«Надоело быть теловодом»: Антон Красовский о своей главной ошибке в избирательной кампании Ксении Собчак

Жегулев: А вот интересно, тебя не измотала эта кампания? Как после такой кампании, насколько я понимаю, довольно изматывающей, ты еще пошел сам на выборы?

Красовский: Это сейчас вопрос, как будто такая программа «Пока все дома».

Жегулев: Тебе не надоело вообще?

Красовский: Нет, мне надоело быть теловодом. Вот это мне действительно надоело.

Жегулев: А кто у тебя теловод?

Красовский: У меня нет теловода. У меня есть Миша Конев, он руководит теми двумя людьми, которые, помимо меня, ещё работают в этой кампании. Помимо меня.

Жегулев: То есть это одна из мотиваций ― тебе надоело быть теловодом?

Красовский: Это одна из мотиваций, конечно, вот. Что такое? Это нормальная мотивация совершенно.

Жегулев: Ну да.

Красовский: Люди когда идут куда-то вперед, их мотивация именно в этом. Они устают делать что-то предыдущее и хотят большего. Это нормально совершенно. Я, конечно, иду на эти выборы, потому что я хочу большего.

Жегулев: А что ты конкретно смог привнести в кампанию Собчак?

Красовский: Я, к сожалению, довольно мало смог привнести в кампанию Ксении Анатольевны Собчак, довольно много совершил ошибок, из-за которых…

Жегулев: Она?

Красовский: Я, я. Из-за которых… Давайте я всё тогда, все ошибки просто возьму на себя в этой избирательной кампании.

Ерженков: Например?

Жегулев: Например?

Ерженков: Позиция по Крыму ― это твоя инициатива?

Красовский: Нет, она не моя… Вернее, так: это не моя позиция, но я её довольно отчетливо формулировал, и мне казалось, честно, что крымский вопрос не такой болезненный для россиян. А он оказался очень болезненным, это принципиальный для русского человека вопрос. И, конечно, человек, который идет в русскую политику, не может занимать никакую другую позицию.

То есть вот это всё… Как там вчера Дмитрий Геннадьевич Гудков-то сказал? Что Крым, вопрос Крыма ― это всё болтовня, и так далее… Нет, это не болтовня. Вот для русского человека и русского избирателя это не болтовня. Вот ты говоришь, что Крым ― это болтовня, и всё, ты закрываешь себе дверь навсегда, навсегда. Тебя не будет никогда в этой политике.

Ерженков: Ты пересмотрел свои взгляды?

Красовский: Мои взгляды очень просты. Мои взгляды такие же, как у Терезы Мэй относительно брэксита. Я против брэксита, вот как Тереза Мэй. Я против того, чтобы Крым когда-то вошел в состав Российской Федерации, но он вошел в состав Российской Федерации. И теперь я как русский политик должен сделать всё, чтобы потери, которые Россия несет от этого, были минимальны и чтобы в конечном итоге так называемое международное право признало право России на Крым.

Вот любой человек, который идет в русскую политику, идет либо так, либо никак.

Ерженков: Какие ещё ошибки ты совершил? Ты вообще рассчитывал, что она получит 1,5%?

Красовский: Нет, нет. Вот главная, конечно, ошибка моя до какого-то момента ― это была уверенность в том, что известность = популярность, а популярность = голоса. Это не так. Вот, к сожалению, всё оказалось наоборот. Вот эта известность не равнялась популярности, а равнялась наоборот, и люди, зная стопроцентно, кто этот человек, не готовы были за неё голосовать.

Горяшко: Вы из штаба незадолго до дня голосования почему ушли? Чувствуя, что результат будет маленький?

Красовский: Нет, что, ты думаешь, я, как крыса, бегу с тонущего корабля, что ли? Ты думаешь, я из-за этого ушел? Мне плевать, что она 1,56%, да даже если бы набрала 0,56%, 0,056%, это вообще не имеет никакого отношения. Я же тебе говорю, что я готов на себя взять всю вину за эти 1,56%.

Ксения Анатольевна действительно делала всё, что могла, в этой избирательной кампании. Вот это, кстати, очень важно понимать, что она просто не могла сделать больше, чем она делала. Она работала столько, сколько конкурентам в этом избирательном поле и не снилось в этой избирательной кампании.

Другое дело, что за эти пять месяцев невозможно было изменить вот это отношение людей к ней, да. Ей не удалось, так скажем, именно потому, что люди её слишком давно и, как людям кажется, слишком хорошо знают. А рассказать за пять месяцев людям, что они на самом деле не знают огромную часть её жизни, и убедить их в том, что она на самом деле не такая, как они думают, нам не удалось. Но, возможно, ― это тоже важно понимать, ― русский народ не Тимошка и тоже что-то видит нутром своим.

Жегулев: У тебя ещё такая позиция, что…

Ерженков: Антон, тебе недоплатили в этой кампании.

Красовский: Ну, что-то мне недоплатили, что-то недоплатили… Смотри, мы с Ксенией Анатольевной…

Ерженков: Нет, меня это не интересует, хорошо. В одном интервью ты говорил, что больше миллиона, в другом ты говорил…

Красовский: Я никогда не говорил «больше миллиона». Меня спрашивают: «Это больше миллиона?». Я говорю: «Больше». Ну что тут?

Ерженков: А в другом интервью спросили: «Это меньше пяти миллионов?». «Можно купить квартиру в Люблино?» ― тебя спросили.

