«Это постмодернизм»: политтехнолог Собчак об ошибках в ее письме, встрече с Путиным, возможной работе на Навального и голосах инстаграмных девочек

Желнов: Я оговорюсь, почему мы пригласили сегодня господина Шклярова в эфир. Сегодня была пресс-конференция, где впервые были названы все, кто будет работать в команде Собчак на предстоящих президентских выборах. Виталлий ― один из руководителей этого штаба.

Добрый вечер!

Шкляров: Добрый вечер.

Желнов: Виталий, какую вы лично цель для себя как для одного из топ-менеджеров всей этой кампании видите в предстоящей предвыборной гонке? Как вы для себя эту цель формулируете?

Шкляров: Прежде всего участвовать в процессе, когда выборов нет никаких. Вважно постоянно в них участвовать и постоянно вовлекать как можно больше людей. Перво-наперво быть вместе с Ксенией и вместе с любым демократическим кандидатом в России и выступать против власти, против Кремля, вести людей, помогать. И самое главное, вести какую-то кампанию ликбеза, донесения до людей, почему важно ходить на выборы, почему в стране плохо и почему наш президент довел страну за 18 лет до такого уровня, в котором мы сейчас живем.

Поэтому одна из главных причин ― это политические взгляды. Вторая главная причина ― это, скорее всего, желание поработать, ведь никто ещё в рамках страны никогда ещё не работал из демократических кандидатов, кроме «Яблока», но вот именно более целенаправленно с молодежью, с молодыми людьми, и посмотреть, насколько политика резонирует с молодыми людьми.

Желнов: Работа с молодежью, с молодыми людьми ― абсолютно звучит прокремлевски.

Шкляров: Да, согласен.

Желнов: То есть вы, с одной стороны, говорите, так сказать, о независимости, об оппонировании Владимиру Путину, а сейчас ― буквально слоганами Кремля.

Шкляров: Ведь правда, смотрите, мы пользуемся одними и теми же словами, может быть, но это совершенно два разных смысла и две разных задачи. То есть Кремль никогда особо с молодежью не работает.

Желнов: Как это не работает?

Сурначева: Подождите, последние полгода!

Желнов: Бесконечно с 26 марта 2017 года Кремль работает с молодежью.

Шкляров: Хорошо, и давайте перефразирую. А как он работает, что он делает?

Желнов: Фестиваль молодежи только что провели огромный.

Шкляров: Так, хорошо.

Желнов: Путин открывал, закрывал, встречал.

Сурначева: Хорошо, как вы это будете делать?

Шкляров: Мне было бы интересно посмотреть, допустим, насколько интересна политикам девушкам.

Сурначева: Посмотреть ― в смысле соцопрос провести?

Шкляров: Насколько интересна политика двум-трем миллионам людей, молодых людей, которые родились вместе с инаугурацией Путина и которым впервые в этом году придется голосовать, они могут голосовать. Мне хотелось бы посмотреть из пяти с половиной миллионов подписчиков Ксении Собчак, насколько они политизированы.

Желнов: Подписчиков в инстаграме, давайте поясним.

Шкляров: Да, в инстаграме, пардон. Мне хотелось бы посмотреть, кроме протестного электората, который на самом деле очень хорошо представлен и где хорошо Алексей Навальный и работает, и коммуницирует, и этот канал связи хорошо работает, какие ещё есть люди, которые, может быть, не ходят на протесты, которые, может быть, не живут в больших городах. О чем они думают?

Поймите, Кремль работает только в той системе координат, которая нужна Кремлю и подводит в школе задачи под ответ, подгоняет. А вот на правде посмотреть, по правде, поискать, какие люди, что они, что думают в Ижевске восемнадцатилетние ребята, которые подписаны, или люди, которые смотрят ютьюб. Вот так глобально никто далеко не нырял, и, мне кажется, здесь можно попробовать.

Сурначева: Смотрите, задачи очень глобальные. И пост у вас, вообще говоря, очень высокий. Вы руководитель одного из важнейших направлений кандидата федеральной кампании в президенты.

Шкляров: Да.

Сурначева: Вот вашего опыта, может быть, работы с молодежью, ― я не знаю, была ли она у вас раньше. Я знаю, что у вас были кокусы в Неваде, если я не ошибаюсь, у Берни Сандерса.

Шкляров: Да.

Сурначева: Я знаю, что вы муниципальную кампанию Гудкова… Вот того, что вы уже провели, вам хватит для опыта проведения федеральной кампании кандидата в президенты России?

Шкляров: Я думаю, хватит, с одной стороны. С другой стороны, я не есть кампания. Это много людей, это всегда…

Желнов: Сколько всего? Сегодня восемь были названы?

Шкляров: Сегодня было семь-восемь, да, но я думаю, это, естественно, будет намного-намного больше. Будут появляться какие-то эксперты, будут привлекаться ребята из интернета, специалисты и так далее.

Желнов: Но по ключевым направлениям восемь человек. Вот они все сегодня были представлены.

Шкляров: Конечно, это же не я там один сижу и колдую что-то.

Желнов: Понятно.

Шкляров: Понятно. Поэтому здесь вопрос не столько в опыте, а в самом процессе. Это нужно делать просто, и всё. Любая работа ― посмотрите, мы начинали муниципальные выборы, и тоже много говорящих голов говорило: «Да это нереально». Мы собрали три с половиной тысячи людей. «Да нереально зарегистрировать» ― зарегистрировали тысячу. «Да нереально вообще избрать никого, всё куплено, Ракова, сливы есть, всё решено». Вот 267 кандидатов попали в муниципальные депутаты.

Поймите, что говорить можно много, нужно просто ещё и делать, да. И в данном случае неважно, какой будет результат. Он может быть никакой, правда, я его не знаю. И никто не знает, а попробовать нужно и важно.

Товкайло: Но про результат мы ещё поговорим. А вам вообще не стыдно работать сейчас в штабе Собчак? Вот вы в самом начале сказали, что у вас такая благородная, почти образовательная цель ― рассказать людям, что есть выборы.

Шкляров: Да.

Товкайло: Напомнить им, что нужно участвовать в политической жизни. Но при этом вы же не будете отрицать, что участие Ксении Анатольевны в этой выборной кампании на руку Кремлю. Вот вы для себя оценивали репутационные риски участия в предвыборной кампании Собчак?

Шкляров: Да.

Товкайло: Вам не стыдно на неё работать?

Шкляров: Мне стыдно за бабушек, которых я вижу на улицах. Мне стыдно, что самый главный мировой экспортер газа ― и за пределами Москвы в некоторых деревнях нет газа, да. Мне стыдно за другие вещи. Мне не стыдно доносить и помогать любому либеральному демократическому кандидату, что бы ни говорил Кремль.

