Константин Богомолов: «Человек я сверхсомневающийся и сверхнеуверенный в себе»

Катаев: А Сорокин с Пелевиным не смешиваются? Учитывая, что Сорокин все-таки вам ближе намного, а Пелевин как бы…

Богомолов: Ну, слушайте, я могу подводить любые теоретические базы. Давайте проще, возможно, это просто психопатическая форма поведения.

Желнов: Нет боязни, любой боязни профессионального человека, когда такое количество материала, и театр, и кино, вы еще и монтируете картину «Настя», как раз по рассказу Сорокина…

Богомолов: Она уже смонтирована, сейчас озвучание началось.

Желнов: Нет ощущения, что качество в какой-то момент может просесть и потеряться, и где-то будет возникать халтура…

Богомолов: Я понимаю. Вы знаете, в этой профессии очень важно крутить педали, то есть я всегда много работал. И когда поступил в ГИТИС, я очень много работал, очень много делал отрывков. У всех разная стратегия, кто-то выдает раз в три года, кто-то раз в пять лет, кто-то раз в десять, кто-то раз в год. Я постоянно предпочитаю работать. Я прекрасно понимаю, что в процессе моей работы есть как бы волнообразное качество. Не качество, скажем так, прорывы не всегда случаются. Я надеюсь, что ниже ватерлинии определенной я не опускаюсь в работе с актерами, в построении материала и т.д и т.п.

Но конечно же в определенной степени количество работы перетекает в итоге в качество, то есть я, понимаете, какие-то работы это накопление опыта и как бы эскиз к чему-то другому, большему, более существенному. И без этого не обойтись. Я не отношусь к своим работам, как к плевкам в вечность, я учусь и продолжаю учиться, и в том числе в театральной режиссуре. Поэтому я осознанно много работаю и учусь.

Катаев: Но «Настя» не из-за этого пострадала, что было много работы, и так долго тянулось?

Желнов: «Настя» это фильм по Сорокину.

Богомолов: «Настя» пострадала сначала из-за того, что я решил монтировать сам, и попытался обучиться программе монтажной. И даже сделал это, и начал монтировать, в результате чего перемонтировал картину раз восемь. После того, как она была в очередной раз смонтирована, проходила неделя-две, я снова начинал перемонтировать, потому что мне все переставало нравиться, пока не встретил Ивана Лебедева, прекрасного монтажера, одного из лучших в стране…

Желнов: Которого посадил просто за монтаж.

Богомолов: Который посмотрел материал и сказал: «Это безумие все, я не знаю, как это делать, но мне интересно за это взяться». Он взялся это монтировать, и смонтировал из этого то, что мне хотелось видеть, и чем я на сегодняшний день горжусь. Скоро эта картина появится.

Катаев: В Канны, в Венецию?

Богомолов: Ну, куда возьмут, туда возьмут, может и никуда не возьмут.

Хитров: У вас бывало такое, что вы вспоминали какой-то свой спектакль и думали: «Мне кажется, вот этот был плохой».

Богомолов: Плохой, вы имеете в виду, один из идущих, один из выпущенных спектаклей?

Хитров: Один из выпущенных.

Богомолов: Нет. Я вообще не оглядываюсь на прошлое. Я искренне, честно делаю. То есть я могу сказать, что у меня были провалы, это были ошибки.

Желнов: Какие?

Богомолов: Ну, я считаю, что «Женитьба Фигаро» была очевидным провалом, я полгода приходил после этого в себя. Я взялся за груз, который мне был не по силам, я собрал огромное количество звезд, я не мог с ними справиться и управиться с ними. Вышел результат, который я уже в процессе выпуска практически не контролировал, я только мечтал поскорее закончить эту работу и куда-нибудь спрятаться в нору. Ну, например, вот это. Были на более ранних этапах другие провалы. Пожалуй, «Фигаро» это был как бы главный провал за последние, условно, лет десять.

Хитров: Я не знаю, нарочно или нет, но вот когда читаешь ваши интервью и вообще следишь за вашим публичным образом, складывается впечатление, что вы совершенно равнодушны к чьим бы то ни было оценкам. И вот мне дико любопытно, если это не имидж, а если это действительно свойство вашего характера…

Богомолов: Действительно ли я равнодушен?

Хитров: Вы учились этому, или это само собой так получилось? Или это самодисциплина?

Богомолов: Нет, я не учился самовлюбленности и самодовольству, и самоуверенности, они во мне присутствовали с самого начала. Что касается оценок, то они либо мешают твоей карьере, либо нет, иных вариантов просто не существует. Понимаете, ты все знаешь, если ты адекватен, ты все знаешь про себя сам. И в принципе, когда кто-то тебя ругает, ты можешь злиться, что попадают в ту нервную точку, про которую ты и сам знаешь, которая у тебя болит, либо ты просто равнодушен к этому. Поэтому злюсь я, реально, и неравнодушен я только к тем мнениям и оценкам, которые могут помешать деланию дела, возможности ставить, продвижению своих работ и так далее. Карьере, условно говоря.

Желнов: Это чьи оценки? Это худруков, в данном случае?

Богомолов: Это чьи угодно могут быть оценки. Понимаете, молодого режиссера может оценка критика в газете просто уничтожить, потому что прочтет…

Желнов: Ну, вы уже не молодой режиссер.

Богомолов: Ну я уже не молодой режиссер, это вы зря так.

Катаев: Хичкока тоже травили, но он…

Богомолов: Я могу себе позволить сейчас, конечно же мне, в общем, не очень важно, придут критики вообще на спектакль или нет. Но конечно же какие-то оценки могут по-прежнему там меня ранить, именно и только в контексте того, что это может помешать делу, может повлиять на актеров, потому что когда ты делаешь очень рискованные и сложные вещи, актеры должны быть уверены в том, что они делают, когда они выходят на сцену. Какая-то сторонняя оценка может разрушить их уверенность. Хорошо, что они верят в меня, но все-таки это подтачивает их уверенность, и тогда это меня бесит. Вот и все.

Милова: Скажите, пожалуйста, поскольку ваш последний телеэфир здесь на телеканале Дождь был в 2017 году, то позволю себе немножечко шагнуть в сентябрь 2018, когда ошеломленные гости татлеровского вечера, посвященного юбилею журнала, увидели ваш фильм. Фильм оказался высмеивающим многих понятных светских героев, и не все из них с этим, к сожалению, справились. Вот это была та ситуация, когда оценка зрителей могла чему-то помешать в вашей карьере?

