давайте посмотрим сейчас, какие страны. И теперь переходим к очень интересному вопросу, время у нас кончается, потому что вопрос этот необъятный. Почему это все? Значит, так. Все несчастья нашей страны, друзья мои, происходят от одного ― от ее юридической несформированности, несделанности, это так.

Например, очень простая история. У нас федерация, да? Вроде да. И эта федерация заключает, например, договор, не знаю, хотите с Татарстаном? И Татарстан входит тоже в федерацию. То есть он заключает договор сам с собой, вы это понимаете? То есть полный бред. Ее устройство ― это полный бред.

Наринская: Кто ответственный за это юридическое неустройство?

Бортко: А теперь одну секунду. Почему она может так существовать? При одном устройстве ― при абсолютной центральной власти. Вот это вы сейчас и видите, почему ее нельзя сейчас убрать, потому что иначе все развалится и так далее. Вопрос намного глубже, чем то, что мы сейчас обсуждаем.

Желнов: Мы поняли, да. Поняли вашу позицию.

Козлов: Владимир Владимирович, вы сказали сейчас, вспоминая сталинские времена, что там стоял выбор перед людьми. Какой перед вами сегодня стоял выбор, переносясь от Сталина к Медведеву и к Владимиру Путину, когда вы голосовали сначала за пенсионную реформу, как выступали, первое и второе, сейчас приходил премьер Медведев, вы только что упомянули. Почему вы не задали ему вопрос про пенсионную реформу? Какой выбор перед вами стоял? Как вы договорились?..

Бортко: Одну секундочку, кто вам сказал, что ему не задали вопрос про пенсионную реформу?

Козлов: Не задавали вопрос.

Бортко: Да задавали, подите посмотрите.

Козлов: Нет.

Бортко: Он ответил, что так надо было, иначе нельзя.

Козлов: И вас устроил ответ?

Бортко: Да господь с вами.

Козлов: Понятно.

Бортко: Почему нас устроил ответ? То же самое, запомните, друзья мои, Дума ― это не единый организм, это далеко не так. Почти всегда мы голосуем против. В данном случае не то что против, а категорически против.

Чуракова: А как вы голосовали?

Козлов: А референдум где? Слили ваш референдум.

Бортко: Какой?

Козлов: Вы предлагали референдум.

Бортко: Подождите, мы его, что ли, слили?

Козлов: Так а почему не надавили, почему не отстаивали?

Бортко: Что здесь сейчас происходит? Собрались замечательные люди, которые топят его на Сталине, на чем еще. Друзья мои, не надо этим заниматься. Я хочу сказать, что я хочу добра нашей стране. В данном случае я хочу добра нашему городу. Я хочу быть там губернатором. Я еще не выдвинут, но я хотел бы, конечно, быть. Почему? Прекратить вот это правление нами хотя бы «Единой Россией».

Чуракова: Хотела спросить. Недавно в Госдуме как раз был принят закон об оскорблении власти. Вы как голосовали?

Бортко: Конечно, против. Мы голосовали, в данном случае мы абсолютно солидарны, дорогая моя, стопроцентно и всегда. Мы против подавления свободы слова в любом виде, в каком бы оно ни было, и я то же самое. Всегда, при всех обстоятельствах.

Наринская: Как же вы против свободы слова… Тьфу, извините, наоборот! Как же вы за, когда, например, недавно совершенно, когда писательница Елена Чижова позволила себе что-то сказать о блокаде, с этим можно не соглашаться, я не хочу специально, потому что сейчас мы будем до конца говорить о блокаде.

Желнов: Да.

Наринская: Мы можем с вами потом об этом поговорить. Позволила себе дать какие-то построения. Зюганов сейчас же сказал, что это должно быть запрещено и что она должна быть привлечена к уголовной ответственности за поддержку нацизма.

Бортко: Подождите, одну секундочку.

Наринская: Объясните, где вы за свободу слова.

Бортко: Я буду говорить не с вами, я буду разговаривать с людьми, которые нас смотрят. Смотрите, пожалуйста, я исхожу из двух вещей, что есть две вещи. Одна ― где можно, это называется Конституция, а вторая ― где нельзя, это называется Уголовный кодекс. Все! Вот на том все кончается. Если мы не нарушаем Уголовный кодекс, все можно, абсолютно все. В данном случае, очевидно, шел разговор о другом, о вещах, которые несовместимы. Например, сказал бы я, не знаю, страшно об этом говорить, сказал бы своей матери что-то такое не так. Это нехорошо, некрасиво звучит.