Кремлю правда на руку играть двойную игру. На Западе они играют игру, чтобы их все боялись. Здесь они играют игру, что якобы Кремль всё контролирует и ссорит Навального и Собчак и вообще либералов. Да неважно, нельзя на это обращать внимание, это им на руку, это их игра. А вот нужно просто игнорировать, и всё. Как поезд, дальше ехать и делать свое дело.

Товкайло: Ну то есть у Кремля и у Путина, получается, нет слабых мест. Нужно, извините, выражаясь футбольной терминологией, навязать свою игру сопернику, взять инициативу в свои руки.

Шкляров: Да, правда, вы совершенно правы. В системе координат политической, в которой мы живем, играть по их правилам ― мы будем всегда проигрывать, всегда, потому что это более сильный соперник, больше денег, медиаресурсов и так далее. Монополия на насилие и так далее. Поэтому победить такого игрока невозможно. Значит, нужно находить слабые места, нужно навязывать этому боксеру свою игру, свой танец. Искать слабые места, не знаю, вот как солнце, ветер и вода, точить этот камень. И он когда-то разрушится.

Поэтому конечно, только так. И поэтому в данном случае мне не стыдно совершенно, ― отвечаю ещё раз на ваш вопрос, ―  потому что это всё в одну копилку, это в копилку сейчас выборов, это в копилку 2021 года, это в копилку, возможно, 2024 года, когда пойдет какой-то другой кандидат и не будет Путина. Поэтому это работа не только для Ксении Собчак, это не политический стейтмент, а ещё и работа на будущее.

Рузавин: О какой своей игре может идти речь, если, собственно, всё началось с, не знаю, согласования, не согласования, разные версии, но как минимум с общения Собчак с Владимиром Путиным? Как она говорит, поставив его в известность перед этим, по сути, получив некоторое благословение.

Шкляров: По сути, можно многое подогнать под ответ. Если вы на самом деле хотите придраться, можно много найти причин, почему это не нужно делать. А давайте от обратного посмотрим ― почему нужно это делать. Если бы в 2013 году все накинулись на Алексея Навального и сказали: «Как так, ты у Собянина, у „Единой России“ взял муниципальных депутатов подписи, ты кремлевский», не было бы 2013 года, не было бы 24%, не было бы следующих трех-четырех протестных лет и так далее.

Ребята, давайте в стране, в которой и так зачищено, выжжено это поле, помогать этим людям. Помогать, а не искать подвох в этом. Ведь не дали человеку ещё ни развернуть кампанию, не дали высказаться по каким-то вещам. Только первый, второй, третий день, и сразу все делят на своих и чужих. Ну вот так же точно не победим. Вот так же они как раз таки навязывают нам их игру. Они ― это Кремль. Чтобы мы занимались диванной демократией.

Вот лучше пускай все эти говорящие головы, которые ссорятся по поводу «Кремль ― не Кремль», «Навальный ― не Навальный», пускай неделю пойдут у Навального поработают, неделю у Явлинского на кампании, неделю у Собчак и этим помогут, нежели просто сидеть и болтать.

Желнов: Я так понимаю, Петя спрашивал… ну не о другом, он спрашивал просто, считаете ли вы, учитывая специфику нашей страны, нормальным то, что кандидат, который оппонирует президенту, обсуждает свою кандидатуру с президентом? Даже безотносительно только лишь Ксении Собчак. Вот был Михаил Прохоров тоже, который очевидно обсуждал, очевидно встречался. Или даже ему предлагали участвовать.

Шкляров: Да.

Желнов: Вот вы считаете это нормальным или не нормальным? Потому что Навальный с Собяниным не встречался.

Шкляров: Да.

Желнов: И с Путиным тем более, если говорить о мэрской кампании, где участвовал Алексей Навальный.

Шкляров: Понятно. Если цепляться за мелочи, вы правы, может быть, он встречался, не встречался. Сути это не меняет, работы и цели это не меняет. И в данном случае считаю ли я нормальной систему, в которой мы живем, политическую? Нет, не считаю нормальной. Считаю ли я нормальным, что Навального не допускают? Нет, не считаю нормальным. Считаю ли нормальным, что есть политзаключение? Не считаю. И Украину не считаю нормальным, и так далее. Но…

Желнов: Вопрос был другой. Считаете ли вы нормальным, когда кандидат, оппонирующий президенту, с президентом встречается и в той или иной форме получает одобрение на это?

Шкляров: Ребята, а правда мы знаем, что было одобрение, был такой разговор? Я не знаю, правда. Считаю, скорее всего, ненормальным.

Рубин: Вы не задавали этот вопрос, прежде чем принять предложение войти в штаб?

Шкляров: Считаю, скорее всего, что ненормально советоваться с Кремлем, делать это или нет, вот. Но я не знаю, делала ли она или нет этот шаг, во-первых.

Желнов: Она делала, Ксения говорила, конечно.

Шкляров: Она встречалась по поводу фильма.

Желнов: Она сказала, что Путину эту идея не понравилась, это мы знаем со слов Ксении.

Шкляров: Да.

Желнов: Слов Путина пока на этот счет мы не знаем, надеемся, спросим и узнаем.

Шкляров: Кстати, а когда-то в старину была джентльменская традиция даже перед дуэлью и говорить: «Знаете, я вас ненавижу за это и буду сейчас с вами стреляться». Ничего, я не вижу в этом слабости, я вижу в этом силу. Человек самодостаточный, такой, как Ксения, который решился на этот шаг, тем более женщина, тем более в этой системе координат…

У Прохорова ― понятно. Если у него большие деньги, нельзя в этой стране, мне кажется, иметь огромный капитал, не согласовывая с Кремлем. А вот ей есть что терять, правда. И не нужно ей было это делать, совершенно очевидно.

Сурначева: Скажите, вот не для Ксении Анатольевны, для вас лично как для технолога, для человека, который работает, для вас имеет значение, это договорной матч или честный?

Шкляров: Абсолютно, да.

Сурначева: Имеет?

Шкляров: Да.

Сурначева: То есть если бы вы точно знали, что это договорной матч, что всё распределено, что все роли прописаны и что, в общем, ваша работа… немного слишком номинальна, вы бы не пошли работать?

Шкляров: Я бы не пошел. Но здесь вопрос не в моей работе, здесь вопрос в честности. Я работаю на этой работе не работы ради, а для того, чтобы в этой стране было жить хорошо и лучше. И поэтому сама такая постановка вопроса изменяет, соответственно, цели. Тогда зачем я? Тогда точно так же можно идти завтра работать в Кремле в администрации президента, зачем тогда я?