Богомолов: Я даже не знаю. Мне кажется, что вся история с Tatler может только помочь.

Желнов: Расскажите про нее чуть поглубже.

Богомолов: Что рассказывать? Вы спрашивайте, я отвечу, на что-то я не буду отвечать.

Милова: Может быть, вы поругались с кем-то из тех, кто был вам близок.

Богомолов: Я не ругался ни с кем из тех, кто был мне близок.

Милова: Или они с вами.

Богомолов: И соответственно, они со мной не ругались, потому что я с ними не был близок. Я слышал о том, что какие-то люди подобиделись на это, ну что я могу сделать, ну обиделись и обиделись.

Катаев: Вы с ними пересекались лично, был какой-то контакт?

Богомолов: Нет, я не пересекался с ними лично с тех пор. Кто-то, кто немножко обижался, уже не обижается вроде как. Кто-то, кто вроде как обижался сильно, вроде как продолжает обижаться. Ну я, право слово, ничего здесь не могу поделать, понимаете, я человек, который привык к театральной культуре. В театральной культуре есть такое понятие, как «капустник». «Капустник» — это очень часто довольно злая вещь. Вот я, например, сам периодически был высмеиваем, и мои работы, на «капустниках» ежегодных в Московском художественном театре, где пародировались мои спектакли, публично, при других, а я там, значит, занимаю, я помощник худрука, я занимаю должность. Я солидная персона, и вдруг какие-то, значит, засранцы выходят на сцену и шпарят про мои спектакли какие-то гадости, куплеты поют про меня и еще и меня пародируют к тому же. И для меня это абсолютно, сам я высмеивал театральных деятелей…

Катаев: «Гвоздь сезона».

Богомолов: «Гвозде сезона», регулярно делаемой премии, которая собственно и известна тем, что она зло высмеивает награждаемых за лучшие спектакли сезона людей. Мне это нормально.

Желнов: Костя, кто из близких, если опустить абстрактные рассуждения, кто из близких людей вам, о не близких, наверное, и не имеет смысла спрашивать, все-таки на вас обиделся, и вы потеряли их как друзей после истории с Tatler?

Богомолов: Я клянусь, я не потерял никого. Клянусь вам, что я не потерял никого из друзей.

Милова: С Надеждой Оболенцевой у вас такие же добрые дружеские отношения?

Богомолов: Ну вот я сегодня Наде отправлял приглашение на завтрашнюю премьеру «Содержанок», и она мне ответила, что с радостью придет.

Милова: Не поздновато ли?

Богомолов: Не поздновато ли? Да нет, мы и раньше переговаривались, у нее было приглашение. Я написал: «Ты же придешь, все в порядке?». Она написала: «Да, конечно».

Катаев: То есть не сказать, что стали изгнанником в свете?

Богомолов: Да я и никогда не был… Вы знаете, это большая иллюзия, что я как-то был инкорпорирован сильно в светскую жизнь.

Желнов: Ну ладно, перестаньте! На ваших спектаклях, аудитория ваших спектаклей, мы все на них много раз были и видели аудиторию в зале.

Милова: Да.

Богомолов: Но это не значит, что я завсегдатай…

Желнов: Но она, в том числе, задавала моду на Богомолова, в том числе, не будем тоже лукавить.

Богомолов: Послушайте, я…

Милова: То, что Tatler со своим заказом пришел не к какому-то другому режиссеру, а именно к вам, в этом есть определенная логика.

Желнов: Конечно.

Богомолов: Ну, хорошо, ну пришли, и прекрасно, получили. Мне кажется, что количество упоминаний бренда выросло в разы. А уж этот юбилей запомнился всем надолго.

Желнов: А вы ожидали, например, такого, в данном случае, скандала, что издательский дом Conde Nast будет подавать в суд, вернее, на издательский дом Conde Nast будут подавать в суд?

Богомолов: Я ничего про это не знаю, вот серьезно.

Желнов: Ну как не знаете?

Богомолов: Ну как, вы понимаете, мне что-то рассказывают, какие-то доносятся до меня, какие-то вещи. Может быть, меня хранят от всего этого, но я пребываю в блаженном неведении. И кроме того, что до меня доносятся какие-то отдельные слухи, что там какие-то планировались иски за что-то или что-то, я ничего про это не знаю.

Милова: Хорошо. А в этом фильме, безусловно, есть такая небольшая антология московского «света», есть такие понятные светские героини там предстали перед зрителями, Виктория Шелягова, Яна Рудковская, но при этом лично мне, как человеку, который довольно регулярно ныряет в этот океан, показалось просто зияющим отсутствие некоторых героинь, например, Ульяны Сергеенко или Ксении Собчак, или же, например, Татьяны Навки, которая там упомянута лишь вскользь.

Богомолов: Слушайте, мы на Ксюшу Собчак собирались делать, по-моему, смешную пародию, она была как бы прописана. И я вам клянусь, что мы просто не успели, мы делали это в дико сжатые сроки, мы не успели сделать это. Предполагалось, что она в такой корзине воздушного шара, которая сооружалась из мусорного бака, летает над свалкой в Волоколамске, поливая ее духами. А люди в Волоколамске жалуются, что стало еще хуже. Предполагалось, это был сюжет, который был сделан. Там еще несколько сюжетов были, и внутри тех историй, которые делались, целый ряд еще и были срезаны, у нас был ограниченный бюджет, у нас были ограниченные просто временные возможности. До последнего момента все это хотелось сделать, мы фильм привезли в Малый театр буквально вот когда уже публика собиралась.

Желнов: Хорошо, а Навка? Татьяна Навка?

Богомолов: Знаете, как-то про Навку что-то никто и не задумался.

Желнов: Не собирался светить?

Богомолов: Да.

Катаев: Пропустили Навку.

Богомолов: Пропустили Навку.

Катаев: Как вы думаете, «Содержанки», вот этот сериал, который тоже, может быть, в некоторой степени о тех же дамах, он будет продолжением «Флер» от Tatler?

Богомолов: Не-не. Слушайте, по поводу отбора персонажей Tatler я вам скажу такую вещь. Это же очень простая история, персонажей дофига. Ну вот, вот здесь вас сидящих, в принципе роскошно можно спародировать, как и телеканал Дождь, без проблем. Можно пародировать все, это прямо благодатное поле, роскошное. Я прямо представляю, как можно это все собрать…

Желнов: Мы и сами этим занимаемся.