Наринская: Это нехорошо, но это не уголовно наказуемо. Ты можешь поссориться с матерью навсегда.

Бортко: Конечно, да. Еще раз говорю: я исхожу из двух вещей, две вещи. Конституция ― это то, что можно, а Уголовный кодекс ― это то, что нельзя.

Наринская: С Зюгановым здесь вы не солидарны.

Бортко: Возвращаемся сейчас к демонстрации 1 Мая. Почему это не хорошо, почему мы это осудили? Потому что там не было ни одного лозунга, который бы нарушал Уголовный кодекс.

Чуракова: Вы, кстати, осудили это спустя неделю почему-то только.

Бортко: Если вы посмотрите мой фейсбук, это было сделано через два часа.

Чуракова: Нет.

Бортко: Давайте посмотрим, вот и все. Два часа.

Чуракова: Давайте посмотрим.

Бортко: Давайте. Посмотрите.

Гликин: Владимир Владимирович, про Уголовный кодекс я хотел спросить.

Бортко: Да.

Гликин: Вы снимали прекрасный фильм.

Бортко: Еще раз повторите, какой я фильм снимал прекрасный?

Гликин: «Бандитский Петербург».

Бортко: Да, и что же?

Гликин: Как доказал Следственный комитет и суд, применяя Уголовный кодекс, этот бандитский Петербург остался не только в девяностых, но и в нулевых. Знаменитое дело Кумарина, главы…

Бортко: Что вы имеете в виду?

Гликин: У бандитского Петербурга были лидеры. Один из них ― Кумарин, может быть, вам ни о чем не говорит это имя, но вот я вам открою.

Бортко: Почему, говорит.

Гликин: Он, согласно нашему Уголовному кодексу, осужден…

Бортко: Кстати, очень интересно. Он мне помогал снимать «Идиота», он купил пленку для этого, там даже написано, он есть.

Желнов: В титрах есть?

Бортко: В титрах. Были титры, там идут титры. Там Яковлев, там Кумарин и Кох, представляете? Вот компашка, да?

Желнов: Яковлев тогда был губернатором.

Наринская: Да, наверно, сейчас бы они плюнули друг другу в физиономии.

Бортко: Можно посмотреть, кстати, показали бы сейчас.

Желнов: То есть Кумарин помогал «Идиоту», а «Бандитскому Петербургу» не помогал.

Бортко: Нет.

Гликин: Не помогал. Но, как считает Следственный комитет и суд, помогал, он помогал, например, Следственный комитет считает, убивать Старовойтову и так далее. Но я не об этом. Суд доказал и Следственный комитет считает, а мы не можем им не доверять, суду, что бандитский Петербург продолжался все нулевые и продолжается до сих пор, то есть то, что происходило, эти эпизоды…

Бортко: Говорите это в камеру сейчас.

Гликин: Камеры на меня тоже смотрят.

Бортко: И все, и дальше, пошли следующий вопрос.

Гликин: Когда вы станете губернатором, вас интересует вот эта тема? Разобраться, продолжают ли прототипы ваших героев править этим городом.

Бортко: А теперь посмотрите, я мальчик понятливый, я все понимаю. Итак, самое, пожалуй, основное и главное, что мне, если даст бог, не знаю, что, конечно, как вы понимаете, чрезвычайно сложно устроить, но если даст бог так, то первое, первое и основное ― разорвать коррупционные связи внутри. Рыба гниет с головы, друзья мои, всегда, понимаете?

Ой, хотите про Сталина? Вспомнил. Еще раз: посмотрите, пожалуйста, дачки членов Политбюро при Иосифе Виссарионовиче кому принадлежали? Вот любого человека. Микоян. Чья была дача Микояна? Она была не микояновская, она была государственная, и даже тарелочка у него, там был штампик. И если бы он потерял свою должность, он терял все.

Желнов: Хорошо.

Бортко: Одну секунду. Это значит, что дальше вниз пойдет то же самое. Так вот, если мне силою судеб, не знаю, чего, доведется быть, доведется руководить этим замечательным, моим любимым городом, я могу сказать только одно: первое, что я сделаю, первое ― я попытаюсь разорвать эти связи, налаженные в течение 20–25 лет.

Наринская: А как?

Гликин: А ваши собственные связи вы тоже разорвете?

Бортко: Какие свои собственные?

Гликин: Этот человек, который признан лидером преступной группировки, помогал вашему фильму.