Нет, как раз таки для меня…

Сурначева: Вы так говорите, как будто это плохо.

Желнов: Многие так и делают.

Сурначева: Многие так и делают.

Желнов: От оппозиции в Кремль.

Шкляров: Я не говорю, это просто позиция личная. Я не говорю, что плохо работать в администрации президента. Наверняка там очень много талантливых, есть талантливые, хорошие ребята и девочки работают. Не плохо или не хорошо работать на Трампа. Это всего лишь позиция, это стейтмент личный.

Я считаю, что Путин и система, которую он создал, вот это его видение будущего, в котором мы живем 18 лет, привело страну богатую, сильную страну, в которой живут тоже мои родители, друзья и так далее, за которую мне обидно и за которую я переживаю и болею, к тому, где она сейчас. Это война, это изоляция. Можно дальше загибать пальцы до бесконечности. Поэтому это не вопрос просто выборов, это принципиальная штука.

Желнов: Вот я хотел спросить по поводу другого вашего коллеги из штаба Ксении, имя которого мы сегодня узнали. Алексей Ситников, который будет вместе с вами работать.

Шкляров: Да.

Желнов: Тоже политтехнолог. Ситников, насколько нам известно, работал с Сергеем Кириенко, первым замглавы администрации президента, и на последних региональных выборах вел как раз губернаторскую кампанию в Севастополе. Тут как бы явно ― политтехнолог, который взаимодействовал с Кремлем. Некоторые называют его кириенковской креатурой.

Как вы к этому относитесь, что в команде есть человек, который делал кампании в том числе для власти?

Рузавин: Тем более в Севастополе.

Шкляров: Тем более в Севастополе, да. Не знаю, интересная история. Я про нее правда не знал, с другой стороны, если бы меня Алексей приглашал, скорее всего, на какую-то историю с Кириенко, скорее всего, я бы на это не согласился. Разговоры я вел с Ксенией. Не знаю, затрудняюсь сейчас сказать, на этот вопрос ответ найти. Дилемма, с одной стороны.

С другой стороны, друзья, знаете что? Вот я правда могу найти много-много причин, почему это не делать. С другой стороны, вот как делают интересные компании, которые меняют мир? Google, Tesla и так далее? Как делают дети наши? Они просто играются, они не видят результат, потому что процесс важен. Важно не когда, не что, а как. И как ― в нашей стране особенно важно, потому что выжгли это поле, нет ничего. Поэтому перебирать…

Если нет большого выбора, нужно просто делать. Иногда просто нужно делать, стиснув зубы, дальше идти и смотреть, что получится. Не бывает, ребенок не рождается за месяц, за два. Ему нужно девять месяцев. Не рождается демократия за одни выборы, за двое или только с выборами одного человека, это процесс. И этому процессу ещё долго в России идти.

Я играю вдолгую, мне интересна игра вдолгую, это, я думаю, 10–20–30 лет. И поэтому ничего не сменится, даже если завтра не будет Путина. Это длительный процесс. И поэтому чем раньше мы его будем делать и находить меньше отговорок, почему это не делать, тем лучше. Хотя, правда, найти их при желании можно очень много и легко.

Товкайло: Вот вы сказали про Ситникова, а вообще? Сегодня Ксения Анатольевна сколько, восемь основных человек назвала, которые будут в её штабе. Вы со всеми ними были знакомы до этого?

Шкляров: Вообще ни с кем. Я сегодня первый раз.

Товкайло: Это нормально, что вы идете к такой, повторюсь, благородной цели, может быть, даже в 2024 году с людьми, о существовании которых… многих, может быть, вы знали до этого, но познакомились вот на днях? Выборы через полгода, кстати.

Шкляров: Вы знаете, если смотреть, если пропускать это через себя, то, наверно, может быть, и ненормально. А если пропускать это через другую цель, вот если я по концовке этой избирательной кампании достучусь, может быть, не как мы в Москве ― до 20 тысяч волонтеров и людей, а до ста тысяч или двухсот, и потом мы эти данные сможем использовать в 2021 году или для какого-то либерального демократического кандидата на президентских в 2024-м, то это хорошо, это стоит того. И черт с ним.

Рузавин: А как вас вообще звали? То есть технически. Кто вас конкретно приглашал?

Рубин: И знакомы ли вы с самой Ксенией Собчак?

Рузавин: Знали ли вы саму Ксению Собчак?

Шкляров: Я не знал, я первый раз с ней познакомился пару недель назад, когда мы впервые пообщались. Позвала она меня на знакомство. Она достаточно сильно и долго интересовалась…

Рубин: По совету Димы Гудкова?

Шкляров: Я думаю, что да. Это вот как раз закончились 10 сентября муниципальные выборы, как-то так бомба разорвалась очень сильно, много про это рассказывали. И она меня долго расспрашивала, в чем был секрет, как можно провести кампанию с малыми средствами, но эффективно, потому что у нас правда было не сильно много денег, мы фандрайзили.

И с этого я начал подробно рассказывал, как это работало. Она, спросив, сказала, собственно: «Ты думаешь, можно это масштабировать на страну? Можно попробовать малой кровью, с малыми средствами как-то на улице доносить это до людей или работать с моими подписчиками и так далее?». Я говорю: «Никто этого не делал, нужно попробовать». И правда нужно попробовать. Может быть, не получится, но попробовать нужно. Отсутствие результата ― это тоже результат, но делать это нужно.

Рузавин: Вот просто хотелось бы чуть-чуть в начало разговора вернуться. Есть ли хотя бы в каком-то количественном эквиваленте результат, к которому вы стремитесь, не знаю?

Желнов: KPI его назовем, да.

Рузавин: Да. Как замеряете?

Шкляров: У меня, с одной стороны, его нет, потому что если бы мы говорили про честные выборы, можно было бы делать какую-то аналитику и прогнозы, а когда выборы в этой стране нечестные, это просто шарлатанство ― предсказывать что-то.

Желнов: Ну подождите.

Сурначева: То есть переводя на русский: мы проиграем, но мы скажем, что это потому что все зашарлатанили. Мы выиграем и скажем: потому что мы молодцы. Так не делаются KPI.

Шкляров: Смотрите, я предполагал, что на муниципальных выборах мы, наверно, проведем человек 70–80, я считал это крутейшим результатом, да. Прошло 267. Плохо, хорошо ли? Да неважно.

Желнов: Но давайте к муниципальным всё-таки не апеллировать. Сейчас более серьезная федеральная кампания.

Шкляров: Да, я про то, что некоторые вещи нельзя просто числами мерять.

