Ирина Роднина: «Чем активнее на нас, депутатов, набрасываются, тем мы толерантнее друг к другу»

 Дзядко:  Госдума приняла заявление против злоупотребления свободой слова. Как вы формулируете для себя, что такое злоупотребление свободой слова в СМИ?

Роднина: Наверное, во всем есть этика поведения. Я  с этим столкнулась, когда приехала работать в Америку. На льду есть те грани, которые ты не имеешь права переходить. Когда люди вдруг перепутали свободу с распущенностью или вседозволенностью – наверное, в этом и есть злоупотребление. Когда ты можешь  себе позволить, что-то такое сказать. Я работала  со многими журналистами в свое время. Журналист должен передать тот материал  или историю человека, но не переходить на оскорбления.

Дзядко: Где проходит эта грань?

Роднина: У нас однажды на тренерском совете была такая же ситуация, собирались работы за лето, мы показывали, была брошена фраза в отношении работ Татьяны Анатольевны Тарасовой. Мы сказали, что есть понятие эстетики нормы.

Белоголовцев: А вам не кажется, что проблема в том, что разные сообщества людей грань видят разную. Депутаты Госдумы приняли сегодня логичный закон, увеличивающий штрафы за употребление ненормативной лексики с СМИ. Но на тренировке футбольной команды, наверное, употребляется.

Роднина: В профессиональных командах наказывается это. Бывает у наших, в основном. Потерялась русская команда, нашли под сусликом, который материся.

Белоголовцев: Не кажется вам, что журналисты и депутаты Госдумы по-разному видят эту грань?

Роднина: Наверное, у каждого круга есть свои взгляды, но я могу привести пример, как хамское заявление журналиста по поводу операции Плющенко. Здесь грань или не грань?

Кремер: Госдума реагирует на поведение журналистов, при этом не реагирует на поведение высокопоставленного чиновника, который в микрофон оскорбляет.

Роднина: Как не реагирует! Это не Дума, это РФС будет сейчас разбирать.

Катаев: Почему депутаты не рассматривали поведение господина Исаева? Вы не считаете, что он перегнул палку? Почему вы занялись вопросами журналистов?

Роднина: Если говорить вашим языком, Исаев ответил то, что вам показалось обидным, в своем твиттере. Там была статья в СМИ. Это разные вещи, хотя я считаю, что любой публичный человек должен нести ответственность за свои слова. Но мы тоже чувствуем предвзятое отношение к определенной партии, людям, представляющим партию. Масса таких примеров. Наверное, наступил такой момент, когда мы тактично ждали. Хамство и выпады. Когда нас всех обозвали «партией воров и жуликов» - извините, - я ничего не воровала, крала. Чтобы такое сказать, докажи, если кто-то есть – называй фамилии. А так анонимность получается. Мы уже 1937 год проходили. Говорите конкретно: имя, фамилия, отчество, даты, место, где это все совершилось.

Фельгенгауэр: Но ведь и депутатов должно быть понятие этики.

Роднина: Обязательно, поэтому есть и комиссия.

Фельгенгауэр: В личном пространстве можно себе позволить это, не нарушая депутатскую этику?

Роднина: Я не считаю, что можно позволить. Вы видите события последних Олимпийских игр. У нас несколько спортсменов выведены с соревнований Олимпийских игр только потому, что они в своем блоге или твиттере позволили неэтичное выступление по отношению к другим спортсменам. Если ты публичное лицо, наверное, надо отвечать за свое слово.

Дзядко: Получается, политика двойных станадартов. Слово «проститутка» в газете выносится на обсуждение пленарного заседания Госдумы, а «тварь» по отношению к журналистам, произнесенное замгенсекретаря партии «Единая Россия» на пленарное заседание не выносится.

Роднина: Оно не произнесено, оно было в его личном твиттере. Оно обсуждалось, будет обсуждаться, и он понесет наказание, не волнуйтесь. Наступил момент, когда в стакан больше края не нальешь. С газетой «Московский Комсомолец» у меня был один раз очень пренеприятнейший момент, когда мне дозвонились ночью, я жила еще в Америке, попросили интервью к 40 дням со смерти Станислава Жука. Я, учитывая, что 11 часов разницы, - я уж не говорю, что после 9 вечера в дом звонить не принято, а этот звонок был в 3-4 ночи, - я честно отвечала на все вопросы. В статье не было ни слова про Жука. Таких примеров много, и с одной, и с другой стороны. Наверное, просто наступил момент, когда мы не просто должны бросаться словами. Не просто друг друга укорять. Должны понимать, если это наша страна, давайте друг к другу вырабатывать определенную этику и правила поведения.

