Борис Титов: РБК ― тот сайт, который каждый предприниматель смотрит с утра прежде всего

«Партия роста» ― правая партия, новый проект, который не теряет надежду провести кого-то в Государственную думу на правых идеях. Назывался раньше «Правое дело», теперь поменял название.

Борис, зачем было менять название?

Слишком большая история, которую я, кстати, сам начинал. Название «Правое дело» ― моя идея. Когда мы создавали эту партию, объединили три партии: «Гражданская сила», СПС и Демократическая партия Андрея Богданова.

Про какой год вы говорите?

Я уже забыл. 2008.

У кого ее отнимали в 2008 году?

Ни у кого, это была абсолютно новая партия, мы создавали ее с нуля путем объединения трех политических партий.

Это смелое заявление, что вы придумывали название «Правое дело», учитывая, что до вас оно существовало долгие годы.

На самом деле, оно существовало как общественная организация, я только потом узнал об этом. Мы генерировали идеи, так получилось, что взяли мое предложение ― «Правое дело». Мы не претендуем на то, что у нас есть права на это название, но придумывалось оно в рамках создания нами тремя этой партии. Гозман, я и Бовт.

Это была партия, которая была после Белых.

Да, СПС тогда объединили. Гозман стал сопредседателем. Вторым и третьим сопредседателями стали я и Бовт. Мы создали «Правое дело», с того времени многое изменилось. Мы тогда слишком много хотели. Мы почти объединились с «Яблоком» на московских выборах. К сожалению, это не случилось, и я ушел. Я понимал, что мне с моими идеями бесполезно там пытаться что-то провести.

Через полгода в эту партию пришел Прохоров, к сожалению, тоже не смог там долго пробыть и покинул ее. В общем, вся эта история была не очень хорошая, поэтому мы решили сегодня создавать новую партию, а не только новое название. Нам нужно было иметь платформу, потому что не нужно собирать подписи для участия в выборах в Госдуму, что сильно облегчает все бюрократические процедуры. У нас было несколько вариантов платформы, выбрали партию «Правое дело» и сменили ее практически полностью, не только кадрово. Мы сегодня поменяли 85% всех региональных отделений, новые люди в генеральном совете, семьдесят человек, большинство из них предприниматели. Также сменили и содержание, мы пытаемся делать партию, не очень похожую на то, что было в России и СССР до этого.

Вы хотите делать партию, не похожую на существовавшие партии или на правую партию?

Мы хотим делать партию либеральную, рыночную, которая бы отражала интересы предпринимателей (мы называем их «людьми дела»), тех, кто предпринимает в различных сферах деятельности, делать партию по-новому. Партия интернета, которая работает с молодежной аудиторией, у нас серьезная молодежная программа, мы надеемся, что она сработает. Мы хотим делать партию нового языка, если хотите. Это не должна быть партия казенных политических штампов.

С другой стороны, мы хотим делать партию регионов, мы абсолютно по-другому строимся организационно и финансово. Любые партии сегодня строятся из Москвы вниз, в регионы, так идут все финансы. Москва платит за региональные организации. А наша партия уже строится по-другому: мы не платим региональным организациям, они сами ищут деньги для существования и участия в выборах. При этом у нас возникают очень серьезные обязательства перед ними, они имеют право требовать с нас много. Поэтому мы пытаемся работать для региональных организаций.

Так нехорошо говорить, может быть, кто-то меня осудит, но, когда вы говорите, я ловлю себя на том, что глаза у вас не горят. Не потому, что вы плохо подготовлены риторически или выбрали неправильный тон, а просто потому, что вы сами ответили на этот вопрос. Когда-то вы участвовали в разных итерациях проекта «Правое дело». Вы, как и я, следили за его развитием и довольно правильно оцениваете, что с ним произошло. Вы говорите, что это нехорошо закончилось.

Более того, сейчас вы встали на ту же ступень совсем некрасивого конца партии ― я имею в виду предыдущую партию под руководством Прохорова. В политических заметках во всех изданиях конец партии «Правое дело» назывался рейдерским захватом партии. Вы тогда это так же оценивали?

Конечно. Мы с Михаилом работали тогда, сегодня продолжаем общаться. Это был совсем не хороший конец предыдущей истории «Правого дела», поэтому у нас не осталось практически никого из тех, кто был в партии тогда. Мы взяли только инструмент, юридическую форму, которая работает сегодня, и заменили название. Поэтому мы сегодня «Партия роста».