Богомолов: Вот. Понимаете, слушайте, но вы не так этим занимаетесь, как это можно сделать. Просто это же все не покроешь, это же кошмар, это необъятное поле, это вся жизнь на это уйдет. Поэтому, естественно, что приходит в голову, вот как-то сидели, отбирали как-то так, вот это, это и это. Ужасно хотели сделать «Гэсс вер ай эм?», договаривались с Машей Ароновой, чтобы она это делала, «Гэсс вер ай эм?».

Желнов: «Гэсс вер ай эм?» — это мем Аллы Вербер, фэшн-директор ЦУМа, по которой ее узнают пользователи интернета.

Богомолов: Вот вы спросите, а это же не потому, что мы не могли, мы цензурировали. Маша Аронова слетела у нас там буквально за день до съемок.

Желнов: Окей, Костя, заказчик в лице издательского дома Conde Nast, это журнал Tatler, доволен остался в результате послевкусием, я корректно это сформулировал, вашего нашумевшего проекта?

Богомолов: Я надеюсь, да.

Желнов: Надеетесь или они как-то выходили с вами на связь и какой-то фидбэк вы получили?

Богомолов: Мы общаемся с Ксенией Соловьевой, иногда немножко, но мы не обсуждали с Кариной, допустим, эту историю, но никаких не было ни претензий, ни вопросов.

Желнов: То есть как заказчики они к вам могут еще теоретически обратиться и что-то попросить для них сделать в следующий раз?

Богомолов: Да ради бога, я открыт для любых заказов.

Катаев: А вы не хотите из этого «капустника» устроить какой-то масштабный проект, не знаю, продолжить эту историю?

Богомолов: Нет, ну «капустник» есть «капустник». Он и прекрасен, как и театральный «капустник», тем, что ты его делаешь вот конкретно под какое-то мероприятие, тратишь на это дикие силы, и это все остается там, в прошлом.

Милова: А сколько человек на следующее утро позвонили и попросили закрытую ссылочку дать?

Богомолов: Звонили и просили дать ссылки много разных людей.

Катаев: Она осталась?

Богомолов: Ссылка? Ну у меня в компьютере есть файл.

Катаев: Представляете, сколько это стоит?

Желнов: Скинете тогда после эфира, ладно?

Богомолов: Нет.

Катаев: Продать можно задорого.

Хитров: Внезапный вопрос про театр, потому что все говорят о чем-то, чего я вообще не знаю.

Желнов: А Антон эксперт «Золотой маски», еще раз представлю, человек академичный.

Богомолов: Я уже давно переместился в другую.

Хитров: Приятный ностальгический вопрос о театре.

Богомолов: Да, давайте. Я рад.

Хитров: Когда вы работаете с какой-то площадкой, как мне кажется, скорее вы нужны ей, чем она вам. В связи с этим очень странно, что новый руководитель МХТ имени Чехова Сергей Женовач в работе с вами не заинтересован. У вас есть предложения, почему?

Богомолов: Предположения, почему? Мне кажется, это глупо, если я буду выдвигать за Сергея Васильевича предположения, как бы версии, почему МХТ не хочет со мной работать, в его лице или в чьем-либо еще лице, я не знаю. Не хотят работать, и не хотят, какая разница, это не великая проблема. Мне сказано было, что со мной не связано никаких планов Московского Художественного театра, собственно, я и закончил свои отношения.

Желнов: Это решение Женовача лично, либо ему кто-то попросил сверху, как вы считаете?

Богомолов: Я думаю, Сергей Васильевич самостоятельный человек, и все свои решения, я уверен, принимает абсолютно самостоятельно.

Катаев: А если мы пойдем к другому МХАТу, теперь уже имени Донецкой республики, там сменилась команда, в лице прекрасных людей.

Богомолов: Да.

Катаев: Вот если бы вам вдруг они, вот так вот, а давайте, Константин…

Шепелин: Он же голосовал за Путина.

Богомолов: Я же перемещаюсь от телеканала «Спас» к вам, могу и в обратном, от МХТ имени Чехова к МХАТу Горького. У меня вообще широкий охват.

Желнов: Давай поясним для зрителей, во МХАТе сменилось руководство, Захар Прилепин…

Милова: Крестик на вас есть?

Богомолов: Я некрещеный, простите.

Катаев: Так вот, звонит вам условный Захар Прилепин и Эдуард Бояков, новые руководители МХАТ имени Горького, и говорят — Константин, давайте. Что вы скажете?

Богомолов: Подумаю.

Катаев: Подумаете?

Богомолов: Да.

Шепелин: А вам Прилепин как драматург и писатель интересен?

Богомолов: Прилепин как писатель и драматург? Как драматурга я его не знаю вообще, а как писатель, читать я его не читаю. А ставить я ставлю все, что угодно.

Катаев: Подождите, интересно. То есть не исключено, что спектакль может появиться на сцене МХАТа?

Богомолов: Не исключено.

Катаев: Да? Класс.

Желнов: А такие планы есть в действительности, или пока…

Богомолов: Связанные с МХАТ Горького?

Желнов: Да, тот МХАТ захватить, на Тверском бульваре.

Богомолов: Ребята, не исключено ничего в этой жизни.

Катаев: А есть уже предложения, может, правда? Есть?

Богомолов: Не исключено ничего в этой жизни.

Хитров: Уже много лет все почему-то уверены, что вам дадут собственный театр. Я не буду уточнять про слухи, вопрос в другом.

Богомолов: А давайте я вам отвечу на слухи. Вы знаете, это прелестная ситуация, кстати, я готов об этом поговорить. Вот например, на протяжении примерно года-полутора до меня доходят периодически версии по поводу того, что я приду и возглавлю «Гоголь-центр». Мне, например, звонит старинный друг мой из «Гоголь-центра» и говорит: «Вот я слышала, что ты, мне сказали это в департаменте культуры». Я говорю: «А кто?». — «Ну не могу сказать». Я говорю: «Ну, кто?». — «Не могу сказать». И вот такие слухи, они как бы бродят, ходят, есть телеграм-канал «Закулиска», который меня особенно любит, тоже много фантазирует по поводу меня, и прямо видно, что много фантазирует. Я вам хочу сказать, что у меня никогда не было ни переговоров, никаких предложений, ни от каких властных структур о руководстве какой-либо организацией. Ни-ког-да.