Дзядко: Вы сказали, что  Исаев тоже понесет ответственность. Будет на комиссии разбираться?

Роднина: Будет, конечно. Внутри партии. У нас есть своя фракция, мы такие вопросы тоже обсуждаем.

Кремер: Вы столько раз стояли на пьедестале. Как вы пережили тот момент, когда вас водрузили на совсем другие плакаты с другими словами? Когда был «марш против закона подлецов»…

Роднина: Марш – интересная тема, откуда у этого марша столько денег, чтобы все это оформить.

Белоголовцев: Там все публично, кошелек Романовой публикуется.

Роднина: Ладно, она как раз от этого отказалась.

Кремер: И все-таки что вы в тот момент ощущали?

Роднина: Знаете, ты же не просто так поднимаешься на пьедестал, ты к нему идешь таким колоссальным трудом, что больше половины людей даже не понимают, о каком труде и испытаниях мы говорим. С детства нас учили, мы дети тех, кто отстоял войну, у нас в генах, что мы победители, что мы представляем свою страну. Если вы думаете, что мы такие слепые, выезжая за границу, - а это был 1968-69 гг. – мы не видели разницу, что есть в стране, чего нет… Видели, но при этом защищали свою страну.

Кремер: А сейчас что происходит?

Роднина: Выросло поколение, у которого особых кумиров нет. За эти 20 лет личностей нет. Значит, надо свергать другие личности, чтобы себя поднять.

Кремер: У вас нет ощущение, что вы видите, что происходит в вашей стране, и вы все равно ее защищаете вопреки?

Роднина: Вижу, конечно, я ее буду защищать именно за границей. Здесь мы для того и собрались, чтобы сделать ее лучше. Но меня поражает, когда люди начинают выстраивать свою политику, забывая о истории государства. Даже тот небольшой 20-летний период. Пока наша история не оценила эти 20 лет, мы оценили их с другой стороны. Кто вырос, кто попал в список «Форбс», кто уехал… Мы сделали оценку, что произошло? Да, расслоение. Да, выросло новое поколение. Да, получили другое образование. Отказались от старого. А от чего мы отказались?

Кремер: Я спрашивала, что вы в тот момент ощущали?

Роднина: Я ничего не ощущала, потому что видела, кто это нес.

Кремер: Кто эти люди?

Роднина: Конкретно по именам сказать не могу, потому что там не была. Люди – это образ. Когда только появилась «Болотная площадь», - для москвичей худшего места не найти – это тронуло всех, это был сигнал для всех. Как это было мирно, не на разрыв, потом развития никакого не стало. Сигнал – что-то в обществе неладно. Мы знали об этом и раньше, это вы в Москве, а мы на территориях работаем. Если вы думаете, что мы только на кнопочки жмем… Молодые люди с 1980-го года. Я работала в ЦК Комсомола, отвечала за детскую преступность, в детских исправительных лагерях мы были, в детских домах. Я эту всю ситуацию знаю за много лет до того, как она возникла. Мы очень надеялись, что пошла другая волна, что все созрели к тому, чтобы что-то менять. Что не только идет указание сверху, но и желание снизу. Сколько говорили о создании гражданского общества! Вспомните, как вы все ерничали совсем недавно по поводу общественной палаты. Я не помню ни одного издания, СМИ, которое бы не поерничало об этом. Как ни странно, какая бы ни была плохая власть – я знаю, она вам не нравится – но она проделывает какие-то шаги, протягивает руку, чтобы люди начинали изнутри себя создавать.

Дзядко: У вас вызывает некоторое сожаление, что движение на Болотной площади куда-то не туда пришло?

Роднина: Оно никуда не пришло.

Фельгенгауэр: Чего им не хватило?

Роднина: Им не хватило организаторских способностей выдвинуть какие-то программы, которые могли бы за собой повести. Такого мы не услышали. Мы услышали отдельные требования – разогнать. Почитайте Конституцию. Уже один раз хотели разогнать Белый дом, чем закончилось? Не предложили не только программ, даже решений.