Насчет горения глаз могу вам сказать, что у меня был очень негативный предыдущий опыт в этом смысле. Может быть, у меня никогда бы и не горели глаза на новую партию.

Правую.

На новую партию. Слово «правый» и «левый» здесь имеет не совсем четкий характер.

Вы даже убрали это из названия, очевидно, чтобы не было ассоциаций.

Еще раз: мы праволиберальная партия. В отличие от леволиберальных партий, например, «Яблоко» или ПАРНАС. В этом смысле мы правые.

Я понимаю, что вы правые в экономическом смысле.

В экономическом и политическом. Мы ― Маргарет Тэтчер, мы ― Ли Куан Ю. Хочу еще раз сказать, что опыт был негативный.

Мы остановились на глазах.

Но тем не менее мы все-таки опять решились на это. Мы ― группа предпринимателей, которые вокруг «Деловой России» и не только, думали вместе на эту тему и все-таки решились. Сегодня складывается очень тяжелая ситуация. Мы, конечно, думали о том, что нужны политические инструменты, чтобы отстаивать экономические интересы бизнеса и страны, но думали, что это можно делать и попозже, не спешить с этим. Мне «Гражданская платформа» предлагала войти еще в прошлом году, где-то в июне у них был съезд. Мы отказывались, но потом все-таки поняли, что если сегодня не начать этот процесс, то чисто организационно построить избирательную кампанию за такой короткий срок очень тяжело, другие инструменты, механизмы, правила построения кампании, чем если это идет нормальным эволюционным процессом.

Но тем не менее мы все-таки решились на это, потому что понимаем, что надо подставить ногу в закрывающиеся двери. Следующие выборы могут или быть совершенно другими, или вообще отсутствовать. Сегодня развитие страны идет в сторону того, ― и прежде всего в этом экономические причины, ― что меняется и политика.

Борис, я пытаюсь понять. Мы знаем, как в России организуются партия. Если это не история ПАРНАСа, у которой, кстати, тоже долгая история, довольно специфическим путем было получено право выдвижения, было сломано много копий. Какие-то люди, которые основывали партию, в итоге ушли из нее. Нынешний первый номер списка вообще подвергается совершенно удивительному по низости преследованию (я говорю сейчас о Михаиле Касьянове, мы посвятили этому не одну программу).

Объясните мне, зачем Кремлю опять создавать правую партию?

Конечно, я могу только догадываться.

Вы сейчас скажете, что вы не кремлевский проект.

Нет. Мы в бизнесе очень хорошо понимаем, что такое проект. Принятие решения, принципы проектного финансирования, построения, управления. Нужно понимать начало и конец движения, построить дорожную карту, определить ответственность. То есть это достаточно четко выстроенная модель развития.

Это не кремлевский проект, потому что ни в конце, ни в начале нет Кремля. Мы принимаем решения и строим проект самостоятельно. Наверно, они не возражают. Конечно, в администрации я бываю часто.

Они в курсе.

Как омбудсмен я вообще сотрудник администрации.  Кроме того, я работаю с разными управлениями, потому что мы делаем экономику роста, для нас это очень важная работа. Мы очень быстро работаем с экспертным управлением. Нужен ли Кремлю правый проект? Я думаю, что да.

Давайте я задам удобный вопрос. Вы говорите, что не Кремль это придумал и не Кремль попросил возглавить партию.

Я придумал эти проекты очень давно. «Правое дело» был своеобразным проектом в этом смысле, я с вами согласен. Я был от «Гражданской силы», от партии Барщевского, но тогда все это, конечно, серьезно строилось. Я могу сказать, что за это время мы прошли еще несколько итераций. Мы делали вместе с Явлинским общественную организацию, проект, который назывался «За модернизацию», потом ― специальную группу, которая называлась «Правый поворот». А в этот раз мы все-таки решили выходить на партию.

Окей, вам не спустили эту партию сверху, не назначили вас, вы и так ходили в администрацию, потому что работаете там. Почему вам никто не препятствует?

Мне никто и не помогает пока, к сожалению.

Совершенно очевидно, что электоральный ресурс у нее довольно спорный.

У нее очень высокий электоральный ресурс.