Хитров: Вообще я помню еще после премьеры «Карамазовых», по-моему, моя прекрасная коллега Марина Токарева даже написала «Ну когда уже Богомолову дадут театр?», хотя странно от нее было это слышать. Есть такая, по-моему, советская инерция, мы все думаем, что успешная режиссерская карьера обязательно приводит в кресло худрука и никак иначе. Я сомневаюсь, что это так, но тем не менее, мне любопытно от вас услышать, есть ли вообще какие-то плюсы для режиссера в том, чтобы работать худруком?

Богомолов: Ну, что я могу сказать, мне безусловно жалко, что команда, которую я воспитывал, в общем, почти десять лет, это команда актеров внутри Московского художественного театра, довольно обширная команда и очень успешных людей, многие из которых, как мне кажется, я надеюсь, в общем-то, и стартовали в карьере в существенной степени благодаря работам моим, что эта команда сегодня осталась без меня, без режиссера, который их объединял, который их куда-то вел. Я их воспитывал осознанно, причем к этим людям прибавлялись новые люди, новые люди и новые люди.

Конечно же, работая под крылом Олега Павловича, у меня была вот такая команда людей. Конечно же художественный результат, который я мог выдать благодаря этому, репетируя «Трех сестер» фактически в течение шести месяцев, пробуя с разными людьми это, пробуя именно со своими людьми, которые понимают меня, которые терпимо относятся к моему художественному процессу, конечно же это огромный плюс, с точки зрения того продукта, который я могу выдать. Конечно же я, в общем-то, сегодня могу сказать, что у меня нету, то есть у меня есть моя команда, у меня нет возможности работать с моей командой. И в этом отношении отсутствие такой площадки для меня, на которой я мог бы собрать людей, это для меня довольно драматическое обстоятельство жизни. Олег Павлович как бы давал этому расти, этому процессу. Но я не пессимист, я как бы всегда принимаю то, что есть, значит, так надо, так нужно.

Милова: Извините, я перебью. Я вспомнила, что конечно же говорилось о еще одной версии театра, который вы могли бы возглавить. Это вовсе не «Гоголь-центр», а это один из девелоперских проектов Андрея Молчанова, который должен был изначально украсить…

Богомолов: Я не могу комментировать ситуацию с «ЗИЛАРТом», я могу вам только сказать, что обсуждение этой возможности прекратилось более двух лет назад.

Желнов: По каким обстоятельствам прекратилось?

Богомолов: И вспухание, комическое вспухание этой новости, что я возглавлю этот центр, на сайте «Эха Москвы», я помню, была новость о том, что я ставлю «Три мушкетера», что было два года назад, скоро выйдет премьера. И вот, кстати, возглавлю «ЗИЛАРТ». Вот, это было забавно, это было как бы подано в связи с моими отношениями с мэрией Москвы.

Желнов: А почему с «ЗИЛАРТом» не получилось, вот тогда, два года назад?

Богомолов: Я не могу это комментировать.

Желнов: Это коммерческая тайна, Костя?

Богомолов: Я не могу это комментировать.

Катаев: Про мэрию Москвы как раз хотел спросить.

Богомолов: Да.

Катаев: Слухи вокруг того, что вам что-то дадут, площадку, в смысле, ходят как раз после выборов, например, московских, когда вы голосовали и призывали голосовать за Сергея Собянина. А сейчас, после этих выборов, от власти какие-то контакты есть, с властью московской? От них что-то поступает, обратная связь?

Богомолов: У меня всегда есть, у меня все время есть контакты с теми людьми, с которыми мне интересно общаться, и которых я считаю людьми достойными, в том числе и в московской власти.

Желнов: Это кто?

Богомолов: Ну, я во-первых, в принципе считаю Сергея Собянина очень достойным человеком, и считаю, что мой выбор, и если позволительно так сказать, ставка на этого человека, она правильная. Я верю в этого человека, я верю в правильность этого решения.

Желнов: Кто еще в команде Собянина вас поддерживает, с кем вы общаетесь? Там большой аппарат.

Богомолов: Вы знаете, я не занимаюсь конкретно выбором, кто…

Желнов: Но тем не менее.

Богомолов: Я не общаюсь с людьми на уровне вот так вот, позвонить кому-то, нет.

Катаев: После выборов связь есть, вот что интересно. После выборов связь есть?

Богомолов: Какая-то связь есть, да. Но она не связана ни с получением театра, ни с переговорами о театре, поверьте мне. То есть это вообще не связано с этим. Это связано с театральными какими-то, могут посоветоваться чего-то…

Желнов: Что куда сходить.

Богомолов: Но это не связано с тем, что дайте мне…

Желнов: Я ни разу не видел Собянина на ваших… Я, правда, не на всех был, но на тех, где был, постановках, ни разу Собянина не было.

Богомолов: Нет, его не было, по-моему.

Катаев: Все чаще говорят о том, что Собянин возможный преемник Путина. Вы поддерживаете эту идею, хотели бы видеть его в кресле президента?

Богомолов: Доживем, увидим.

Шепелин: Константин, у вас была однажды такая речь перед выборами. Вы сказали: «Знаете ли, я эгоист, я прагматик в этом вопросе, в том, что касается власти и моего дома, и у меня простой интерес, эгоистичный. Я родился в Москве, вырос в ней, я здесь живу и работаю, здесь живет и работает моя семья, здесь растет моя дочь. И я твердо знаю: этот город лучший на свете!». Вы помните, в каких обстоятельствах вы эти слова произносили?

Богомолов: Нет, не помню.

Шепелин: Это ваша речь была перед выборами 2013 года, и относилась она не к Сергею Собянину, а к Алексею Навальному. На всякий случай зрителям напомню, что там еще было: «Я уверен, что Алексей Навальный ― это лучшее, что может быть, что может случиться с моим городом за многие годы. Я уверен, он станет лучшим мэром за многие десятилетия».

Что же не получилось? Нашелся мэр действительно лучше, чем Навальный?

Богомолов: В тот момент я был, более того, наблюдателем от Алексея Навального на выборах мэра Москвы, объезжал со своей бывшей супругой, Дашей Мороз, значит, она тоже была тогда в этой команде. Мы объезжали участки. После этого, если вы помните, я вам напомню…

Шепелин: Вы на митинге выступали, да, конечно.

