Миллиардер Давид Якобашвили: «Мораторий на все. Дайте людям полную свободу действий»

02/12/2014 - 23:45 (по МСК) Тихон Дзядко, Илья Жегулев

Поговорили о конфликте министра Федорова с представителями молочной промышленности, как выживать в условиях «антисанкций» и о том, что необходимо сделать, чтобы выйти из кризиса.

Дзядко: Мне хотелось бы начать наш разговор с конфликта, который обсуждается в последние дни, все выходные и накануне. Это конфликт или разногласия между министром Федоровым и компаниями Danone и PepsiCo. Обвинил господин Федоров, по сути, эти компании в обмане, в том, что они отрицательно сказываются на российском производителе. В ответ мы прочитали довольно резкое заявление компании Danone, которое многих удивило. Как вы рассматриваете всю эту историю, к чему она приведет?

Якобашвили: Я думаю, сегодня идет напряжение общее по всяким направлениям. Из-за этого, я думаю, инцидент будет исчерпан, потому что были неточности высказываний, скорее всего, министра, потому что на самом деле на рынке присутствует и всегда присутствовало огромное количество суррогатов. И мы с этим боролись. Я, когда еще занимался компанией «Вимм-Билль-Данн», мы боролись с этим, но было очень тяжело перебороть, потому что бизнес есть бизнес. Люди заводили огромное количество именно пальмового масла, и в добавлении это было намного дешевле, чем молочный жир, и в данной ситуации зарабатывались большие деньги.

Я думаю, что была какая-то неточность или он в сердцах высказался по этому поводу. То, что я могу утверждать абсолютно точно, что ни Danone, ни PepsiCo не занимаются этими игрушками. Единственное, в чем и где определено участие именно растительного масла, это глазированные сырки, которые по технологии требуют потребление данного продукта, не более того как, потому что эти бы компании не выпускали этот продукт в силу опять-таки своей политики, но чтобы присутствовать на рынке этого продукта, им приходится это выпускать. Вот и все.

И Лабинов высказался, он постарался смягчить ситуацию. Я думаю, что это все пройдет, потому что на самом деле этого нет. Но если коснуться других предприятий, то это очень много.

Жегулев: Какова у вас была реакция? Вы выдохнули, что в свое время продали компанию?

Якобашвили: Знаете, мы сталкивались и с похуже вещами в свое время. Когда объявили молочный напиток, тогда же было в мои времена, что если из восстановленного молока делается, из сухого молока, то мы раньше писали «восстановленное молоко», а потом дальше нас заставили писать «молочный напиток». Это тоже было кому-то интересно. Это было намного жестче, чем данное высказывание. Это высказывание просто всеми забудется, потому что продукты на самом деле классные. Я сам ем молочных продуктов несметное количество с утра до вечера.

Шаинян: На самом деле, когда такие заявления произносятся, обычно это имеется в виду начало какого-то давления на бизнес, например. Что имел в виду Федоров, как вы считаете?

Якобашвили: Я не хочу сейчас искать какую-то крамолу в его высказывании. Надеюсь, что эпизод закончится этим.

Шаинян: Зачем он это сказал?

Якобашвили: Я думаю, что он столкнулся с тем, что большое количество, или ему на этом собрании фермеров высказали еще раз и напомнили по ситуации с ввозом огромного количества именно пальмового масла, которое завозится через Министерство сельского хозяйства, они же наблюдатели завоза этого продукта. Со своей стороны он, видимо, высказался на основе этого, потому что он, может быть, не может пока перебороть те силы, которые завозят этот продукт на территорию России.

Жегулев: Мне интересно, вы, как предприниматель, если бы у вас сейчас был «Вимм-Билль-Данн», как бы вы отреагировали?

Якобашвили: Я так же резко отреагировал бы, потому что я всегда реагировал резко в данной ситуации, даже несмотря на то, что в те времена Гордеев был, мы хорошие приятели до сих пор, я его очень уважаю, но бывает такое. Опять-таки, иногда министр не предполагает то, что делают люди ниже рангом, он даже не в курсе. А дальше, чтобы защитить честь мундира, ему приходится делать такие вещи.

Жегулев: То есть вы тоже считаете, что он клевещет на компанию?

Якобашвили: Нет, он не клевещет. Могла быть просто ошибка.

Пархоменко: Мне кажется, эта история интересна с другой стороны, раз уж мы ее так разбираем. Зачастую наши министры говорят какие-то неточные вещи, что-то в сердцах. Скорее, поразила всех такая жесткая реакция Danone, которая потребовала изменений. Здесь сложилось такое впечатление, что Danone и другие крупные производители продовольствия, как Valio, например, и другие транснациональные компании, сейчас в связи с антисанкциями в некотором привилегированном положении находятся. Скажем так, если бы это было год или два назад, может быть, не стали бы на это реагировать или бы стали гораздо мягче. А сейчас, когда они понимают, что они – последний источник устойчивости каких-то отраслей продовольственной промышленности, они могут себе позволить довольно так резко выступить и потребовать изменения от министра.