Белоголовцев: Вы говорили о развенчании кумиров. После того самого марша вам написал открытое письмо ваш коллега, спортсмен Евгений Салахов. Он задает вам вопрос, как рассказывать о великой спортсменке Ирине Родниной, когда она принимает закон, который он считает людоедским. Этот же вопрос я бы хотел задать и от себя.

Роднина: Почему этот закон недопустим? Это с вашей позиции. А мы с нашей позиции считаем, что недопустимо, что страна 20 лет… Когда развалился СССР, у нас действительно оказалось огромное число детей, которым мы не могли предоставить медицинские услуги. Никто об этом не вспоминает – у нас 80% детей в детских домах – социальные сироты. Только в нашей стране придумали такой термин. Социальная сирота – это значит, что у него есть родители. Где же твоя родительская, человеческая ответственность перед малышами? Мы решили свои проблемы решать за счет других стран. И 20 лет мы это делали. При этом никто не говорит, что у нас такие страны, как Франция, Италия адаптируют наших детей вдвое больше, чем в Америку. У нас менее 5% детей – дети-инвалиды. Из них дети, у которых 2,5% с явными патологиями, зрение, слух, по эндокринной системе, а другая половина – дети, которыми никто не занимался. И когда он появляется в детском доме, неухожен, он уже отсталый, и мы пишем, что это отсталые дети.

Кремер: Может, в системе что-то неправильно?

Роднина: А может, что-то в людях неправильно? После войны детей не бросали. Может, мы решили, что это можно бросить на государство? В 1992-94 годах, и думаю, до 2000-го государство не было готово решать эти вопросы.

Белоголовцев: Оно и сейчас не готово, судя по числу детей-сирот…

Роднина: Сколько? Конкретно.

Белоголовцев: Полагаю, что более полумиллиона человек.

Роднина: Нет. Есть дети, родители которых лишены прав. Значительно меньше, не более 300 тыс. Я могу точно сказать по Омской области – 1 700 детей. Это дети, которые стоят на учете.

Катаев: Вы голосовали в прошлом году за ратификацию договора?

Роднина: Да.

Катаев: Почему вы изменили точку зрения? Вы сами неоднократно заявляли, что это было политическое решение, ответ на закон Магнитского. Вам принесли документ на пленарное заседание. Вы считаете, что действительно нужно было принять «закон Димы Яковлева»?

Роднина: Во-первых, это не «закон Димы Яковлева», это поправка к закону. Это четвертая статья этого закона. Этот закон сам по себе должен был быть обязательно. То, что это связали с законом Магнитского, - это нехорошая ситуация. У нас этот закон по детям трижды вносили коммунисты. Тогда он не доходил до нас. Сначала закон попадает в комитет, если комитет выносит на обсуждение…

Белоголовцев: Сначала члены «Единой России» не выносили этот закон из комитета, а потом за него проголосовали.

Роднина: Подождите, подождите. Я понимаю, что вам от одного слова «Единая Россия» уже нехорошо, но вы понимаете, как законы появляются в Госдуме?

Дзядко: Я думаю, мы сейчас не будем обсуждать, как пишутся законы, записки..

Роднина: Вы помните, в какой ситуации тогда было прекращено? В 2010 году мы прекратили отдавать детей в американские семьи. Никто из вас тоже не возникал. После того, как Госдепартамент подписал те требования, которые были – у нас не было таких соглашений с США, были с Италией, Испанией, - прошло около года. За этот год не было выполнено ни одного обязательства, которое было подписано со стороны США. Вот и все. В США за последние годы в два раза меньше уходит детей, чем в Испанию или Италию. И детей-инвалидов тоже. Больше детей-инвалидов адаптируют у нас в стране.

Дзядко: Летом вы, как и ваши коллеги, ратифицировали соглашение, с 1 ноября оно вступило в силу. Почему же так получилось, что летом вы голосовали за ратификацию, а в конце года за запрет?

Роднина: Это у них оно с 1 ноября вступило, а мы-то подписали раньше. Если идет какой-то судебный процесс, то представители посольства или государства должны присутствовать. Ни на один суд никто не был приглашен.

Дзядко: С 1 ноября по конец декабря какие суды были?

Роднина: По детям. Они идут.

Дзядко: Было много судов по детям?

Роднина: Мы подписали летом. Суды-то до этого какие-то шли, разбирались.

Дзядко: Соглашение не действовало.