Наринская: Кумарин.

Гликин: Это не связь?

Наринская: Серьезный вопрос.

Гликин: Этот человек сидел с Розенбаумом за одним столом.

Бортко: При чем здесь он? Я что, с ним дружу, что ли?

Гликин: Хорошо, он помогал вашему фильму.

Бортко: Он фильму же помогал, а не мне.

Гликин: А это не связь?

Бортко: Его попросил Андрей Константинов, который написал все это, помочь. У нас не было пленки.

Желнов: Неважно. Сейчас вы как это оцениваете, что вор в законе помогал созданию картины «Идиот»?

Бортко: Никак не оцениваю, спасибо говорю, только и всего. Я же не говорю спасибо за то, что он кого-то убил. У меня не было пленки снимать, мы снимали на копейки.

Желнов: Хорошо. Вы сказали еще важное замечание про коррупцию, которая проела, как любят говорить коммунисты, власть.

Бортко: А вы не любите этого говорить?

Желнов: Я не люблю глагол «проела».

Бортко: Давайте вместе скажем: «Она проела». Давайте?

Желнов: Хорошо, повторю.

Бортко: О, уже хорошо. Поехали дальше.

Желнов: Смотрите, кто, как вам кажется, вот эти самые в окружении президента, против кого вы собираетесь в будущем?..

Бортко: Одну секунду. Я говорю сейчас не потому, что я боюсь. Я говорю очень конкретные вещи.

Желнов: В Петербурге только.

Бортко: Город Петербург.

Желнов: Смотрите, из Петербурга вышла так или иначе вся команда нынешнего президента, я готов вам их имена.

Бортко: Что хочет сказать уважаемый господин? Он проводит все время параллели там и здесь, не надо этого.

Желнов: Владимир Владимирович, я просто не хочу говорить абстрактно. Вы сказали, что вы будете бороться с коррупцией.

Бортко: Они хотят со мной соревноваться.

Желнов: Вот, например, Алексей Навальный, да, с ней активно, как может на своем уровне, борется. Его Фонд борьбы с коррупцией предъявляет широкой общественности разные кейсы про разных околоэлитных людей, которые включены в элиту.

Бортко: Я поддерживаю его начинания абсолютно, на сто процентов.

Желнов: Кто, по вашему мнению, те самые выходцы из Петербурга, мы упомянули Кумарина, кто еще?..

Бортко: Кумарина вы упомянули, но я к нему не имею никакого отношения.

Желнов: Нет, что Кумарин просто помогал вам в создании «Идиота», мы выяснили. Кто эти люди, которые проели страну? Кто эти люди?

Бортко: Там и Кох был, почему вы про Коха не говорите? Давайте про Коха поговорим.

Наринская: Кох не подвергается уголовным преследованиям пока что. К нему есть множество претензий, но у нас многие люди… Он просто не обозначен бандитом пока что.

Желнов: Хорошо, я вас спрошу так. Владимир Путин, с вашей точки зрения, коррупционер или нет?

Бортко: Я его не ловил, не знаю. Я знаю, что когда я посмотрел фильм о нашем премьер-министре, то такие подозрения у меня появились, бесспорно. Фильма о Владимире Владимировиче я не видел.

Желнов: То есть вы посмотрели фильм Навального «Он вам не Димон»

Бортко: Да.

Желнов: И вам показалась эта лента, этот фильм убедительным.

Бортко: Заслуживающим внимания, бесспорно.

Желнов: Те расследования, которые и у Навального выходили в адрес Владимира Путина, строительство различных резиденций, под теми фондами, под теми структурами.

Бортко: Я об этом ничего не знаю, я не компетентен. Скажем так, no comments.

Желнов: Владимир Владимирович, вы же видели эти материалы?

Бортко: Какие?

Желнов: Про Путина.

Наринская: Расследования.

Желнов: Вот про Медведева вы видели расследования.

Бортко: Я видел фильм о Медведеве, а о Путине я фильма такого не видел.

Желнов: Не видели. Путин вне зоны…

Бортко: Не видел, да и все, честное слово. А тот я видел, с большим удовольствием смотрел, смеялся.

Наринская: Хорошо, скажите, пожалуйста, я тоже очень много читала, я не знаю, вы, я так понимаю, страшно грустите о том, что распался Советский Союз. То есть, по вашему мнению, должна была быть эта огромная империя, которая соединяла самые…

Бортко: «Советский Союз». Дальше следующая фраза, очень интересная штука, построение фразы. «Вы очень грустите о гибели Советского Союза». Дальше: «У вас распалась империя». Смотрите, Советский Союз, следующая фраза ― «империя».