Красовский: Нет, меня даже не так спросили. Меня спросили: «Можно на эти деньги купить квартиру в Люблино?». Или там где-то, в вашей Капотне, да, в Марьино. Я сказал, что однушка в Марьино стоит 2,5. Два с половиной миллиона получает за пару месяцев ведущий на «Первом канале». Вот что я сказал.

И более того, это был вопрос не про то, сколько мне платили на избирательной кампании. Если точно уж формулировать, то это был вопрос, сколько будут стоить мои услуги, если я, например, ― а это была одна телевизионная журналистка, ― решу пойти в президенты.

Ерженков: Как были устроены товарно-денежные отношения в этом избирательном штабе? Ты был на договоре ГПХ? Какой-то контракт у тебя был предусмотрен?

Красовский: Это я не буду обсуждать.

Горяшко: То есть это про понятия была игра такая, да? Мы друзья…

Ерженков: В русской политике есть черная касса?

Красовский: Я не буду это обсуждать, потому что я давал, я заключал соглашение, некое соглашение о неразглашении. Зарплата, методы расчета, некоторое количество других конфиденциальных вопросов входит в это соглашение.

Ерженков: То, что они не выполнили свои обязательства, избавляет тебя от этого грифа «секретно».

Красовский: Нет, меня ни от чего ничего не избавляет. Слушайте, Сереж, это правда не то чтобы неловкий вопрос, не какой-то… Просто это вопрос даже не то что неприличный. Ты хочешь меня спросить, существует ли в русской политике черная касса? Существует. Я ответил на твой вопрос?

Ерженков: А в этой кампании существовала?

Красовский: Наверно, существовала. Я не занимался денежными вопросами. Денежными вопросами занимался другой человек.

Ерженков: Хорошо, у тебя лично был договор?

Красовский: У меня лично не было договора.

Ерженков: Поэтому ты ничего не можешь доказать, сколько тебе должны?

Красовский: Я даже не собираюсь ничего доказывать. Мы вообще в этой ситуации с Ксенией Анатольевной ничего миру не доказываем. Мы доказываем только друг другу, понимаете?

Вот, собственно говоря, ответ Сергею Горяшко на вопрос «Почему ты ушел за десять дней до выборов?». Потому что мы с Ксенией Анатольевной всю свою жизнь, словно у неё муж не Максим Эммануилович, понимаете, а я, чего-то друг другу доказываем и, так сказать, пытаемся доказать, кто главнее, кто лучше, кто тут начальник, кто кого нанял, что обиднее ― наниматель или работодатель, что менее самоуничижительно ― раб или теловод, и так далее.

Поэтому ещё раз говорю, это всё вопрос наших просто… «Девки спорили на даче», вот. Мы действительно сейчас находимся в некой ссоре. Наверно, потом жизнь, возможно, это исправит.

Жегулев: Но вы, по-моему, не раз сорились.

Красовский: Нет, нет, мы прямо рассорились.

Жегулев: А, там совсем.

Красовский: И я прямо до кровищи, прямо под ногтями гной застыл, поверьте.

Ерженков: Но вы так расходились и сходились, по-моему, на моей памяти раза три-четыре.

Жегулев: Вот я так, что то ли ещё будет, не раз ссорились.

Красовский: А, не раз ссорились!

Жегулев: Не раз уже ссорились.

Красовский: Нет, ну всё-таки не так.

Ерженков: Давай перейдем к другой, к следующей теме.

Жегулев: Я ещё можно?

Ерженков: Да.

Жегулев: Пару вопросов. Я хотел сказать, во-первых, ты же с самого начала был против позиции «Собчак против всех».

Красовский: Да.

Жегулев: Вот. Как ты, медиаконсультант, мог продолжать работать в штабе, в корне, собственно говоря, находясь против основной стратегии человека?

Красовский: Во-первых, начнем с того, что не было никакой стратегии, основной, не основной. Был вот этот слоган, «Собчак против всех». Слушайте, ну, он был. Я пришел, он уже был. А ты правда считаешь, что если вот тебя нанимает какой-нибудь клиент, ты адвокат, например, а это большой богатый клиент, у него есть три адвокатских бюро, которые на него работают. У одних одна стратегия, у других другая. Это вот так делается вообще. И клиент потом решает: я эту сторону принимаю или ту. Это консилиум.

Да, в рамках консилиума, в котором меня не было, было принято решение вот об этом, как казалось тогда кандидату, гениальном ходе «против всех». Потом, когда стало понятно, вернее так, когда стало понятно, что не работает, подумали: «А давайте мы проведем фокус-группы». Фокус-группы показали, что нет, они не понимают, что такое «против всех», они хотят за что-то. Мы сделали за что-то, но это же всё равно не помогло, понимаешь?

То есть это в реальности неважно. На самом деле это всё неважно. Против всех, за всех. Вот представьте, висели бы билборды по всей стране и телевизионная реклама: «Путин против всех!». Я вас уверяю, что было бы 86%. И каждый бы нашел в этом «Путин против всех» того самого, против которого я. Понимаете?

То есть вопрос не в слогане и вопрос не, как ты говоришь, в стратегии. А это вопрос в отношении просто к кандидату. К сожалению, кандидат был очень известен. Вот ошибка главная была в том, что мы считали, что это очень хорошо, что кандидат известен. А на самом деле оказалось, что это очень плохо.

Жегулев: С тобой таких ошибок не будет.

Красовский: Поскольку меня никто не знает.

Фото: Петр Ковалев / ТАСС