Хорошо, у вас избирательная кампания.

У меня горят глаза?

Практически.

Я еще раз хочу сказать, что мы пытаемся серьезно подходить к проблемам и задачам. Мы проанализировали ситуацию, мировой опыт, поняли, как надо строить. Мы провели съезд, создали юридическую базу партии, а потом какое-то время мы были не очень активны на внешнем фронте. Мы думали, анализировали, строили. Сегодня можно сказать, что мы знаем, что делаем, какие механизмы использовать. Если все сложится, мы имеем шансы пройти пятипроцентный барьер.

Нас сегодня поддерживает достаточно большое количество людей из предпринимательской среды, большая молодежная поддержка. Поэтому мы верим, что преодолеем барьер.

Борис, скажу вам как человек, который какое-то время писал про политику. Чисто техническое наблюдение: создается партия, все опять в недоумении, зачем это разрешается, потом же опять закроют, никто не верит, что это получится.

Это бывает, да.

Появляется Оксана Дмитриева, что уже немножко нонсенс, потому что Оксана Дмитриева перешла к вам из «Справедливой России». Вы хоть и праволиберальные, но все-таки правые, а она человек, глубоко ассоциирующийся с левыми.

Она леволиберал.

Все говорят об одном и том же: Оксана Дмитриева пойдет в Петербурге по одномандатному округу под знаменем вашей партии. Она была у меня в студии, рассказывала. Такое ощущение, что эта партия создается только для того, чтобы Оксана Дмитриева прошла в Петербурге, где ей расчистят округ.

Очень печально, если создается такое впечатление. Я надеюсь, что в ближайшее время эта иллюзия уйдет из сознания. Мы договорились с Оксаной Дмитриевой. Действительно, Оксана Генриховна ― очень опытный политик.

Очень популярный в Петербурге.

Она прошла очень много. Мы-то совсем неопытные, особенно были в начале. Сейчас мы уже теоретически подковались. У нее действительно большая поддержка, конечно, для нас выгодно иметь внутри партии серьезного политика с большой электоральной поддержкой. Кроме этого, мы с ней практически ни о чем не спорим по нашей идеологии. Конечно, в ее позиции немного больше социализма.

В студии она всячески развенчивала его.

Сейчас у нее партия называется «Партией профессионалов», а первая ее партия называлась «Партией предпринимателей».

По формальным признакам проходит.

Я думаю, что не только Оксана Дмитриева пойдет от нашей партии. Это будут люди, которые были и в либеральном движении, в регионах нас сильно поддерживают предприниматели. Будут достаточно яркие люди из других сфер. Вы увидите, что партия создана не только ради Оксаны Генриховны.

Мы увидим, но мою оценку вы получили. Я уже говорила Оксане Генриховне и скажу вам, знаете, это уже немало, создавать что-то для того, чтобы провести в Госдуму такую мощную единицу.

Как одномандатник она имеет практически стопроцентные шансы пройти в Государственную думу.

Я это вам и сказала.

Зачем ей партия, как вы думаете?

По правилам.

Нет, она имеет право идти как независимый кандидат.

Видимо, ей показалось, что так правильнее.

Мы нашли общий язык.

Поймите, что существует задача пройти в Государственную думу, но это не все в нашей жизни. Конечно, партия должна быть парламентской, чтобы она работала нормально, чтобы у нее были все механизмы. Но на самом деле мы создаем партию даже не только для выборов, не только для того, чтобы иметь инструмент постоянной площадки для работы с государством и обществом. Партия ― другой инструмент. В бизнесе мы всегда общались «бизнес ― власть». С бизнесом все плохо, развитие идет слабо. Теперь мы хотим вовлечь в наши отношения еще один инструмент, который называется общество, люди. Партия базируется именно на электоральной основе, произошло резкое изменение нашего инструментария.

Наша цель ― не Дума, даже не то, что партия ― новый инструмент для работы, новая трибуна, площадка для привлечения внимания к нашим проблемам. Но главное, что наш проект называется «Изменение экономики России», а через экономику и всей России. Вот главная цель. Работаем мы по-прежнему со всеми инструментами, которые есть у нас в руках.