Богомолов: Я на митинге выступал, да.

Шепелин: Прекрасное выступление было.

Богомолов: Когда очень много людей отказалось выступать после поражения Алексея Навального, Леша позвонил мне и сказал: «Выступи, пожалуйста, потому что все отказались». И я выступил на том митинге.

Что изменилось? Да ничего не изменилось, кроме того, что я не вижу причин сказать, что деятельность Собянина неудачна.

Шепелин: Вот тогда, в 2013 году, вы еще ругали вот эту разбитую плитку, постоянные ремонты бульваров.

Богомолов: Да, я ругал эту разбитую плитку.

Шепелин: Сейчас вам это нравится?

Богомолов: Что именно? Реконструкция Москвы?

Шепелин: Разбитая плитка весной сейчас вылезла.

Богомолов: Мне разбитая плитка в принципе не нравится, но крайне глупо… Понимаете, как вам сказать? Вот здесь отклеилась лента, например. Это плохо, это нехорошо, понимаете? Да, она здесь неплотно пристает.

Шепелин: То есть в этом виноват, да, хорошо.

Богомолов: В этом виноват отчасти менеджмент телеканала Дождь, да. Все стараются делать свое дело честно. Если отклеивается лента, которая с лампочками здесь, да, это, конечно же, претензия к конкретным работникам на местах.

Плитка может быть положена конкретным подразделением, в конкретном месте конкретными, значит, рабочими плохо. Дальше рассказывать про то, какой плохой Собянин, потому что в конкретном месте плохо положена плитка, а в другом месте она положена хорошо, потому что вот я смотрю, у вас там хорошо приклеена эта лента, да.

Шепелин: Окей, да.

Богомолов: Из этого делать вывод о том, что мэр Собянин ― это плохо, как-то, по меньшей мере, крайне глупо. Я вам больше скажу, именно из-за этой крайней, на мой вкус, глупости либерального сообщества я стал резко расходиться с этим либеральным сообществом, потому что оно стало проявлять себя как сварливые бабки у подъезда, понимаете?

Шепелин: А раньше вы тоже были частью этого сварливого либерального общества?

Богомолов: Раньше я был частью веселого, молодого и свободного сообщества, которое со временем стало проявлять свою закомплексованность, глупость и сварливость, не видя, не способное увидеть каких-то нормальных положительных вещей, не способное действовать.

Желнов: Костя, все-таки мне интересно более глобально. Как эта трансформация от Навального к Собянину так быстро, в сжатые сроки произошла?

Богомолов: Слушайте, у меня глобальная трансформация произошла вообще в принципе. Я вам могу сказать…

Желнов: То есть все постарели…

Богомолов: Нет, да причем здесь постарели? Это огромный комплекс вопросов. Это огромный комплекс вопросов, это глобальная трансформация.

Желнов: Как? Для зрителей поясните.

Богомолов: Вот вы меня извините, но так как уж вы журналист Дождя, вы обращаетесь ко мне.

Шепелин: Да, да.

Богомолов: Я вам скажу. Но ведь телеканал Дождь тоже не пришел в расцвет, правильно? Трансформировалось все. Вот я наблюдаю, например, явный упадок телеканала Дождь. Он связан с чем? Вы уже простите меня, Антон, да, я вам отвечу сейчас. У нас обратная связь.

Желнов: Не нападайте на Дождь.

Богомолов: У нас обратная связь налажена. Давайте так.

Шепелин: Ничего-ничего.

Богомолов: Все в порядке, да. Вот я вижу явный упадок телеканала Дождь. Он с чем связан? С Собяниным, с Путиным? С атаками власти? Нет, секунду, стоп, вы сейчас меня послушайте.

Шепелин: Я могу ответить, честное слово.

Богомолов: А я вам могу сказать. А мне кажется, он связан с, простите меня, кадрами, талантливостью, энергией внутренней, которая отсюда ушла. А почему она ушла? Из-за денег она ушла? Не уходит энергия, если есть идеи. Не уходит энергия, если есть притяжение другой энергии, понимаете?

Желнов: Костя, все-таки к вопросу…

Богомолов: Нет, секунду, Антон, я договорю.

Желнов: Окей.

Богомолов: Так вот, со мной происходит глобальная трансформация. Я вижу, как уходят оттуда энергия и талант.

Желнов: От Навального в смысле.

Шепелин: От либеральной тусовки.

Богомолов: Вообще от либеральной тусовки. Я вам могу сказать: да, я еду на «Валдай», например, осенью. Я еду на «Валдай».

Желнов: Который будет.

Богомолов: Да, я сейчас ездил на «Валдай» и там выступал. Да, я там выступал с речью о том, что у меня есть своя концепция, я много, какое-то количество времени работал в Европе, я вижу, что происходит там и что происходит здесь.

Да, я могу сформулировать вам вещи, которые могут вам крайне не понравиться. Я, например, считаю, что постнацистское общество в Европе испугалось человека ненавидящего, человека, который может позволить себе ненависть, что общество, которое может позволить себе ненависть как эмоциональное проявление, интеллектуальное проявление, но при этом регулирует проявление ненависти как физического насилия, ― это сложное общество.

А общество, которое натаскивает на любовь, испугавшись человека-зверя, испугавшись того, что в человеке есть чернота, испугавшись нацизма, оно перестало натаскивать на ненависть, оно стало натаскивать на любовь. И более того, оно сделало страшную вещь, это общество европейское. Вы говорите, например, что оно не тоталитарное, либеральное. Я вам скажу, что оно тоталитарное, просто оно делегировало функции тоталитаризма и насилия над индивидуумом обществу, социуму.

Вы пойдете в суд? Вас суд оградит от насилия. Органы дознания, органы следствия, полиция, армия вас оградят от насилия, они не будут над вами, да, осуществлять насилие, но обществу делегирована функция насилия. И травля, которую может осуществить общество и проявления которой мы сейчас видим во всех этих харрасментах, в преследованиях Триера, не знаю, Лепажа какого-нибудь, который недостаточное количество цветных занял…

Катаев: Фабра.

Богомолов: Да, Фабра за его якобы сексуальные все эти харрасменты. Это травля, которая осуществляется европейским обществом. Европейское общество осуществило гениальную тоталитарную систему, это гениальное тоталитарное государство, где насилие передано вам, социуму.