Рубин: Их можно.

Шкляров: Их можно. Давайте, если мы говорим о выборах в какой-нибудь другой политической системе, в Соединенных Штатах можно говорить: «На 0,5% больше или меньше ― поражение». Здесь вообще ничего нет, посмотрите. Два-три кандидата.

Сурначева: А зачем вы работаете?

Рубин: У Ксении есть совершенно конкретная избирательная стратегия ― «против всех».

Шкляров: Да.

Рубин: Я не верю, что политтехнологи предлагали ей эту стратегию, не имея хоть каких-то представлений и измерений о том, вот это «против всех» в России ― это сколько?

Шкляров: А вы знаете, давайте предположим, что не было таких. Вот смотрите, Макс Трудолюбов на днях сказал очень хорошую штуку: «Это такой своеобразный постмодернизм». Да, почему нужно исходить от каких-то канонов? Вот штабы, кубы и так далее. В 2013 году это было дикое новшество, и Алексей, и Леонид Волков ― молодцы, сделали кубы и вынесли вдруг политику на улицы, перед станциями метро. Это было интересно. А вдруг мы сейчас найдем другую новую технологию?

Желнов: У Алексея KPI измерялся вполне в конкретных цифрах.

Шкляров: Да. Я думаю, что в результате совершенно конкретные будут KPI.

Желнов: И высоких. И у Михаила Прохорова он измерялся в высоких довольно-таки цифрах. Прогноз ваш ― какая цифра будет на этих выборах?

Товкайло: Лично ваш, даже не Ксении Анатольевны, а лично ваш. Вот сколько, 5, 7, 10?

Желнов: «Против всех». Вот сколько эта строка в избирательном бюллетене наберет голосов?

Рузавин: Или это, может быть, не голоса, не знаю, количество протестующих на улицах.

Шкляров: Повторюсь: я это не знаю. Я буду делать однозначно всё максимально… и вся команда, чтобы было как можно больше людей. А вот KPI мы увидим хотя бы через месяц, через два. Сколько людей на сайте записалось. Можно сделать статистику, сколько из записавшихся прошлись по подъездам, разнесли листовки.

Пока это только начало работы. Правда, будет просто враньем и ни о чем, если я буду говорить какие-то цифры.

Рузавин: Кампания Прохорова успешная, с вашей точки зрения, была?

Шкляров: Я за ней очень досконально не следил тогда. Успешная она или нет… С точки зрения того, что Прохоров привел новый какой-то электорат или людей заинтересовал, может быть, предпринимателей, немножко освежил Жириновского, Зюганова и весь этот старческий состав ― да, безусловно, успешна. То, что он договаривался наверняка с Кремлем, это плохо.

Но опять-таки, тогда был другой Кремль, тогда была другая Россия. Посмотрите, тогда не было ни Украины, ни Сирии, тогда не было ни войны, ничего. Другая система координат. Нельзя мешать это.

Рубин: Если нельзя измерить голоса, то давайте поговорим о том, что измерить можно точно, что вообще всего интереснее людям и нам, журналистам, тоже. Это деньги.

Шкляров: Деньги?

Рубин: Деньги, да. Тем более вы уже заговорили о том, что вы с Собчак эту тему обсуждали.

Шкляров: Да.

Рубин: Расскажите нам, насколько можно, сколько это стоит в России сейчас и на что эти деньги идут? Вот просветите.

Шкляров: Если честно, я признаюсь, я не большой специалист по ценникам и сколько это стоит в России. Наверно, плохой вам советчик. Это как раз таки Алексей Ситников больше бы рассказал вам про стоимость этих услуг. Я всегда в своей жизни, как-то так получалось, искал кандидатов нестандартных. Люди, которые либо имели свою аудиторию, свой какой-то нестандартный подход, либо совершенно были из ряда вон какие-то кандидаты. Поэтому деньгами там не мерялось. Идеями.

Я считаю, что сам факт того, что… даже последняя работа, где мне приходилось работать, это у Сандерса. Человек с идеей, который 25 лет… Он мне, знаете, кстати, напоминает Явлинского.

Рубин: И вот они и проигрывают всё время.

Шкляров: Да. Человек, который 25 лет одно и то же говорит, и люди его не услышали, они его не оценили.

Рубин: Но вы же не хотите того же самого для Собчак.

Шкляров: Но вдруг он выстрелил.

Желнов: Это, наверно, проблема человека, который 25 лет одно и то же говорит, а его не услышали.

Шкляров: Возможно. А может, просто время не пришло.

Желнов: 25 лет ― ну как сказать?

Шкляров: Возможно. Ну посмотрите, серьезно. Сенатор Сандерс 25–30 лет в сенате…

Желнов: Давайте про Сандерса не будем.

Шкляров: Я к тому, что деньги иногда не важны.

Желнов: Слушайте, политика ― это деньги.

Шкляров: Это идеи. Хорошо, отвечая на вопрос: я не знаю.

Желнов: Да.

Шкляров: Я не знаю бюджет. Я а) не знаю, б) не хочу в этом…

Желнов: Ксения говорила сегодня, кстати. В районе 15 миллионов долларов.

Рубин: Долларов, да.

Шкляров: Сегодня на пресс-конференции она говорила. Миллиард, 15 миллионов долларов. Она немножко говорила в другом контексте, что это, безусловно, огромные деньги, но для бизнеса, для бизнесменов, для богатых людей, для того, чтобы донести или создать какую-то интересную кампанию в стране, 15 миллионов долларов тоже не большие деньги. И с этой точки зрения, может быть, она права.

Но про финансы я правда не знаю. И самое интересное, что мне это даже не особо важно.

Рубин: Коли вы считаете её независимым от Кремля кандидатом, как вы считаете, ей бизнес российский даст деньги?

Шкляров: Думаю, да.

Рубин: То есть он не побоится общаться?

Шкляров: Вы знаете, все же, мне кажется, нормальные, понимающие люди. Все же понимают, что неправильно, что можно же жить лучше. Эта страна, эти люди заслужили большего. Они работают точно так же, как и другие. В этой стране много ископаемых, в этой стране… Она страдала и заслужила большего. И что-то не так работает.

Если в ресторане вас плохо обслуживают, вы туда больше не приходите. Если вас Uber плохо ведет, вы даете плохую отметку, и этот водитель не получает больше клиентов. Этому государству сигналы шлются десятки лет, и всё равно ничего не меняется. То есть бизнес тем более на своей шкуре чувствует, насколько государство погрязло в коррупции и неэффективно. Задача государства ― быть эффективным и помогать, а государство совершенно не выполняет свои функции. Поэтому бизнес должен быть заинтересован.