На старте кампании пресса объявила, а вы подтвердили, что в партию входят представители крупного бизнеса, имена настолько громкие, что это сразу взбудоражило медиаполе и общественное поле, людей, которые интересуются партийным строительством. Речь шла об Олеге Дерипаске, Давиде Якобашвили и еще ряде товарищей. Потом все люди, которые были в вашем подтвержденном списке, список дезавуировали.

В генеральный совет вошли Максим Ноготков, Александр Мечетин, Алексей Репик. У нас огромное количество предпринимателей. Давид Якобашвили остался, стал советником. Олег Дерипаска не ожидал, что будет такая реакция.

Расскажите, как все было. Вы предложили Олегу Владимировичу…

Мы предложили очень многим людям, крупным предпринимателям. Не все среагировали.

Вы предложили войти в генеральный совет, они вам дали добро.

Да, в том числе и Олег. Потом, буквально через несколько дней после этого согласия, в прессе началась очень большая шумиха.

Все сразу сказали, что Дерипаска ― новый руководитель «Правого дела», что это новая партия Дерипаски, как была партия Прохорова. Расскажите, мне очень интересно.

Больше всего начали обсуждать его заводы, его отношения с губернаторами, зачем он идет в партию, мол, он хочет пролоббировать то, это… Началось обсасывание всех проблем Дерипаски и его компании. Тогда он сказал: «Слушай, это невозможно, давай я все-таки воздержусь». В результате он не вошел.

Он опытный человек, это не первый политический случай в его жизни.

Он не ожидал такого.

Он же знает, что он Олег Дерипаска.

И что? Он же не каждый день выступает по телевидению.

Он не думал, что он настолько популярный человек?

Он не понимал, что партия вызовет такое. Он очень близок нам по духу, по мнению, по экономическим взглядам.

Вы тоже, наверно, критикуете ЦБ, это вас сближает.

Да, экономику страны уже невозможно зажали. Поэтому он решил, что идею надо проводить до конца, он поддался этому духу и решил попробовать себя в качестве члена генсовета. Потом он решил не участвовать.

У него случилась самоцензура или ему кто-то сверху сказал?

Я так понимаю, что это его самоцензура. Мы общаемся.

Он делится мыслями, но не входит в организационные структуры и в партию тоже не вступил.

Многие захотели вступить в партию. Сегодня мы приняли больше пяти тысяч новых членов.

Давид Якобашвили не испугался, очевидно, его не так полоскали, как Олега Владимировича.

Его тоже полоскали. Удивительно, как выбираются фигуры. У нас есть члены, которые выше, больше, входят в список Forbes.

Но их не заметили. А кто это?

Саша Мечетин, это самая большая наша компания. Вы знаете. Из крупных кого еще можно назвать? Достаточно много, 70 человек, понимаете? Просто пресса имеет выборочный взгляд, кто является пиар-объектом, а кто нет. Я бы даже сказал, субъектом.

Олег Дерипаска просто визуально узнаваемый бизнесмен. У нас членов правительства никто не знает в лицо.

Сегодня мы ориентируемся на узнаваемых людей, у нас есть и еще будут узнаваемые люди. Но, конечно, прежде всего нас волнует, что мы должны работать профессионально.

Кто узнаваемые люди в вашей партии?

Я бы пока не стал называть тех, кто придет в нашу партию. Мы имеем предварительные договоренности с достаточно большим количеством людей. Надеюсь, что в ближайшее время мы сможем говорить об этом.

Алла Пугачева у вас уже точно не будет.

Нет, мы не предлагали ей участие в партии, она сама не просила.

Понятно.

Когда я задавала вопрос о том, зачем Кремлю правая партия, это был не праздный вопрос. Вы в некотором смысле самой активностью, может быть, создаете некоторую иллюзию того, что кто-то с кем-то борется, но в чем политтехнологическая задумка? Вы можете отщипывать у протестного электората, хотя вряд ли, потому что все разобрались, что там происходит, и спят. Точно так же вы можете отщипывать у «Единой России». Активный лояльный предпринимательский запал вы можете у нее отобрать. Зачем вы им нужны?

Вопрос не в том, что мы отщипываем, а в том, что сегодня очень многие думают о том, чтобы не идти голосовать за них, ищут себе альтернативу. Много меняется в экономическом пространстве страны. Сегодня действительно кризис, многие бизнесы закрываются. Я должен сказать, что страдает от этого не только население, но прежде всего, конечно, малый и средний бизнес. Этот малый и средний бизнес сегодня во многом идет в сторону коммунистической партии, потому что они очень активны именно с малым бизнесом. Я могу сказать, что мы снимаем шляпу, как ведется эта пропаганда.