Роднина: Оно не действовало.

Кремер: Оно и не должно было начать действовать…

Роднина: Не приглашали. Никого из нашего посольства, юристов.

Дзядко: Так ведь благодаря этому соглашению были даны огромные права.

Роднина: Мы подписали в июле 2011 года, в Америке это было в ноябре 2011 года.

Катаев: В 2011 году американцы усыновили 89 детей-инвалидов, тогда как россияне – 38, по информации социального вице-премьера Ольги Голодец. Как вы это прокомментируете?

Роднина: У нас другие бумаги и цифры, которое нам дало министерство образования, потому что у нас усыновлением занимается оно.

Фельгенгауэр: Вы работаете в Госдуме второй созыв и упомянули, что стакан воды, похоже, переполняется. Как вы можете оценить работу Думы? Что изменилось за эти два созыва?

Роднина: Между депутатами, как ни странно, отношения стали лучше. Чем активнее на нас набрасываются, видимо, тем толерантнее друг к другу мы становимся. Я все смеялась, что у меня скоро будет сколиоз, потому что с правой стороны сидели коммунисты, и я вполоборота сидела. Даже Жириновский перестал кричать с трибуны, я сижу на первом ряду, и он говорит, что будет разговаривать тише.

Дзядко: Сегодня кричал.

Роднина: Нет, это вы не знаете, когда он действительно кричит. Сложнее говорить, потому что я в другом комитете сейчас. В том, где на сегодняшний момент, - у нас такое взаимопонимание! Хотя все фракции представлены: и ЛДПР, и коммунисты, и «Единая Россия», и «Справедливая Россия». Может, потому что тема другая. В прошлом созыве я была в комитете по образованию, там шли баталии, может, потому что пришел тяжелый закон об образовании. Была тяжелая ситуация.

Дзядко: Лично вам было проще в Думе пятого или шестого созыва?

Роднина: Дума пятого созыва – для меня как курс молодого бойца. Я не работала в такой ситуации, не очень понимала, как там все, шла со своей программой и взглядами, со своими конкретными идеями. Столкнулись с тем, что без нормативной законодательной базы, без бюджета многие вопросы тяжело решить, особенно в области детского спорта. Там в комитете по образованию я занималась не спортом в детских спортивных школах, а именно развитием детей.

Белоголовцев: Оба созыва, и оба не комитет по спорту. Почему?

Роднина: У нас там такое число олимпийских чемпионов. Устраивать террариум, мне кажется, не нужно. Спорт – понятие широкое. Саша Карелин в международном комитете, потому что спорт связан с международным движением. Я в комитете по странам с СНГ – большая программа идет. Мне кажется, абсолютно нормально, почему спортсмены – только за спорт? У нас есть спортсмены и в комитете по вопросам детей и женщин есть.

Фельгенгауэр: Тогда вопрос к вам как представителю комитета по работе со странами СНГ. Стоит делать какие-то въездные визы рамках СНГ или нет?

Роднина: На своем выступлении Владимир Владимирович отметил. Наверное, из стран Азии люди должны въезжать к нам по международным паспортам, без визы, но не по общегражданским паспортам. Потому что практически невозможно проследить их. К нам особенно Таджикистан, Киргизия после всех событий едет. Много людей едет, потому что там тяжело жить. Я была в Таджикистане еще пять лет назад и видела, как вокруг русских частей народ жмется, хоть какая-то работа есть. Знают, когда приходит зарплата. А в отношении наших трех государств, почему и принимался и Таможенный союз, чтобы граждане Казахстана или Белоруссии могли работать в любом из этих государств, не оформляя никаких виз.

Кремер: Что произошло с вашим спортивным центром? Он должен был открыться, только что стало известно, что никакого центра не будет.

Роднина: Его не будет. Москва эту программу закрыла. Последние несколько лет я не могла этим заниматься, как депутат Госдумы я не могла ходить, иначе было бы очень много разговоров. Оксана Пушкина, мой партнер в этом деле и по жизни, - тоже человек занятой. В Москве  земля – лакомый кусочек. Мы как раз попали на все эти проблемы: Рябинин, документы, откаты. Чтобы получить разрешающий какой-то документ в правительстве Москвы, надо 12 каких-то направлений. Пока это все подпишут, уходит около года. За этот год меняется все. И нам надо заново ходить и подписывать.