Катаев: Вы сейчас совпали с Юлией Латыниной, кстати. Она сказала, что феминизм равно исламизм.

Богомолов: Про феминизм могу поговорить отдельно. Социуму, да. А здесь, в этой стране, например, я вам могу сказать, я это вижу. Здесь нацизма не будет. Вот там правые восстают, и в Польше за правых голосуют молодые.

Шепелин: И во Франции.

Богомолов: И во Франции. А здесь нацизма не будет…

Шепелин: Здесь победила апатия, а не нацизм.

Богомолов: Потому что здесь есть дозволение на ненависть. И можете ненавидеть меня за эти слова, но здесь есть дозволение на ненависть, а это важнейшая вещь.

Катаев: Выплеск агрессии вы имеете в виду?

Богомолов: Не выплеск агрессии, а дозволение на ненависть, понимание, что в человеке есть ненависть и любовь, и ненависть не менее священное, прекрасное и необходимое человеку чувство, чем любовь. Другое дело, что ни любовь, ни ненависть не должны оканчиваться в изнасилование. Вот и все.

Желнов: Костя, сорри, что…

Богомолов: Поэтому это глобальный мой переход в другую парадигму, если вам угодно.

Милова: Это был блистательный монолог, большое спасибо. Я все-таки, поскольку я не являюсь сотрудником телеканала Дождь, могу заметить, лишь напомнить, что некоторым образом дозволение на ненависть привело к тому, что конкретный телеканал Дождь исчез из пакетов подписок платных телеканалов.

Богомолов: Не вульгаризируйте. Вот смотрите, как вы вульгаризируете слова. С вами разговаривают…

Шепелин: И в конечном счете таким образом…

Богомолов: Нет, послушайте, вы вульгаризируете слова. Вы понимаете, что я говорю о дозволении на ненависть. Я не говорю о конкретных цензурных, интрижных и прочих моментах, правильно? Давайте не будем рассуждать в этих категориях.

Милова: Однако же если мы говорим о каком-то упадке телеканала Дождь…

Богомолов: Но и расцвет телеканала Дождь был связан, наверно, все-таки с неким дозволением, да?

Желнов: Костя, да. Я хотел все-таки спросить про вот эту трансформацию от Навального к Собянину, которая происходит в рамках одного года. Вы за этот год успели…

Богомолов: Какое в рамках одного года, ребята? О чем вы говорите?

Желнов: Когда вы начали…

Шепелин: Четыре года.

Богомолов: Прошло четыре года, за время которых, Антон, я могу сказать, что Москва реконструировалась. Я ругался по поводу этих бесконечных ремонтов, я ходил мимо этих ремонтов.

Желнов: Да.

Богомолов: А потом я вижу Тверскую, которая, значит, вся в деревьях.

Желнов: То есть вам понравилось.

Богомолов: Я вам проще скажу: я понимаю, что город требовал срочной реанимации. И в конкретном месте не очень качественно сделанная плитка в условиях срочной глобальной реанимации города, который должен был из города, в котором уже невозможно передвигаться пешком, превратиться снова в город, в котором можно гулять, она произошла, она требовалась срочно. И вот эта плитка, которая в этом месте, значит, была положена плохо или забыли сделать ливневый сток ― это издержки по сравнению с просто срочной реанимацией, которую осуществил Собянин, гигантского мегаполиса.

Катаев: Это с утилитарной точки зрения. А с эстетической нет претензий по поводу всех этих украшательств, которые иногда…

Богомолов: Слушайте, у меня претензии к этим украшательствам, и что? Они снижают количество этих украшательств. Люди разговаривают, я вижу, как на это реагируется, как это слышат. А что, эти украшательства бывают не кошмарными в каком-нибудь там европейском городе? Да бывают такие, что глаз вырви!

Желнов: Костя, а то, что вы говорите про мэра Собянина, можете ли вы все это адресовать и Владимиру Путину? Потому что в этой логике так же мы видим, как в стране много чего происходит, строятся стадионы, открываются олимпийские парки, проводятся чемпионаты мира по футболу, и не только в Москве, а в Казани, в Ростове и во многих других городах.

Вот в этом смысле поддерживаете ли вы курс Владимира Путина тоже, по сути, по попытке реставрации страны, которая происходит, безусловно?

Богомолов: Я вам могу сказать, что я не считаю эффективной во многих аспектах деятельность власти на федеральном уровне внутри страны.

Желнов: Почему?

Богомолов: Я не считаю ее эффективной. Я считаю, что дикое количество неэффективных вещей. Одновременно я могу вам сказать, что в последние годы я полагаю, что… Не полагаю, я понимаю сложность трансформации огромной страны. И я, кажется, понимаю, какую сложную балансировку приходится осуществлять внутри этой страны. И у меня может быть много легких рецептов, но я понимаю, что эти легкие рецепты могут привести к катастрофе.

А в контексте того спича, о котором, значит, вы сказали, который я произнес, я в принципе считаю, что некая отдельность движения этой страны, моей страны в балансировке ее между Востоком и Западом ― это суть правильно. Это суть правильно. И я думаю, что в исторической перспективе сегодняшнее время будет расценено гораздо более сложным образом, чем мы его сейчас для себя расцениваем, исходя из конкретных сиюминутных вещей, связанных с коррупцией, с неэффективностью, с еще какими-то там тысячами, тысячами проблем.

Милова: То есть вам близка платформа «Партии перемен»?

Богомолов: Я, к сожалению, не знаю платформы «Партии перемен».

Желнов: А Путин, с вашей точки зрения, каким войдет в историю? Вот вы сказали, что все будет видеться в скором уже времени, в общем, недалеком на расстоянии как скорее продуктивное, несмотря на коррупцию и другие все детали, которые отойдут в сторону, и останется чудесный град. Как вам кажется, каким образом он войдет в историю для вас?

Богомолов: Я думаю, что он войдет в историю. Каким образом ― мы поймем, когда он уйдет с исторической арены.

Желнов: Да.

Богомолов: Если бы он ушел сейчас, я не думаю, что… Я думаю, что глобально он войдет в историю как скорее реформатор.