Вопрос: каждый ли готов признать, публично выступить и сказать: «Я дал деньги Собчак»? Не уверен. Но некоторые это делают, только шляпу нужно тогда снимать перед такими людьми. И тем более помогать таким кандидатам.

Сурначева: Знаете, я хотела бы немного вернуться к вашему ответу на вопрос про KPI. Я понимаю, что мы уже много поспорили, но в целом вы не ответили на него самым очевидным образом: «Наш KPI ― это победа». Так говорит любой нормальный технолог любого нормального кандидата.

Шкляров: Да.

Сурначева: И этого не говорит Ксения Собчак. Она говорит: «Я не хочу быть президентом, я тут просто постоять и поговорить в телевизоре».

Шкляров: Да.

Сурначева: Зачем мне как избирателю голосовать за кандидата, который не хочет становиться президентом? Как вы это донесете до людей? Про что это?

Шкляров: Я тогда поправлюсь немножко и скажу, что да, наш KPI ― это победа. Но победа, нужно оговариваться, в выборах, как в спорте ― это первое место. А мы все понимаем, что в этой системе координат первое место занять нельзя, не получится, и всё. И это трагедия. Вот над этим нужно работать, чтобы через шесть или через двенадцать этого не случилось.

Сурначева: Тогда ответьте на второй вопрос. Зачем избирателю голосовать за кандидата, который заранее признает свое поражение и заранее говорит, что он отказывается от того, чтобы быть президентом? Зачем?

Шкляров: Не за кандидата, а против этого государства, против режима, против Путина.

Сурначева: А зачем? Он против и на диване полежит.

Шкляров: А против так не работает. Если вам что-то не нравится, вы лежите на диване, ситуация меняется? Мусор выносится сам из дома? Нет. Посуда моется сама? Нет. Нужно что-то делать. Вот и всё. Вот это результат.

Желнов: Созидательное разрушение.

Скажите, вот если говорить об этой графе «против всех», вот руководитель штаба Игорь Малашенко, который был одним из участников ельцинской кампании в 1996 году, известный политтехнолог, который ваш непосредственный глава, сегодня сказал в интервью как раз Мише Рубину, что он не очень согласен вот с этим подходом, с этим лозунгом ― «Против всех».

Вы согласны с ним? Действительно ли есть понимание, что вот под таким девизом, под таким лозунгом пройдет кампания и не будет меняться никак вот этот девиз?

Шкляров: Этот девиз, этот лейтмотив выбрала сама кандидат, Ксения Анатольевна.

Желнов: Ксения, да.

Шкляров: И я думаю, что под ним и пройдет. Он, собственно, правильный. «Против всех» в данном случае ― это протест против статус кво, против того, как мы живем, как мы ходим на выборы. Это тоже протест, потому что выборов нет. Против того, что не допускают молодых или людей оппозиционных взглядов, это тоже протест. И сам факт вынесения этой темы на медийное поле ― это тоже протест. Посмотрите, за два-три дня сколько много людей написало, особенно даже и западные средства массовой информации написали про эти выборы. Это хорошо.

Если вы думаете, что Навальный или Собчак ― кремлевский проект, по крайней мере, западные журналисты ― так точно нет. Пусть приезжают, больше интересуются нашими выборами, пусть сюда больше приезжает телевидения, журналистов и освещают это, таким образом создают прессинг на Кремль, показывая нелепость и несостоятельность этих выборов, чем мы будем вариться вот в этом собственном соку.

Поймите, мы попадаем в тот же пузырь, как и Кремль, просто с другим знаком плюс или минус, если мы всё будем мерять только по Алексею или ещё по чему-то. Не надо бояться делать ошибки. Нужно просто делать, и всё.

Товкайло: Виталий, вот вы несколько раз вспомнили об Алексее Навальном. И сегодня даже, когда была пресс-конференция Собчак, с Малашенко они так заочно поспорили, да. По словам Собчак, Малашенко против того, чтобы она снимала свою кандидатуру, если Навального допустят до выборов.

Вот учитывая, что стратегия вашего кандидата ― это «против всех», очевидно, что Алексей Навальный ― более сильный кандидат, чем Ксения Собчак.

Шкляров: Безусловно.

Товкайло: Если его регистрируют, вы считаете правильным, чтобы Ксения Собчак сняла свою кандидатуру и чтобы дальше вы все, ваша команда, если потребуется, работали на Алексея Навального? Или у вас отдельный путь и совершенно разные избиратели, аудитория?

Шкляров: Абсолютно считаю это важным, абсолютно считаю это правильным. И для общего дела это неотъемлемо. Дал бог бы, чтобы зарегистрировали его. Это правда очень важно. И позиция Ксении по этому поводу очень хорошая. Если на самом деле получится, что Алексея зарегистрируют, все наши ресурсы, всю нашу помощь нужно канализировать туда, только так.

Товкайло: То есть конкурировать, бороться с ним, если и его, и вас зарегистрируют, вы не собираетесь.

Шкляров: Нет. Я лично ― точно нет.

Желнов: С другой стороны, давайте признаемся себе честно, что мы все понимаем, что его не зарегистрируют.

Шкляров: Я думаю, что его не зарегистрируют, хотя Ксения…

Желнов: Поэтому одно дело, когда политик говорит это и произносит, но другое дело, кто верит в эту формулу. Понятно, что никто.

Шкляров: А Кремль может наоборот сыграть и зарегистрировать и Ксению, и его. Тогда они будут резать.

Товкайло: Может быть, убедить Навального поддержать Собчак?

Шкляров: Вы знаете, если по-честному, я считаю, что это было бы здорово. Вопрос, уйдя от личностей и так далее, уйдя от того… Вы знаете, это эстафета. У кого-то одни скиллы, кто-то быстрее бежит, кто-то быстрее подтягивается. Я думаю, что если допускают его, очень важно передать эстафету ему. Если его не допускают, чем просто пропускать ход, очень важно мобилизировать и показать вот эту, знаете, объединенную стенку. Показать: «Кремль, мы на это не введемся. Мы едины в своем решении». И это круто было бы.

Товкайло: Это вопрос амбиций. Готов ли он к этому? Вряд ли.

Шкляров: Поймите, но он же моего года рождения. Нам по 41 году. Жизнь еще впереди, еще как минимум он только треть её сознательно прожил, да. Посмотрите, через шесть лет, через четыре года, через двенадцать ― ну какая разница? Ведь если его цель ― кардинальные изменения в этой стране, то неважно, правда неважно. Это вопрос времени и самого терпения. Амбиции никто не отменял. Он может точно так же заниматься своим делом дальше. И точно так же Ксения может заниматься своим делом.