Коммунисты чего только не говорят сейчас. Они говорят, что если бы Христос был бы жив, он шел бы в колонне коммунистов на Первомай. Я лично читала такую заметку, она, правда, была потом ликвидирована. Это слова Зюганова, насколько я понимаю.

Не слышал. Но с бизнесом они работают очень эффективно.

Это «левые ― новые правые», такая у нас теперь история? Белый ― новый черный?

Сине-зеленый, такой вариант. Сегодня нужна партия, которая бы отражала интересы бизнеса. Правительство мало что делает сегодня для того, чтобы менять экономику. Правительство практически возглавляет «Единую Россию».

Что значит практически?

Не правительство, а председатель правительства. Поэтому сегодня многие предприниматели, конечно, ищут свой путь.

Пока мы не поговорили про суть того, что должно составлять вашу повестку, как вам кажется, что будет с «Единой Россией»? Там какое-то бурление. Будет ли во главе Дмитрий Медведев, не будет? Население связывает все свои проблемы с правительством.

«Единой России» очень сложно, особенно сейчас. Она должна получать большинство, значит, должна быть хороша всем: левым, правым, бизнесу, сотрудникам компании, фермерам, сельскохозяйственным работникам, пенсионерам. Постоянное нахождение между ― очень сложный процесс для выстраивания избирательной кампании.

Поэтому, наверно, их сегодня потряхивает. Сегодня очень серьезные экономические проблемы, как я сказал. Они пытаются создать предпринимательское крыло. Когда увидели, что создана наша партия, начали создавать еще одну платформу. Была либеральная платформа, теперь еще и бизнес-платформа.

Да, правое крыло у «Единой России» отрастает с трудом, но попытка предпринимается из года в год.

Право-предпринимательское. Пусть создается, но мы видим, что все у «Единой России» происходит очень сложно, программы до сих пор нет. Одновременно они должны брать национально-патриотическое крыло, которое представляет Ирина Яровая, то есть левая платформа «Единой России».

Поэтому, конечно, на этих выборах им очень сложно определиться, куда сделать главный удар.

Понятно, им сложно, пусть они свои трудности решают сами.

У нас все понятно.

Я хочу спросить вас о вашем отношении к тому, что сейчас происходит. Например, к сегодняшним новостям. Холдинг РБК объявил о том, что он увольняет ключевых руководителей. Это случилось незадолго до нашего эфира. Вопрос абсолютно профильный. Вы представляете интересы бизнеса, а РБК ― бизнес-СМИ.

Я очень хорошо знаю Дерка Сауэра, мы с ним друзья. Кроме того, мы с Прохоровым в хороших отношениях. Не всегда я был согласен с Лизой Осетинской. Когда я еще был в «Ведомостях», у нас не очень сложилось понимание, как строилась работа, но тем не менее надо отдать должное, что газета стала намного лучше, не говоря о том, что сайт РБК ― тот сайт, на который каждый предприниматель смотрит с утра прежде всего. Все новости мы берем именно с РБК, это основной сайт для нас.

Очень жаль, что это происходит. Я понимаю, что там какие-то внутренние процессы, Дерк все время говорит, что есть эти проблемы. Я так же, как и вы, прочитал это сегодня в новостях, не очень понимая, что произошло окончательно.

То, что я вам сказала. Пресс-релиз директора РБК Николая Молибога говорит о том, что ключевые руководители уволены.

Я понимаю, что они покидают РБК. Но из-за чего, по какой причине?

Как вам кажется, из-за чего это произошло?

Очень бы не хотелось, чтобы это СМИ (это и телевидение, и сайт, и газета, и очень хороший журнал) как-то менялось. На мой взгляд, это было самое взвешенное СМИ. Это наш бизнес-подход,  мы не очень любим ажиотажные, эмоциональные вещи, крики и вопли, что все плохо, но, с другой стороны, хотим четкого и взвешенного подхода и оценки вещей, как они реально происходят. Очень не хотелось бы, чтобы это все менялось.

Можно считать ваше выступление на телеканале Дождь некоторым словом на вашем посту, но, может быть, вы собираетесь как-то разобраться в этом вопросе и донести свою позицию до кого-то?