Шепелин: У меня последний вопрос по поводу Собянина. Кстати, спасибо вам за тираду, где вы так блестяще разбили тезисы, которые я не произносил, но тем не менее. Полтора года назад вы поддержали реновацию также в Москве, и у вас в инстаграме журналисты нашли пост с хештэгом «Люблю Собянина, но истина дороже». Там вы сфотографировали пятнадцатиэтажный дом, находящийся напротив вашего окна, который назвали гнилым зубом, на который вам приходится смотреть каждое утро, и когда же все-таки этот дом снесут.

Богомолов: Да.

Шепелин: Но только в этом доме, из которого вы фотографировали, вы не живете.

Богомолов: Дорогой мой, вы знаете, мне Саша Баунов рассказывал, что некоторые журналисты решили проверить.

Желнов: Дом?

Богомолов: Живу ли я там. Там живет моя бывшая супруга Даша Мороз и мой ребенок.

Желнов: Вот этот дом-зуб имеется в виду, о котором ты спросил?

Шепелин: Нет, дом ― «гнилой зуб»… Неважно.

Хитров: Я немножечко интересуюсь урбанистикой. Просто мы говорим об очень абстрактных, глобальных и мне непонятных вещах, а хочется, если уж зашла речь про мэра и про выборы мэра… Что больше всего волнует вас в городской повестке конкретно?

Богомолов: В городской повестке?

Хитров: Много машин, мало общественных пространств.

Богомолов: Меня волнует соль, которой посыпаются тротуары.

Катаев: Он, кстати, против этого. Он сказал, что мы это убирать не будем. Я недавно его спросил об этом.

Богомолов: Вот меня это волнует.

Хитров: Так, соль.

Катаев: Он не будет убирать. Что делать будем?

Богомолов: Но это не причина сказать, что мэр Собянин ― это катастрофический мэр, понимаете?

Милова: Никто здесь этого не говорит.

Богомолов: Если бы я жил в Берлине, я бы выбирал между мэром, который за соль, и мэром, который против соли. Но я живу в другом пространстве и выбираю по более глобальным вещам, вот и все.

Катаев: По каким? Вот спросили как раз. Получается, соль-то понятно.

Милова: Кроме соли.

Богомолов: Вы знаете, я вам скажу так. Я хожу по городу, я гуляю по центру, да, и я ориентируюсь на свои интуитивные ощущения. Мне хорошо становится в этом городе, в котором лет семь назад мне было очень душно, мне было очень тяжело жить.

Я вырос в Москве, я родился в Москве. Я родился в Большом Гнездниковском переулке, в доме, где учебный театр ГИТИСа, в этом первом небоскребе Москвы. Это мой район. И вообще Москва ― это мое пространство. Я ездил играть в теннис в Лефортово, да, и так далее, и так далее. Это моя жизнь. Я учился в университете, потом в ГИТИСе, все связано с этим городом. Этот город в какой-то момент я потерял, и для меня это было, в общем, катастрофой. Мне было уже все равно, я в этом городе живу или в другом городе живу.

За последние годы я себе вернул это ощущение моего города, мне здесь хорошо. Связано это с озеленением? Да, наверно. Связано это с расширением пешеходных пространств? Да, наверно. Связано это с какими-то вещами, связано с тем, что продуктовые магазины вернулись более-менее в центр, чего вообще не было в какой-то момент? Была катастрофа с продуктовыми магазинами в центре Москвы. Они вернулись в центр Москвы, и я вижу, что это прямо осознанная политика. В Камергерском появился продуктовый магазин, это вообще было невозможно себе представить.

Катаев: Там был такой маленький.

Богомолов: Да не было там, это у вас какой-то подпольный. А, в арке вот этот?

Катаев: Да.

Богомолов: Что это? Продуктовый магазин. Это только сигареты там покупать.

Хитров: Центр должен быть пешеходным?

Желнов: Уже вопросы пошли как к вице-мэру Москвы!

Богомолов: Наверно, я не знаю. Я не знаю, я не мэр.

Шепелин: Доверенное лицо Сергея Семеновича.

Катаев: Я хотел сегодня все-таки про Сталина спросить вас.

Богомолов: Да, да.

Катаев: Вот акция сегодня была небольшая, людей, которые… «Гори в аду, тиран!». Или «палач», я уже не помню дословно эту цитату. И человека этого увели в УВД.

Богомолов: Да.

Катаев: Вы вообще как считаете, это нормально, что люди до сих пор ходят с цветами? Поддерживаете, во-первых, вот этот слоган ― «Гори в аду, тиран и убийца»?

Богомолов: «Гори в аду, тиран и убийца»? Да, почему нет.

Катаев: По поводу Сталина.

Богомолов: У меня нет никаких симпатий к Сталину.

Катаев: А почему?

Богомолов: Я вообще не сторонник таких яростных, значит, «Гори в аду, пусть у тебя выпадут все волосы и зубы», но я никаком образом не поддерживаю Сталина.

Катаев: То, что сегодня в нашей прогрессивной ― я не иронизирую ― Москве выстраиваются очереди из людей с гвоздиками…

Богомолов: Что, вы им хотите запретить, что ли? Я не понимаю.

Катаев: Но вы как к этому относитесь? Как вы это интерпретируете? Почему так происходит сегодня?

Богомолов: Происходит так. Люди в любой стране… А что вы думаете, если в Германии поставить мавзолей Гитлера и разрешить к нему ходить? Понесут цветы.

Катаев: Можно запретить носить цветы на могилу Сталина.

Богомолов: А зачем запрещать? Я не понимаю, зачем запрещать.

Катаев: Там-то запретили.

Богомолов: Я не считаю, что это разумно и правильно. Я не понимаю, зачем запрещать.

Катаев: Десоветизация, снести все памятники, как на Украине.

Богомолов: Хорошо, хотите ― сносите.

Катаев: А вы нет?

Богомолов: Нет, я нет.

Катаев: То есть пусть остается все так. Пусть выстраиваются со своими гвоздиками.

Богомолов: Я считаю, что… Слушайте, я не понимаю.

Желнов: Сейчас тебя за экстремизм.

Богомолов: Я не понимаю, вы чего, хотите снести? Вот в центре Варшавы стоит…

Катаев: Я не хочу, я спрашиваю.

Богомолов: Я против, я считаю, что памятники должны оставаться, памятники Ленину.

Катаев: В этом контексте ваш спектакль «Слава» хорошо работает.

Богомолов: Да.