Якобашвили: Я бы не драматизировал так ситуацию, потому что ни в каком привилегированном состоянии они не находятся.

Пархоменко: Скажем так, они чувствуют свой вес, который значительно увеличился после того, как мы закрыли рынок от остальных игроков.

Якобашвили: Понимаете, после таких капиталовложений, которые сделали эти две компании, они могут и говорить о чем-то, потому что на полках подавляющее большинство продуктов – это их продукты, более тысячи разных наименований и видов продукции. Это раз. С другой стороны, что качество они выдерживают, это абсолютно точно. Эти люди не только восстанавливают качество и держат его, а еще они меняют всю инфраструктуру, которая в свое время была построена, инфраструктура очистная на молочных заводах, которая была построена при царе Горохе, она вообще не вяжется ни с какими законами экологии, чистоты, гигиены и так далее. Так что огромное количество вещей сделано.

Если взять министра, я ему благодарен, что он восстановил хорошее имя сухого молока. На самом деле хорошее имя. Вы понимаете, что было сделано в свое время? Советский союз весь работал на сухом молоке, 3 тысячи с чем-то заводов работало на сухом молоке, и в один день сказали, что сухое молоко – это не продукт, это суррогат. Это же невозможно сказать, когда три тысяч заводов, и все рушится, потому что Советский союз не мог работать на чистом молоке, на свежем молоке, оно чистое, конечно, но на свежем не мог, потому что его ни хранить невозможно было, ни довозить невозможно было. Весь Советский союз работал на этом, и все говорят: «О, какое вкусное было в те времена». Детство было, из-за этого все вкусно было. Я тоже из-под крана пил воду после футбола, какая она вкусная была, хотя сейчас я к ней близко не притронусь, хотя она сейчас чище. 

Шаинян: А насколько перспективной вы видите сейчас эту промышленность молочную?

Пархоменко: Да и вообще продовольственную. Сейчас очень многие в связи с антисанкциями говорят о том, что и крупные, и мелкие бизнесмены…

Дзядко: Давайте по очереди, коллеги.

Пархоменко: Мы как-то все про одно.

Якобашвили: Что касается молочки, 85% мы обеспечиваем сами себя, и мы обеспечили в тот период времени, и сейчас можем обеспечивать. Это раз. Что касается других, конечно, мы меньше обеспечиваем, ну это меньше зерна, зерно мы сегодня продаем, это хорошо. Я думаю, что нам легко перейти сегодня полностью на самообеспечение. Не за один день, но создав определенные условия, сняв определенный прессинг на фермеров, дав возможность каким-то источникам финансирования, и дать свободу действий, чтобы никто не приходил и не морочил голову.

Жегулев: Вы бы вложились с учетом антисанкций?

Якобашвили: Я вкладываюсь. У меня есть сельхозпроизводство, я произвожу сегодня каши различные быстрого приготовления, у меня есть элеватор, через который я отгружаю огромное количество зерна. 

Пархоменко: А вы вообще как-то ощутили, что рынок освободился от иностранной продукции, вам стало проще работать, выросли продажи?

Якобашвили: Никто же не ищет этого. Конкуренция – это здоровый вид бизнес-взаимоотношений. Для меня главное, чтобы была возможность работать без какого-либо давления. Я бы просил сейчас вернуться в 90-е годы, когда все можно: мешочникам возить, сумочникам из Китая возить продукцию, ездить, привозить, чтобы меньше было давления, меньше налогов. Потому что сегодня такая создалась ситуация, что вся страна должна напрячься, поступиться некоторыми достижениями в плане правоохранительной индустрии и заняться другой индустрией.

Пархоменко: Просто риторика была такая, что в первую очередь мы вводим антисанкции не для того, чтобы ответить, а для того, чтобы помочь самим себе. Помогаем ли мы самим себе, на ваш взгляд?

Якобашвили: С одной стороны, помогаем. Но я думаю, надо бы больше сконцентрироваться на свободе действий компании, свободе организации, свободе действий, убрать сегодняшние потуги на то, чтобы ужесточить, усугубить или поднять разные сборы, налоги и так далее. Мне очень приятно было услышать, вчера по радио услышал, что Евгений Федоров заявил: «Давайте сделаем мораторий на 7 лет на всякие налоги».

Дзядко: Думаете, примут?