Мы наверняка обсудим эту проблему с Дерком, но чисто по-дружески.

Как вам кажется, РБК испытывало давление в последнее время?

Я могу сказать, что не знаю до конца всей ситуации. Возможно, потенциально какие-то вещи были.

В этом и заключается мой вопрос. Представим себе, что на холдинг РБК оказывается давление, на бизнесмена, который владеет холдингом, оказывается силовое давление, в его структурах обыски, начаты уголовные дела о мошенничестве. Мне сложно сказать, насколько это связано.

Мы можем только констатировать, что происходили какие-то вещи. Больше я не знаю ничего.

То есть вы свой голос куда-то доносить…

Голос должен быть взвешенным. Я как омбудсмен за последнее время получил очень серьезный опыт того, что, прежде чем что-то голосить, надо обязательно разобраться в ситуации.

Понятно, вы взвешиваете. До этого совсем другое случилось с журналом Forbes. В связи с законом об иностранном капитале там поменяли собственника.

Мы против.

Это тоже деловое СМИ.

Кстати, Forbes тоже стал лучше. Николая Ускова я считаю одним из лучших журналистов и организаторов в СМИ.

Там лучше с приходом Николая Ускова.

Мне показалось, да. Я дал ему интервью, оно пока не вышло, может быть, тем самым я сделаю его лучше.

В прошлом Forbes даже на моих глазах выпускали расследование про вашу компанию. Честно говоря, не такое уж колючее, это был просто фичер про «Абрау-Дюрсо».

Честно говоря, я даже не знаю. Видимо, это было очень мягкое расследование.

Тем не менее я хочу сказать, что мы выступали и выступаем за то, чтобы не было ограничения по участию иностранных предпринимателей. Мы считаем, что любой человек, инвестировавший в Россию ― российский предприниматель.  Он работает по российским законам, у него российские интересы. Конечно, СМИ ― более тонкая материя, это идеологические вещи. Но мы считаем, что и в СМИ, особенно профессиональных, может быть любое акционерное участие.

Я не могу понять технически. Вы выступаете за что-то, а дальше что?

Не понял.

Мы привыкли к тому, что звучит ваш мягкий голос.

Вы знаете, можешь сделать только то, что можешь сделать.

Я понимаю.

Мы, как мне кажется, достаточно многое пытаемся делать в области защиты бизнеса, но получается у нас далеко не все. Мы сделали амнистию, но только на 2466 человек. Мы затеяли эту идею, начали ее продвигать, уговорили президента подписать ее. Это экономическая уголовная амнистия, которая была три года назад. В последний момент в закон внедрили два условия, которые свели все это только к 2,5 тысячам человек, а могло быть значительно больше.

Мы делаем то, что мы можем, к сожалению.

Я хочу психологически понять ваш типажный портрет, если так можно выразиться. Есть разные политики и крупные фигуры. Многие из них в свое время создавали СПС и «Правое дело», так называемые либералы, топы политической правой жизни.

Например, Анатолий Чубайс. Про него принято считать разные вещи. Самые яростные из либералов говорят о том, что он предал идею, он встроен во власть и больше уже не Чубайс, который менял строй в стране. Есть люди, которые, наоборот, считают, что очень легко размахивать шашкой, когда от тебя ничего не зависит, а вот теория малых дел имеет значение. Многие люди приписывают Чубайсу эту психологию.

Я однажды смотрела интервью Немцова одному из украинских каналов, он примерно так описывал Анатолия Борисовича: он абсолютно лоялен любой власти, он верит в теорию малых дел. Он считает, что нужно работать, пока не закончится возможность, а другие люди считают это предательством.

Вы даже не в этой позиции, то есть вы не Анатолий Чубайс, это не история про такой политический вес и такую близость к телу. Какую функцию вы выполняете? Как вы себе сами рисуете свой пост? Как фейковый, ширмовый?

Я был предпринимателем. Когда-то у меня возникли проблемы. Это была серьезная атака. У меня был большой бизнес, почти олигархический, я был членов РСПП, один из 27 в Бюро управления РСПП. Честно говоря, пришлось продавать этот бизнес. Но я понял, что такое сообщество. Я стал членом РСПП, потом возглавил «Деловую Россию», мой бизнес все-таки был чуть меньше, чем у них. Тогда я начал работать на идею защиты бизнеса, предпринимателей, экономики России. Эта идея меня затянула.