Но зачем давать… Самое главное для политика, как для спортсмена, ― это соревнование. Правда должен выживать… не выживать, а побеждать сильнейший. Но сигнал обществу, которое и без того разрознено, без того устало, без того не верит в выборы, в институты и так далее, какой шлется? «Посмотрите на эту демократию». Вот как Кремль это продает. «Посмотрите на этих либералов». Вот и всё. Вот здесь как раз таки объединиться и стать стенкой ― это было бы сильный месседж, это был бы сильный посыл.

Рузавин: Вот про убеждения. А с Навальным вы знакомы?

Шкляров: Нет.

Рузавин: Тогда еще вопрос про ваши контакты. Вы в начале сентября в интервью «Эху Москвы» заявили, что очень жалеете, что проиграл Берни Сандерс, в общем, так и не дошел до финальной стадии гонки, потому что надеялись, что он наладит контакты с Россией, потому что вы, в свою очередь, имеете разные связи. Видимо, подразумевали и связи в Москве.

Шкляров: Да.

Рузавин: Собственно, с кем вы… Общаетесь ли вы с Чубайсом или с кем-то из администрации президента?

Шкляров: Я, честно говоря, вообще немножко не местный, понаехавший, и поэтому я мало кого знаю, ни с кем не общаюсь, кроме своей команды, Максима, Гудкова, Варламова. Вот как-то своих друзей, с кем мы вместе вели кампанию, с кем мы вместе работаем. Вот сейчас познакомился с людьми Ксении Анатольевны.

Я, знаете, про Сандерса говорил в том контексте, что я всё-таки понимал, какой Трамп и куда это идет, хотя и не думал, правда не думал, что он выиграет, вот. За Сандерса немножко обидно лично, потому что мне правда кажется, что это хороший кандидат и человек в этом возрасте, который с правильными, немножко левацкими ― не все идеи были сильными, но пару очень хороших. Было бы здорово, если бы он победил, в Америке сейчас это был бы хороший сигнал внутри общество. Именно только для Америки.

Я больше чем уверен, что отношения наверняка были бы по-другому и зашли бы в другое русло, если был бы Сандерс президентом, потому что точно не было бы никакого вмешательства, не было бы никакой истерии по поводу России, потому что нет этих бизнес-контактов, «Трамп-отеля» и так далее. Поэтому то, что происходит сейчас между Америкой и Российской Федерацией, ― это большая трагедия, это очень жалко. Я лично от этого страдаю.

Рузавин: Чуть буквально на две минуты назад.

Шкляров: Да.

Рузавин: По поводу того, что вы не местный. Вы из Беларуси.

Шкляров: Да.

Рузавин: А вы гражданин Российской Федерации?

Шкляров: Нет.

Рузавин: Вы гражданин Беларуси.

Шкляров: Я гражданин Республики Беларусь, да.

Сурначева: К кампании Навального я бы тоже хотела вернуться. Мы сейчас много обсуждали. Вы считаете, что то, что делает Навальный, и то, что начал полгода назад, ну, не полгода, несколько месяцев назад, собственно, успешным? Что это привлекает большое количество людей?

Шкляров: Я считаю, что это очень успешно, что он большой молодец, снимаю шляпу перед ним. Особенно перед его женой, которая живет в такой ситуации, с таким…

Сурначева: Хорошо, а теперь представьте себе, что эта кампания продолжается.

Шкляров: Да.

Сурначева: Навальный продолжает ездить по городам, собирать штабы, митинги, передачи, всё такое. И он не поддерживает Ксению Собчак прямо. То есть он ничего не говорит, ни да, ни нет, просто не говорит.

Шкляров: Да.

Сурначева: Это потеря для вашего потенциального электората? Это всё равно, вы будете завоевывать других людей? То есть как вы будете работать с тем, что всё равно есть целая часть, которая за то, что Навальный ― президент?

Шкляров: Да.

Сурначева: И это потенциально всё-таки ваш протестный электорат.

Шкляров: С точки зрения общего дела это потеря. Правда было бы сильно, если бы общим флангом двинулись против одного соперника, одного врага. С точки зрения политических амбиций он делает всё правильно, так и нужно делать.

Сурначева: С вашей точки зрения как технолога, которому надо своего кандидата приводить к какому-то результату, не буду говорить про победу уже, неуместно.

Шкляров: С точки зрения человека, который работает на штаб Ксении Собчак, я думаю, что совершенно всё равно, потому что это разные аудитории и разные посылы будут. А с точки зрения человека, который играет вдолгую и думает, как сделать здесь долгосрочно или достичь каких-то перемен, я считаю, что было бы лучше, если бы была какая-то консолидация либо, по крайней мере, не было конфликта, потому что это против нас же всех. Не нас именно, штаба, а нас-демократов.

Желнов: Почему вы говорите про разные аудитории? Неужели в России такой огромный протестный электорат, что есть своя протестная аудитория у Навального, своя протестная аудитория у Собчак? Почему эти аудитории разные?

Шкляров: Человек околофутбольный, который любит «Спартак», будет любить «Спартак» вне зависимости. Люди, которые верят в Навального, потому что он делает хорошую работу и ФБК ― правда лучшее НКО, которое делает лучшую работу в этой стране, они за это его любят. И они никогда не уйдут к Ксении Собчак. Зачем? Вопрос.

А люди, которые подписались на Ксению Собчак, девочки, которые считают красивой и успешной, либо мальчики, которые считают её красивой как женщину и так далее, насколько они пересекаются с Навальным? Вряд ли тоже. Насколько они пересекаются с Кремлем? Вряд ли тоже. Это разные аудитории.

Но вот общим флангом выйти ― это сильная была бы история, да. «Яблоко», Навальный, Собчак ― посмотрите, какой бы был месседж! Это как раз таки было бы про то, что «а мы договорились, вопреки вам и вашей деструктивной повестке».

Товкайло: А вот про девочек, которым нравится Ксения Собчак, которые подписаны на неё в инстаграме. Вот как их заставить прийти на выборы? Вы же, если я правильно понимаю, будете за интернет-стратегию отвечать у Собчак.

Шкляров: Да.

Товкайло: Вот как их поднять с дивана, я не знаю, вытащить из кабака и заставить прийти на участок, проголосовать за Собчак? В чем будет ваше творчество заключаться? Это же действительно очень сложная задача.

Желнов: И это довольно аполитичная аудитория всё-таки.

Товкайло: Да, совершенно верно.

Шкляров: Да.

Товкайло: Они подписываются, сколько там, 5,5 миллионов подписчиков?

Шкляров: Да.