Наринская: Он не был империей?

Бортко: О господи! Что вы хотите спросить?

Наринская: Я хочу спросить… Скорее я хотела спросить о вашем взгляде на то, что сейчас происходит на Украине. Это мне очень интересно.

Бортко: Вы знаете, поразительная вещь. Поскольку я уже год не приглашаем на центральное телевидение… Почему я сейчас с удовольствием пришел к вам? Я год не был на центральном телевидении, год.

Наринская: Почему?

Бортко: Вот потому. Смотрите, пожалуйста, что было за этим. Я, кстати, говорил: «Долой правительство» ― и на «Первом канале», может быть, поэтому. Можете посмотреть.

Желнов: Да это не страшно, Владимир Владимирович, там многие говорят: «Долой правительство».

Бортко: Не страшно. Я не про это сейчас хотел сказать. Смотрите, пожалуйста, что происходит. Я скажу банальные вещи, но тем не менее хочу сказать. Вы говорите мне банальности, я вам отвечу тем же самым. Что такое для нас была Украина? Громоотвод, чтобы не говорить о чем-то другом. Еще была Сирия, еще Венесуэла появлялась. Все, что угодно, кроме того, что за окном, кроме падения жизненного уровня и так далее, и так далее, и так далее. Вот что такое была Украина.

Поэтому была Украина, была Украина, была Украина. И вдруг ба-бах! Произошли выборы. И в моем фейсбуке я написал, что я отношусь весьма скептически к существованию этого государства, оно есть, бесспорно, но народа, я считаю, нет, это один и тот же народ, но не в этом дело. Важно другое. Я увидел выборы по-настоящему! Смешные, может быть, нелепые, такие, сякие, но это были выборы. И вдруг это был, как ни странно, мощный удар по нашей пропаганде, когда Украина… Сейчас они опомнятся и начнут говорить, но это был мощный удар, мощнейший.

Для меня Украина как таковая, а я там прожил достаточно много, 28 лет. Я вільно розмовляю українською мовою, більш того. И так далее. Понятно?

Чуракова: Смотрите, если вы наблюдали, получается, видели, что Зеленский, по сути, сделал шоу из своей кампании, снимал сериал, это было частью его кампании. Как вы это оцениваете, что человек все-таки без опыта пришел во власть?

Бортко: Какая разница, как идти? Важно, что он там. Я слышал его последнюю речь, мне очень понравилось. Это была речь не комика, нет.

Наринская: Я вами глубоко восхищаюсь за время нашей беседы, потому что вы как-то так невероятно ловко и… Как сказать по-русски smoothly? Я не знаю, вот так мягко умеете.

Желнов: Водянисто, обтекаемо.

Наринская: Да. Притом что ваша логика, вы все время меняете, она изменяет вам постоянно. Как же выходит, что вы восхитились тем, что на или в Украине были выборы, при этом вас восхищает советская власть, при которой (неважно, по каким причинам) реальных выборов никогда не было? То есть вы в принципе за выборы, но что при этом в советское время никаких выборов не было ― это окей. Как так получается?

Бортко: Теперь смотрите, что произошло и почему. А когда у нас кончится передача?

Желнов: У нас совсем немного, но еще есть пара минут.

Бортко: Значит, смотрите, пожалуйста, что происходит. Понятно, запись идет. Почему я восхищаюсь?

Наринская: Это не запись, это прямой эфир даже.

Бортко: Ой, замечательно, тогда очень хорошо.

Наринская: Это редкость.

Бортко: Тогда еще раз напомните.

Наринская: Как выходит, что вы прямо сейчас говорите, что вы восхищаетесь тем, что вы наконец-то увидели выборы, и советской властью тоже восхищаетесь, при которой никаких выборов не было?

Бортко: Да, конечно. Теперь смотрите, пожалуйста, одну секунду. Это называется «надо исходить из существующих политических реалий». Существующая политическая реалия ― моя страна, которая называлась Советский Союз. Это политическая реалия. Как бы я к ней ни относился, я снимал «Собачье сердце», желая, мягко говоря, указать на недостатки, скажем так, но я ни в коем случае не подвергал сомнению даже единство этой страны, а уж тем более Украины. Да господь с вами, это полный бред.