Когда мы начали защищать предпринимателей от уголовного преследования, возникла идея создания омбудсмена, уполномоченного. Предложили президенту, он согласился. Этот уполномоченный отрабатывает институт. Почти две тысячи людей работают со мной на общественных началах.

Вы можете кому-то помочь.

Конечно, мы помогаем. Кроме амнистии, о которой я вам говорил, у нас 82 человека, которым мы каждому отдельно помогли по уголовным делам. Работу по экономическим вещам можно считать не очень малым делом. Например, то, что мы провели закон по страхованию вкладов индивидуальных предпринимателей, нам было тяжело, но мы все-таки добились того, чтобы он был принят. Это было еще до того, как банки начали банкротить и разрушать, компании начали банкротиться. Мы тогда провели этот закон, в результате хотя бы индивидуальные предприниматели сохранили по 1,4 миллиона рублей. Страхование счетов спасло очень многих людей, тысячи людей.  

Сейчас нам пока не удалось пробить страхование для компаний, юридических лиц, хотя это важнейший вопрос для страны, не только для бизнеса, но и для тех людей, которые работают в этих компаниях. Центробанк нам дал отрицательное заключение, так же, как и Минфин.

Мы не сидим на месте, мы считаем, что надо двигаться вперед в любом случае.

У нас раз в полтора года арестовывают какого-нибудь бизнесмена. Этот вопрос я повторяю из эфира в эфир, если есть профиль.

У нас каждый день арестовывают.

Я говорю о крупном бизнесе.

Вы СМИ, вы видите только крупные имена.

Есть системные вещи, есть не системные.

Судьба каждого человека очень важна.

Понятно, что слеза ребенка очень важна.

Предпринимателя тоже. У нас каждый день арестовывают какого-нибудь предпринимателя. Мы работаем практически с каждым случаем.

Разговор идет о том, что является серьезным сигналом. Понятно, что арест крупного бизнесмена, который занимает серьезную строчку в Forbes, ― всегда серьезный удар по бизнес-климату, по инвестиционным возможностям страны и прочему.

Каждый арест ― серьезный удар. Мы-то в бизнесе знаем своих товарищей, в том числе и тех, о которых не пишут СМИ. Для нас каждый из этих арестов ― сигнал.

Борис, мы можем спорить о понятиях. За время того, что я меняла работу, более-менее закрылось все, куда я переходила. В этом смысле я отдаю себе отчет, что этот ресурс серьезный, это более громкий удар, этот шкаф падает серьезнее, а этот чуть-чуть тише. Я понимаю, что арест Дмитрия Каменщика или Евтушенкова ― довольно серьезная история. Я говорю о таких вещах.

Каменщик продолжает сидеть, у него продлевается домашний арест. Все, кажется, позабыли об этом человеке. Это нормальная ситуация?

Как забыли? Мы каждый день работаем с этим случаем. У нас проходит экспертиза каждого из обращений. Сначала мы боролись с тем, чтобы изменили меру пресечения, даже без экспертизы, мы считали, что мера пресечения неправильная. Мы общаемся с его компаньонами и адвокатами, три дня тому назад Центр общественных процедур провел детальнейший анализ его дела. Признали, что нет оснований для уголовного преследования. Поэтому сегодня мы идем в прокуратуру (хотя прокуратура тоже не поддерживает арест).

Сегодня.

Да, я подписывал письма. У нас есть межведомственная рабочая группа при прокуратуре, куда, кстати, входят и другие следственные органы. Мы там разбираем каждый случай. Сейчас мы будем там разбирать этот случай.

Вы пойдете в прокуратуру и выступите против ареста Каменщика.

Мы уже это сделали. Я даже Путину письмо написал по этому поводу.

И что вам Путин ответил?

Пока не ответил.

Вам кажется, что без Путина такой арест возможен? Без визы Путина?

Конечно, да.

Это вопрос.

Вы неправильно понимаете ситуацию. Аресты идут безо всяких виз, тем более Каменщик ― не системообразующая компания в стране. С Евтушенковым, может быть, была другая история.

Без чьей визы арест невозможен?

Без визы руководителя следственного органа, который арестовывал.