Товкайло: Они подписывались не потому, что она вышла на Болотную.

Желнов: Конечно, в этом смысле действительно это не аудитория Фонда борьбы с коррупцией, да.

Товкайло: Конечно, это очевидно.

Шкляров: Заставить их никак нельзя, это правда. А попробовать с ними поговорить… Только разговорами, честностью. Рассказывать и показывать.

Сурначева: Всем миллионам подписчиков, лично каждому?

Шкляров: Да, лично каждому писать. Для этого есть софт, для этого я там на месте сейчас буду, чтобы как-то стримлайнить этот процесс, чтобы его масштабировать и пытаться до каждого доносить. Я не считаю, что есть какая-то, знаете, волшебная палочка или супер-нанотехнология. Это всё чушь. Работу политконсультантов немножко преувеличивают. Здесь важна простая человеческая работа, разговор. Разговор, ликбез.

Желнов: Подождите, а как вы его будете строить? Вот это интересно. Поскольку у вас действительно ключевое направление, это интернет, это именно аудитория Ксении. А как вы будете с этим огромным количеством людей, 5,5 миллионов, ― мы говорим только про инстаграм, ― говорить?

Сурначева: Что за софт?

Желнов: С каждым, тем более, из них.

Шкляров: Софт ― тот, который Максим Евгеньевич Кац и Дмитрий Гудков начали ещё делать на прошлых выборах в Государственную Думу Дмитрия, который мы сейчас развивали и которым пользовались на муниципальных. Это, в принципе, единственный такого рода софт в России по управлению избирательными кампаниями либо менеджменту людей и задач.

Желнов: Как это работает?

Шкляров: Как это работает? Ну представьте себе, с одной стороны, без людей это не работает никак, да. Представьте себе машину без бензина. Неважно, кабриолет она, запорожец или феррари, она просто не поедет, да. В данном случае в любом софте, в любой технологии самое главное что, бензин что? Это люди. Это люди, их интересы.

Поэтому моя большая надежда, и в этом я хочу поучаствовать и посмотреть, насколько правда есть в этом политичность, вот этот бензин Ксении Собчак, эта аудитория. Эти молодые люди, люди, которые интересуются модой либо ещё чем-то. Насколько им важно их будущее, насколько они отрефлексировали.

Желнов: Как вы это будете делать технически?

Шкляров: Технически ― вовлекая их, общаясь с ними, вовлекая их регистрироваться на сайте. За сайтом стоит громадный софт и движок, который таргетирует их по разным группам, сегментируя по разным группам, ставит им различные задачи с различным месседжем, да. Следит за конверсией, следит за выполнением задач и так далее.

То есть это просто набор инструментов, от простых банальных звонков до каких-то задач: «На улицу Советскую, дом 8, квартиру 26 нужно донести эти материалы», да. То есть это то, что мы сейчас хорошо обкатали в Москве, это очень хорошо работает.

Желнов: Всё-таки для этих девушек молодых, да, которые, я так понимаю, основа, одна из основ электората Ксении.

Шкляров: Может быть, и нет. Мы не знаем. Посмотрим.

Желнов: В целом, наверно, всё равно преимущественно, очень много девушек среди потенциальных избирателей.

Шкляров: Да.

Желнов: Вот как ― я не очень понимаю ― вы им будете доносить месседжи про то, что Россия изолированная, в кольце врагов, что Россия ведет сирийскую кампанию, воюет на Донбассе? Они этих слов-то не слышали.

Шкляров: Возможно. А нужно ли, правда, говорить про Сирию или про Донбасс, чтобы показать несостоятельность государства?

Желнов: Это вы говорили. А про несостоятельность государства ― до чего довел Путин, как раз вы отвечали на этот вопрос, через это, то, что изоляция, монополия на насилие, что ведутся войны.

Шкляров: Да.

Желнов: Соответственно, я так понимаю, что этот месседж и будет доноситься.

Шкляров: Да.

Желнов: Что не так.

Шкляров: А это вопрос. Вот здесь как раз таки я уступаю место кандидату. Это смыслы, которые кандидат и своей личностью, и своими идеями, и своей риторикой должен доносить через себя. Через себя. То есть Навального Алексея любят за что? За то, что он Навальный и что он делает. Ксению Анатольевну любят за что? За то, что она Ксения Анатольевна и что она делает.

Здесь нет технологии, это её площадка. Я всего лишь инструмент, инструмент, как это донести, может быть, до большего количества людей. А смыслы ― это её, я не могу делать за неё эту работу.

Сурначева: Мы сейчас говорим про очень абстрактные цифры, абстрактных девушек в инстаграме, абстрактных каких-то существующих, не существующих подписчиков.

Шкляров: Да.

Сурначева: Но есть, например, одна объективная цифра. 90% россиян, если не больше, считают, что Крым наш.

Шкляров: Да.

Сурначева: Ксения Анатольевна сегодня вышла и сказала, что Крым украинский. Можно ли вообще на что-то рассчитывать с таким моментальным разрезом со всей аудиторией?

Желнов: Она сказала: «С точки зрения международного права», но неважно.

Сурначева: Всё равно это прозвучало в заголовках и дальше это пойдет в народ примерно так.

Желнов: Да.

Шкляров: Рассчитывать можно и нужно, потому что то, чем мы оперируем, эти цифры ― это красивые 86% Кремля. А давайте правда померяем их в реальной жизни, а не будем ссылаться на то, что они нам говорят. Да и неважно, 86% это или 60%. Неважно. Даже если это 86%, значит, есть 14%, которые не согласны. Это уже хороший старт.

В прошлом году одно Щукинское муниципальное собрание мы выиграли всего лишь. Семь человек. А сейчас 267.

Товкайло: Вы очень красиво обо всем рассказываете, софт, таргетирование, вовлечение. Вы знаете, когда вышла статья Ксении Анатольевны?

Сурначева: В прошлом эфире.

Товкайло: Это на прошлой неделе, да. Я, собственно, тот человек, который публиковал.

Шкляров: Скептик.

Товкайло: Нет, я не скептик, кстати, меня ваши ответы вполне убеждают.

Желнов: Максим ― шеф-редактор «Ведомостей», сайта «Ведомостей».

Шкляров: Вы напечатали.

Желнов: Сайта, да.

Товкайло: Как кандидат в президенты, как человек, который готовится в важнейшему решению в своей жизни, может допустить, чтобы в его письме были орфографические ошибки и расставлены неправильно абзацы?

Шкляров: А правда это важно?

Рубин: Это отношение к делу, знаете.

Товкайло: Ну слушайте, так можно любой вопрос перевернуть, знаете. «А правда важно пенсии или дороги? Ну что, ну есть ямы и есть. Ну есть ошибки и есть». Какие там были ошибки? Я уже не помню.