Якобашвили: Вполне возможно. Он провидец, я думаю, что примут. Я хотел ему позвонить и сказать огромное спасибо, но единственное, я его хотел попросить, чтобы эти сборы, которые мы приняли сейчас заведомо на будущий год, и еще борьба с инокомпаниями, с оффшорными, чтобы на это тоже мораторий на 7 лет. Вот сейчас освободить от всего и дать создать доверие, главное – доверие. Нам нужно сегодня, что все поверили, а главное – те люди, которые живут в России, и привезли сюда все деньги и начали бы развиваться здесь.

Жегулев: А вы ощущаете, что климат немножко меняется, из-за войны мы теперь держимся все вместе, помогаем бизнесу как-то зарабатывать или силовики так же все?

Якобашвили: Конечно, хотелось бы. Кто делает политику, конечно, хотелось бы иметь эти сигналы.

Жегулев: Но нет?

Якобашвили: Пока их нет. Понимаете, если бы я не наделся каждый день, даже сталкиваясь с определенными проблемами каждый день, новым и новым закручиванием гаек, я бы тогда не вкладывался в страну. Правильно? Я мог бы поехать и жил бы по миру. Я собираю предметы культуры и ценности всякие и привожу в Россию, я же могу их спрятать в другом месте и сделать выставку в другом месте, музей построить, а я построил здесь. Я верю в это. Надеюсь, будет возможность, и создастся такая атмосфера, что все поверят и будут привозить сюда деньги и вкладывать в страну.

Шаинян: Мы как-то накинулись на молочную промышленность, хотя  «Вимм-Билль-Данн» вы продали в 2010 году, и это далеко не единственный бизнес, который у вас был. Я знаю, что вы в своей жизни сделали около 300 бизнесов.

Якобашвили: Это много, компаний огромное количество в разных направлениях. Компаний было 300, направлений намного меньше, но все равно было много направлений. Я считал, что если что-то создать и хорошо продать, это нормально. Но если из десятка, из сотни – десять хороших, а все остальное… это тоже нормальный выход из положения.

Дзядко: А сколько сейчас у вас?

Якобашвили: Сейчас у меня где-то два десятка направлений, которыми я занимаюсь. Может и не получится, многое не получается.

Пархоменко: Операционной деятельностью непосредственно.

Якобашвили: Я занимаюсь операционной деятельностью, потому что мне это интересно. У меня уже пенсионный возраст, я могу всегда выйти на пенсию, но если я не работаю, я подавлено буду себя чувствовать. Так что здесь уже не то чтобы заработать деньги, это уже интерес.

Шаинян: Но у вас хватает времени на то, чтобы контролировать операционную деятельность двух десятков компаний?

Пархоменко: По 20 направлениям, компаний больше.

Якобашвили: Времени хватает – я сплю мало.

Шаинян: А сколько вы спите?

Якобашвили: Я сплю часа 4, 5.

Шаинян: Высыпаетесь?

Якобашвили: Вполне нормально. Но если я не выспался, мне хватает минут 10 отрубиться на стуле, а потом я нормально.

Шаинян: А какое направление любимое из этих двух десятков?

Якобашвили: Сейчас любимое – это музей. Самое любимое – это музей.

Жегулев: Как бизнес?

Якобашвили: Это не бизнес, не все же бизнес.

Пархоменко: А как бизнес? Про любовь к искусству вашу мы знаем давно. А как у бизнесмена у вас где сейчас интерес сконцентрирован?

Якобашвили: Это же тоже бизнес, я торгуюсь, покупаю. Если я нахожу за дешевле, когда я слышу, что позавчера продали Трубецкого «Александра II» за 8 с чем-то тысяч паундов, а я в свое время купил всего за 15 тысяч долларов, для меня счастье, я считаю, что я нажил. Это же тоже бизнес.

Пархоменко: Леонид Михайлович, совершенно сторонний вопрос сейчас мне пришел в голову. Может быть, слышали, в последние дни появилась довольно странная информация, что кто-то подарил Мишелю Платини картину Пикассо взамен на то, что он проголосовал за нас на Чемпионате мира. Может, вы что-то слышали об этом?

Якобашвили: Недавно были аукционы, в этом году даже проходили, когда прошло несколько картин Пикассо. Пикассо рисунков проходит очень много, кстати, огромное количество. Картин хороших, стоящих мало, но есть картины, которые стоили по 100-110. Я знаю нескольких людей, которые понимали эти вещи.

Пархоменко: А среди бизнесменов российских, может, живущих за рубежом, вообще много Пикассо?

Дзядко: Там речь шла про запасники Эрмитажа, во всяком случае, в этих публикациях.

Якобашвили: Я в попечительском совете Эрмитажа состою. Я не думаю, что была вынесена картина. Можно ее купить, в конце концов. Каждые полгода продается картина Пикассо. Купить ее можно. Можно в семью обратиться.

На сайте доступна расшифровка только первой части интервью

Другие выпуски