Кремер: Это как-то связано с тем, что мэр не Лужков, а Собянин?

Роднина: Нет, это как раз не из-за мэра. История началась при Лужкове, могла бы благополучно закончиться, но участки земли, инвесторы, кризисы…

Кремер: У Бабкиной театр есть, а у Родниной спортивного комплекса нет. Вам не обидно?

Роднина: Уж Наде Бабкиной я точно завидовать не буду. Только рада за нее. Наверное, считают, что лучше построить просто каток без всякого имени.

Кремер: Может, еще будет?

Роднина: У меня терпение колоссальное, не привыкла отступать от своих взглядов.

Кремер: Какая сейчас большая Москва, много территорий.

Роднина: Про большую Москву не надо, коренному москвичу – это удар под дых. Я пошла другим путем. В Омске, Конаково, Москве я стала открывать клубы Ирины Родниной. Не потому что хочется свое имя продлить, просто это иная работа. Клуб от детской спортивной школы отличается тем, что есть членство, пусть и небольшое по стоимости. У нас катаются все, мы не отбираем способных, по возрасту, у нас есть группы и маленьких, и совсем взрослых людей. Мы считаем, что правильным красивым движениям на льду и научиться кататься – нормально. Кто-то играет в теннис и не думает становиться чемпионом.

Кремер: А почему вы не стали тренером, который готовит олимпийских спортсменов?

Роднина: Я проработала тренером знаете сколько?

Кремер: Ваши ученики не катаются в олимпийских командах.

Роднина: Я уже давно не работаю, больше 10 лет. Но я проработала более 20 лет, у меня чемпионы мира, которые представляли Чехию. В какой-то момент, особенно, когда они выиграли… Победа нужна была и им, и мне, в первую очередь. Чисто психологически я понимала, что мне надо выходить на какой-то другой уровень. Я была в тот момент не в лучшем состоянии. Поэтому за эту победу на чемпионате мира я боролась, если можно сказать, всеми фибрами души. И когда ребята стояли на пьедестале, выиграли они у российской пары, я столько услышала шипения в свою сторону! Наверное, Роднина, которая стоит на пьедестале, и Роднина как образ страны… Я поняла, что не могу готовить спортсменов из другой страны. Лучше буду зарабатывать, работать с детьми, которые не пойдут на какие-то результаты, но не готовить спортсменов-конкурентов для России.

Дзядко: Сейчас идет история с недвижимостью в Госдуме. С вами ваши подписчики в твиттере тоже обсуждали эту историю с вашей американской квартирой. Можете прояснить, в чем там суть?

Роднина: Как вы понимаете, если я жила в Америке с двумя детьми, я же не буду где-то болтаться там. Она была, но она продана.

Дзядко: В каком году вы ее продали?

Роднина: В 2008 году, как только я стала депутатом.

Дзядко: А когда в 2007-м вы шли в Думу, она была в декларации?

Роднина: Ее и не надо было указывать. Такого в декларации не было. Только сейчас ставится вопрос о том, что мы должны декларировать все имущество. А тогда такой графы даже не было. Это все вздохи и ахи. Я, естественно, посоветовалась со своим агентом в Америке. Если у нас между Россией и Америкой нет разрешения на двойное гражданство, то у нас есть соглашение о том, что нет двойного налогообложения. Если у меня недвижимость там, я налоги плачу там. Если здесь – тогда здесь. Если у меня здесь была квартира, я ее не декларировала в Америке, то же самое, наоборот. Здесь никаких нарушений, только пальчиком потыкать – не более.

Белоголовцев: Уже официально признано, что Олимпиада в Сочи – самая дорогая Олимпиада в истории. Сметы, как мы видим на примере русских горок Билалова, продолжают расти. Это уже больше 50 млрд. долларов. Вам не кажется, что чуть-чуть не переборщили.

Роднина: Это широта российской натуры. Даже если бы мы не выиграли право проведения Олимпиады, мы бы все равно на Красной поляне строили. Потому что с распадом СССР мы потеряли все наши высокогорные центры подготовки. Вы считаете, дешевле каждый год на несколько месяцев отправлять команды готовиться?

Белоголовцев: Я считаю, что в Сочи не нужен хоккейный дворец, если там нет хоккейной команды.

Роднина: Значит, она будет.