Рубин: Вячеслав или Владислав Иноземцев, да.

Сурначева: Мовчан или Морчан.

Товкайло: У меня вопрос в организации дела. Вот это на старте лично меня отпугнуло от этой истории. Ну как можно было так…

Сурначева: Безалаберно отнестись к этому.

Товкайло: Мы в эфире, я не могу плохих слов употреблять.

Шкляров: Да.

Товкайло: Но вот так сесть в лужу.

Шкляров: Во-первых, мы все люди, ошибки случаются. Не судите строго, ничего страшного, да.

Товкайло: Хорошо.

Сурначева: Кто был спичрайтером?

Товкайло: Может быть, это специально было?

Шкляров: А может быть, и специально. Ничего странного.

Желнов: А вы куда смотрели, ваши корректоры «Ведомостей», когда публиковали?

Шкляров: Вопрос о профессионализме, да!

Рубин: Газеты «Ведомости», да.

Желнов: Так.

Рузавин: Максим не избирается в президенты.

Шкляров: Ничего страшного.

Товкайло: Я что мог, поправил.

Желнов: Да, вот коллеги спросили, кто спичрайтером был.

Сурначева: Кто написал?

Товкайло: Кто написал это письмо?

Шкляров: Письмо… Вот в тот момент, когда я вошел в разговор и в штаб вообще как потенциальный человек, это письмо уже было готово, я его просто видел. Я не знаю. Наверняка Ксения. Не знаю, правда.

Желнов: Кто, кстати, будет главным спичрайтером в кампании?

Шкляров: Хороший вопрос. Там несколько, наверно, будет людей. Вот мы сегодня познакомились. Я правда честно говорю, сегодня у нас была впервые летучка штаба, я так практически никого не знал. А, Марину Литвиненко знал, потому что я её раньше знал.

Желнов: Литвинович.

Шкляров: Литвинович, пардон! Литвиненко говорю.

Желнов: Да.

Шкляров: Это уже правда по Фрейду. Литвинович знал. А так практически никого не знал. Поэтому… наверняка там будет сильная плеяда. Я вижу очень сильных и талантливых ребят. Кто-то очень хорошо будет писать это.

Ну и потому что сама Ксения ― начинающий политик, но опытный профессионал и телевидения, и журналистики, я думаю, что она вполне может справиться с этой ролью сама. Я не удивлюсь.

Рубин: Слушайте, не получится, что либералы, как обычно, опять перессорятся между собой, не начав ещё ничего делать?

Сурначева: Так уже начали с Иноземцевым.

Рубин: Да, начальник штаба уже не согласен по основной стратегии с Собчак. Вы говорите, что вы толком никого там не знаете.

Шкляров: Это же не плохо.

Рубин: Совершенно непонятно, как шел подбор, кто придумывал людей, которые войдут в штаб. Есть ощущение, что это всё происходило не централизованно, по крайней мере, у меня. Здесь посоветовали этого, там этого, там этого, и вот так что-то сложилось.

Товкайло: Есть, кстати, ощущение, что вы романтики все. Собрались, ну давайте за полгода попробуем. Ну получится ― и получится. Не получится ― да и бог с ним.

Шкляров: И ничего страшного, романтиком быть ― это не самое плохое. Вот как раз не есть ли это подтверждение тому, что решение было принято спонтанно и быстро, правда, вот сейчас всё это лепится?

Поэтому здесь ведь важно во всей этой истории показать не то, что есть ошибки, не то, что где-то косяки какие-то есть. А важно то, что есть платформа, к которой может каждый примкнуть, каждый в ней поучаствовать, что это важно для страны, что в этом участвовать совершенно не западло, это хорошая история. А дальше будет проще и лучше получаться.

То есть мы же все люди просто. Не всегда блин сразу лепится хорошо. Ничего страшного, не обращайте на это внимания. Это же настолько не важно! Посмотрите, сколько у нас проблем в стране. Куда важнее другое. Куда важнее правильные посылы слать им, нежели нам.

Сурначева: У вас сегодня была первая летучка штаба. Наверняка вы там обсуждали какие-то цифры. Поделитесь с нами, сколько вы имеете на старте? Узнаваемость, негатив, позитив, гендерные какие-то предпочтения? Не говорите, что у вас этих цифр нет. Быть такого не может.

Шкляров: У меня таких цифр нет.

Сурначева: А что вы тогда обсуждали на летучке?

Рубин: Знакомились!

Сурначева: «Сегодня день рождения у Ивана Ивановича».

Желнов: Узнаваемость, конечно, высокая, но вот хотелось бы цифры понять.

Шкляров: Нет, вот узнаваемость, Ксения говорила, очень высокая.

Желнов: 95% ― я цифру встречал.

Сурначева: 95% ― это ВЦИОМ, 2012 год.

Желнов: ВЦИОМ, да, но я хотел бы от вас как от одного из руководителей услышать эту статистику.

Сурначева: С чего вы начинаете?

Желнов: Да.

Шкляров: У нас сейчас как раз таки идет работа над соцопросом, над исследованием глубоким в интернете и в оффлайне. Я вернусь к этому ответу чуточку позже, не буду просто голословить, у меня сейчас этих цифр нет.

Товкайло: А Ксения Собчак насколько готова к выборам как кандидат? Нужно ли с ней работать? Она сегодня меня, честно, поразила, когда назвала в целом правильную цифру средней зарплаты по России.

Шкляров: Да.

Товкайло: Я уверен, что ей подготовили справку, она выучила. Огромная молодец. Но вот вы участвовали в разных избирательных кампаниях. С ней нужно работать, как говорить, рассказывать об устройстве государства, не знаю, о бюджете? Или она уже вот готова, только вот поставь её на сцену и вещай, смотри, как счетчик голосов крутится?

Шкляров: Вы знаете, мы когда первый раз все приходим в школу, насколько мы готовы быть? Когда мы рождаемся, насколько мы готовы шагать? Мы учимся, да. И она тоже будет учиться. И учится. Я вот сейчас вспомнил, когда вы говорили, Джека Николсона и «Полет над гнездом кукушки». Ну хоть попробует. Пускай попробует, что плохого?

Желнов: Абсолютно, сложно не подписаться.

P. S.

Шкляров: Всем добрый вечер! Меня зовут Виталий Шкляров. Я был в этой чудесной студии с этими прекрасными людьми. Очень сильно понравилось. Надеюсь, когда-нибудь сюда меня ещё раз пригласят поговорить уже о результатах хорошей, успешной кампании Ксении Собчак.