Катаев: Который каждый из зрителей воспринимает по-своему. Кто-то его воспринимает как сталинский, кто-то как антисталинский. Вы как, эту реакцию просчитывали?

Богомолов: Да.

Катаев: Зачем?

Богомолов: Я просчитывал.

Катаев: Чтобы в обществе снова вот это все нагнало?

Богомолов: Потому что мне интересно сделать чистое вещество и посмотреть, как вы на него будете реагировать. Это ваши проблемы, как вы на него реагируете. Это ваши проявления. Вы о себе думайте, что с вами происходит, когда вы смотрите чистое вещество и, допустим, к нему начинаете подключаться, и одновременно это вещество сделано из ингредиентов сталинской пьесы, некоего архаического стиля и вроде бы современной игры артистов, да. Когда этот ингредиент в вас заливается и начинает вас как-то захватывать, это ваши проблемы, значит, думайте о том, что с вами происходит, вот и все. Мне это интересно.

Желнов: У нас совсем немного времени. Еще вопрос.

Милова: Ваш кинематографический дебют, насколько я понимаю, состоялся на одном из благотворительных аукционов с небольшой короткометражкой.

Богомолов: «Человек дела».

Милова: Да. Собственно, как мы и знаем, да, одним из активных участников этого аукциона, который проходит ежегодно, был, собственно…

Катаев: А почему ты не называешь аукцион?

Милова: Не знаю, понравится ли им это. Они все прекрасные люди. Тем не менее как-то активно к ним ходил, покупал, творил добро, так сказать, экс-сенатор Арашуков, которому теперь предъявляют обвинения в массовых заказных убийствах и так далее. Вам вся эта тесность мира как? Как вы к этому относитесь?

Богомолов: Я общаюсь…

Милова: Что, может быть, ваше искусство пробуждает добрые порывы в…

Богомолов: Вы знаете, я никогда экс-сенатора вот этого, о котором вы говорите, не видел. Может, я его где-то и видел, но я его даже не зафиксировал. Это во-первых. Во-вторых, я искренне вам говорю, что я общаюсь с теми людьми, которые мне приятны и интересны. И я понимаю, что иные из этих людей во власти, в бизнесе, да, наверно, у них сложное, тяжелое прошлое, и, наверно, они принимали решения, за которые им где-то там отвечать, да.

Если человек мне интересен, я нахожу эту энергию интересной, я нахожу эту личность интересной и сложной, я буду с этим человеком общаться, конечно. О чем речь? Это для меня даже не вопрос. Я общаюсь с интересными, сложными и талантливыми людьми. Я хотел бы общаться с этими людьми, вот и все.

Катаев: Я вот послушал сейчас все эти прекрасные монологи. А вы не хотите пойти в политику сами?

Богомолов: Нет.

Катаев: Нет вообще никакого желания власти?

Богомолов: Как мне с моим лицом идти в политику?

Желнов: Я вас хотел спросить. Совсем немного времени, два вопроса. Про постановку «Ай Фак» пелевинскую ― учитывая, что писатель никогда не показывается на публике, общались ли вы и был ли какой-то отклик на эту постановку? Понравилось ему, не понравилось?

Богомолов: Не было. Я никогда с ним не общался, я не знаю его отклика и не знаю, был он или нет.

Желнов: То есть вы даже не посылали ему видео через редакторов? Это не так трудно сделать.

Богомолов: Я не занимаюсь этим, слушайте.

Желнов: Продюсеры. Но тем не менее вы работаете с оригинальным…

Катаев: Пелевин существует вообще, на ваш взгляд?

Богомолов: Пелевин? Я не знаю. Какая разница.

Желнов: Существует, Денис, видели многие.

Катаев: Ну конечно! Никто не видел.

Желнов: Я тебе расскажу после эфира.

Богомолов: Тексты есть, и слава богу.

Катаев: Ты, что ли?

Желнов: Да, и про…

Богомолов: «Теллурию»?

Желнов: Про «Теллурию», да. Я знаю, что писателю Сорокину спектакль понравился. У вас какое ощущение от материала?

Богомолов: Я не знаю, я не уверен, что ему понравился или не понравился. Не знаю. Мы с ним переписываемся, общаемся, но конкретно этот спектакль особо не обсуждали. Поэтому ничего вам не могу сказать по этому поводу.

Желнов: Вы сами довольны тем, что получилось?

Богомолов: Да, да, да. Если я сейчас чем-то недоволен, я это не выпускаю. У меня есть такая возможность.

Желнов: Вообще, завершая эфир, я хотел вас вот о чем еще спросить. Вы впечатление производите бодрое, отличное, очень уверенного в себе человека. Насколько вообще сомневаться, а сомнение ― это такая неотъемлемая часть этого процесса, да, вам свойственно? Насколько вы часто бываете не уверены в чем-то, когда не получается? Насколько вы рефлексируете по поводу самого себя?

Богомолов: Я вам могу сказать, что я начинаю любую репетицию со слов «У нас ничего не получится». Актерам я говорю. И что мысль изреченная есть ложь. Производить впечатление… Я не люблю показываться на публике больным, несчастным, страдающим.

Желнов: Нужно быть бодрым, да, это правильно.

Богомолов: Я предпочитаю быть бодрым, успешным, все у меня хорошо, чувствую я себя зашибись. Что у меня внутри и как я живу и существую, никого не касается. Человек я сверхсомневающийся, сверхнеуверенный в себе и, в общем-то, по большому счету не имеющий никакого отношения к тому образу, который я произвожу.

Желнов: Спасибо! Константин Богомолов, театральный и кинорежиссер. Ждем премьеры фильма «Настя». Кстати, когда она будет? Вы сказали.

Богомолов: Не знаю, а фильм «Содержанки» уже…

Желнов: «Содержанки» и «Настя».

Богомолов: «Настя» сначала пойдет пробоваться на фестивале.

Желнов: Да, а «Содержанки» 7 марта на онлайн-платформе Start.

Катаев: И на Дожде тоже мы обсудим сериал «Содержанки». Смотрите.

Желнов: И на Дожде мы обсудим сериал «Содержанки». Всем в кинотеатр! Онлайн-кинотеатр в данном случае.

P. S.

Богомолов: Я, Константин Богомолов, был в программе Hard Day's Night. Какие у меня впечатления? Не знаю. Хотелось бы более стройного разговора. Сумбурные впечатления.