Белоголовцев: Я считаю, что не очень нужен дворец по керлингу, если нет команды по керлингу. Не нужна вторая хоккейная аренда, если там нет даже одной команды. В Сочи никто не занимается зимними видами спорта.

Роднина: Почему не занимаются? Вы, молодой человек, совершенно не в курсе. В Ванкувере прямо все занимаются?

Белоголовцев: В Ванкувере есть несколько зимних команд.

Роднина: Значит, там у нас будет команда. Сейчас достроят каток, одну из команд туда переведут. Зачем? Потому что город живет полгода жизнью, лето наступило – все валится. С конца сентября ничего нет. Нам нужен свой горнолыжный курорт, мы его там создаем. Он удобен. Это город, который будет принимать конгрессы, выставки, международные соревнования. Почему вы все время на спортивные сооружения смотрите только в разрезе Олимпиады.

Белоголовцев: Вы всерьез считаете, что это стоит больше, чем 50 млрд. долларов?

Роднина: Я не считаю, больше или меньше. Но у нас в принципе горнолыжных спусков нет. Чтобы сделать такой спуск, Австрии не надо мучиться, они это лет еще 150 назад сделали. Мы создавали почти заново всю структуру. У нас только сейчас появилась бобслейная трасса. Где спортсменам готовиться? До этого они готовились за границей. У нас нет трамплинов. Последние трамплины строили для Спартакиады народов СССР.

Белоголовцев: Почему в 18 раз дороже?

Роднина: Я не знаю, я не считаю. Турин не строил стадион для керлинга, не строил хоккейный дворец, только фигурный, не делал горнолыжных спусков, а это очень дорогое удовольствие. У них все это было, мы все это создавали заново.

Дзядко: Стоит ли игра свеч? Стоит ли это развитие создания огромного поля для коррупции, которое признается на самом высочайшем уровне?

Роднина: Как говорил Черномырдин, мы хотели, как лучше, а получилось, как всегда. Нельзя же за каждым человеком поставить. Мы не хотим за своими детьми ухаживать, жить за счет государства, почему-то каждый решил, что если есть госбюджет, то его задача – его разделить. Что-то произошло с нашей психологией: мы понимаем, что не создавать государство надо и укреплять его, а с него надо взять.

Белоголовцев: Это не вопрос про нас, а вопрос о конкретных людях, которые воровали сотни миллионов рублей.
Роднина: Я не стояла со свечкой. Для этого есть Счетная палата, Следственный комитет.

Белоголовцев: Вы верите, что люди действительно сядут за Сочи?

Роднина: Я бы хотела в это верить. Пока человека не признали виновным, не доказали его виновность, как я могу говорить «Давайте посадим»?

Фельгенгауэр: У вас же есть отличный инструмент – институт парламентских расследований.

Роднина: Мы поднимали вопрос о том, что запрос депутата сейчас перестал что-то значить. Мы получаем точно такие же отписки. Мы обращались и к президенту, чтобы запрос депутата снова стал силой. Мы не имеем права вмешиваться в какие-то судебные дела. Это не в нашем поле деятельности.

Катаев: Многие города отказываются от проведения Олимпиады из-за финансовых трудностей.

Роднина: Какие, можете назвать?

Катаев: В Швейцарии, например. Может, нам не стоило проводить эту Олимпиаду?

Роднина: Теперь уже поздно об этом говорить. Мы трижды подавали заявку на Сочи. России не давали право проведения. И на футбол подавали, и на другие чемпионаты. Выиграли в итоге. Это все-таки отношение к стране, потому что более стабильной стала экономическая ситуация, более стабильный политический курс. Определенное доверие государству нужно возвращать!

Фельгенгауэр:  Выиграть право проведения Олимпиады или чемпионата – не значит, выиграть соревнования. Стоит вопрос об уровне подготовки наших спортсменов.

Роднина: Могу сказать более-менее что-то про фигурное катание, при биатлон и лыжи мне сложнее.

Кремер: Не мужских, ни женских одиночных нам не видать?

Роднина: Я не могу ничего сказать, надеемся, Плющенко вернется. Он борется, таких спортсменов, как он, - единицы в мире. Мы впервые с 2006 года поднялись на пьедестал и взяли золото в парном катании. Вы хотите прям все?

Кремер: А вы не хотите выиграть Олимпиаду?

Роднина: Хотим, конечно, но так, чтобы мы везде, в каждом виде – такого не было.