Гликин: А вот советник…

Бортко: Я не закончил. Сейчас же другая политическая реальность. Я сейчас отношусь к тому, что я вижу на экране, и хотел бы, чтобы это было, здесь абсолютная логика.

Чуракова: Но вы не соответствуете этой реальности немного.

Бортко: Я не понял. То есть как? Что вы хотите этим сказать?

Чуракова: Вы говорите, что сейчас наблюдаете другую политическую реальность.

Бортко: Да, конечно.

Чуракова: Тридцатилетние губернаторы, Зеленский, выигравший кампанию, и при этом вы с вот этой любовью к Советскому Союзу. Вы хотите стать губернатором Санкт-Петербурга.

Бортко: Конечно.

Наринская: Мы с этого начинали.

Бортко: А почему нет? Стоп, какая связь? Я не думаю, что не только я.

Чуракова: Я вижу противоречие.

Бортко: Я думаю, что если я буду избран, дорогая моя, вы посмотрите на цифры. Значит, эти люди слушают меня и сейчас тоже, и если они согласятся с тем, что я говорю, то я буду губернатором. Если нет ― ну, извините.

Гликин: Закругляя тему Украины, последний вопрос задам.

Бортко: Да, пожалуйста.

Гликин: Уважаемый вами, судя по всему, Глазьев, советник президента, сказал, что он как раз, судя по его заявлению, отрицает целостность Украины. Он говорит, что Украина сейчас находится под оккупационным режимом.

Бортко: Бесспорно.

Гликин: Что Малороссия, Карпатороссия, Новороссия…

Бортко: Да, конечно. Я с ним согласен.

Гликин: И вообще все это…

Бортко: Поскольку я прожил на Украине гораздо больше лет, чем тут некоторым, 28 лет, я там пошел в детский сад, потом школа, потом техникум, потом армия, потом я женился, потом родил ребенка, потом я снял первый кинофильм. Понятно, что это такое, да? То есть я Украину не то что хорошо знаю, это моя страна, такая же как и Россия. Более того, моя мать, что называется, щира українка, а отец ― абсолютно русский человек, я бы сказал, даже более того. Это так. И я не вижу, о чем можно спрашивать.

Гликин: Какие могут быть выборы в оккупированной фашистами и Западом стране? Какие выборы, которыми можно восхищаться?

Бортко: Я их видел, они произошли.

Наринская: Владимир Владимирович считает, что логика ― вещь, не обязательно нужная в высказываниях, вот и все.

Бортко: Это было резюме под конец.

Желнов: Владимир Владимирович, я правильно понял вас, что вы сказали, с одной стороны, об уважении целостности Украины, поскольку…

Бортко: Нет, извините, я такого не говорил никогда в жизни. Никогда.

Желнов: То есть вы не уважаете целостность нынешней Украины?

Бортко: Я увидел выборы, мне понравился сам феномен выборов, мне это понравилось.

Желнов: А как могут происходить выборы не в целостной стране, в стране, которая не является субъектом?

Бортко: Были выборы. Выборы были?

Желнов: Были, но они были же где-то.

Бортко: Но я категорически против самостоятельного существования Украины, я против этого.

Чуракова: Можно я спрошу? Вы пойдете именно в народ агитировать?

Бортко: Конечно.

Чуракова: Вы будете разговаривать с людьми, вы будете им объяснять, почему молодежь должна за вас голосовать? Что вы можете сказать мне, чтобы я голосовала за вас?

Бортко: Я вам скажу. Понимаете, опять же читайте мой фейсбук, по этому поводу я пост написал.

Чуракова: Я подпишусь на вас непременно.

Бортко: Давайте так. Слушайте меня внимательно, молодые. В вашем представлении коммунист ― это такой плохо выбритый, значит, старый человек, который что-то такое говорит. Дорогой мой, коммунист ― это тот человек, который желает вам сделать добро, чтобы у вас было бесплатное образование, чтобы вы проводили свой досуг не смешно хотя бы, ничего не имея за это взамен, ничего, кроме неприятностей! Вот кто такой коммунист.

Я желаю вам добра. И поверьте мне, если я буду губернатором, то сделаю все, от меня зависящее, чтобы молодежи открыта была дорога, чтобы ее рождение в самом отдаленном районе не было приговором на всю жизнь. А по сути, это и есть. У нас ведь нет вертикали, вы не можете куда-то подняться, практически все закрыто. Я хочу сделать по-другому. Я коммунист!

Желнов: Спасибо, Владимир Владимирович, вам за этот эфир.