Кремер: Кроме Плющенко нам надеяться не на кого?

Роднина: У нас хорошие девочки, которые не очень удачно выступили, потому что возраст такой. Мой тренер говорил, что женское одиночное катание – это кот в мешке, когда не знаешь, как они откатают. Я меньше всего верила в танцы, но танцы взяли бронзу. Еще целый год впереди. Сами спортсмены, я по себе сужу, год до Олимпиады всегда по-другому катаются. Когда подходит этот «последний день», совершенно другая начинается подготовка и отношение. Я очень надеюсь, что немного и в стране помогут выходить ребятам, чувствовать себя сильными, нужными стране.

Белоголовцев: Два вопроса про нужных стране. Первое золото, которое мы выиграли после долгого перерыва в парном катании российское наполовину. Татьяна Волосожар, партнерша Максима Транькова, получила российское гражданство в прошлом году, впервые имеет право выступить на чемпионате мира за Россию.

Роднина: Почему? Она уже третий год выступает на чемпионате мира.

Белоголовцев: Вопрос в другом. Впервые в промышленном масштабе Россия натурализовывает спортсменов. В некоторых видах – до половины команды. Насколько актуальна такая тактика для великой спортивной страны: победа любой ценой?

Роднина: Вы говорите про какую страну? Когда Россия была великой спортивной державой?

Белоголовцев: А она сейчас не великая спортивная держава?

Роднина: Советский Союз, 15 союзных республик.

Белоголовцев: Я слушал выступление Владимира Путина: «Россия – великая спортивная держава».

Роднина: Вы с какими результатами сравниваете?

Белоголовцев: Я просто внимательно слушаю руководителей страны.

Роднина: Тогда послушайте меня. Мы сейчас становимся, но мы все время сравниваем себя с тем, что было в СССР. Мы не говорим о том, что только в фигурном катании выросла команда Израиля, Беларуси, Украины, даже в Азербайджане, где нет ни одного катка, выступают спортсмены. Казахстан сколько у нас скупает спортсменов, страшно сказать. Это нормально, потому что девочка, даже выступающая аз Украину, родилась еще в СССР.

Белоголовцев: Если мы позовем китайских, японских спортсменок, вас это не обидит как олимпийскую чемпионку? Когда медаль получит человек, не говорящий на русском языке?

Роднина: Меня обижает, когда мы в 1992 году потеряли все. Потому что спортсмен не вырастает в один момент. Подготовьте его. А в фигурном катании это минимум 10 лет. Маша Бутырская родом из СССР, Ира Слуцкер подготовлена в СССР. Почему мы и говорили, что в 2006 году у нас были шикарные похороны фигурного катания.

Белоголовцев: Корейский конькобежец Ан получит олимпийское золото. Вы будете этому радоваться?

Роднина: Нет, не буду радоваться, но буду рада, что это пойдет в копилку России.

Фельгенгауэр: Давайте сравним патриотизм советский и новый российский.

Роднина: Пока нет сравнений.

Фельгенгауэр: Потому что нет патриотизма в новой России?

Роднина: Мы пока не нашли основу. Нам было проще. Мои родители, мы гордились, выстояли в войну. Они о войне заговорили очень поздно, но мы все знали о их достижениях. Когда меня папа, офицер, привел в спортивный клуб армии, первое, что мне сказали: это клуб чемпионов, здесь другого быть не может. Сейчас несколько иные требования. Мы не ездили никогда в СССР, нас не выпускали, если будешь занимать 7-10 места. Сейчас мы спокойно смотрим, как наши ребята едут, занимают 30-е места. У нас раньше таких за государственный счет никуда не посылали. Немного все изменилось, и мы находимся в поисках. У любого человека есть имя, фамилия. Посмотрите на Олимпийские игры. В 1992 году мы выступаем под страшной абракадаброй СНГ. Ни знамени под олимпийским флагом, ни гимна. Только в 1994 году мы уже стали отдельной командой Росси – ни флага, ни гимна. В 1998-м – ни флага, ни гимна, и только в 2002-м у нас появился триколор, но еще гимна не было. Прошло всего 10 лет, когда мы выступали без какого-то понятия. У нас было написано «Россия», а что это такое, никто особенно не понимал. Мы еще не успели, очень мало времени. Оно будет. Я уверена, потому что мы не можем быть без имени, без роду, но пока еще идет накопительный процесс.