Николай Усков: Путин не уйдет, но можем уйти мы

Таратута:  Я хотела бы с вами поговорить о премии «Сделано в России», которую вы учредили в проекте «Сноб». Мы все помним премию журнала GQ, масса красивых людей. Я посмотрела на шорт-лист и на лонг-лист. В них есть совершенно удивительная рубрика, связанная с телевизионными перформансами. В списке номинантов, видимо, по мнению ваших читателей, должна была остаться Ксения Собчак, и не должен был остаться  Владимир Познер. Скажите, как вы отреагировали на это?

Усков: Лонг-лист делали мы в редакции. Шорт-лист делал экспертный совет. Они просто голосовали. Поскольку люди в экспертном совете уважаемые, то их мнение было для меня очень существенным, и я не стал его корректировать. Формально я являюсь  председателем экспертного совета, но, честно, я свой голос никак не использовал.  Мне показалось, что мы собрали много уважаемых людей.

Таратута: А что это за люди?

Усков: Полный список опубликован на сайте. Среди них: Константин Ремчуков,  Петр Авен. Множество журналистов, критиков: Ирина Бородина, Елена Ковальская, например. Это люди уважаемые, к мнению которых мы все прислушиваемся, когда идем в кино, в театр, в книжный магазин. Люди, чьим мнением мы все очень дорожим за много лет существования свободной журналистики в России. Их функция была сократить до пяти человек в каждой номинации.

Таратута: Скажите, а вас это удивило, что Собчак победила главного интервьюера страны? Таков дух времени?

Усков: Собчак тоже талантливый интервьюер. Я с ней много лет работал, и в конечном итоге, открыл ее как интервьюер. Мне кажется, она блистательна в этой роли. Ничего не хочу сказать про Познера. Они просто работают в разных жанрах. Мне кажется, она многому, кстати, у Познера научилась. Я неслучайно назвал эту номинацию «Журналистика и инфотейнмент». Сейчас очень трудно отделить журналистику от шоу. Программа Познера – это, в общем, очень хорошее шоу. С крупным планом глаз, с его улыбочками. Блистательное шоу. Но, видимо, экспертный совет посчитал что, то, что Ксюша делала на «Дожде», в этом году интереснее, ярче, актуальнее. Может, по выбору героев, может, по способу организации этого шоу.

Таратута: Во времена премии GQ, когда, условно, не было массового увлечения политикой, вы ею были увлечены. У вас всегда главная номинация, «Человек года», была крайне политизирована. В этом году в рубрикаторе отсутствует что-то, напоминающее о политике.

Усков: Я с ужасом наблюдаю, как они набирают очки.

Таратута: А что вы будете делать?

Усков: Дадим премию, что ж сделаешь. Мне они неинтересны как арт-проект. Я считаю,  что это, скорее, теперь уже трагедия. Но если читатели и экспертный совет сочли, что они достойны – они очевидно побеждают. Пока голосование не закончено, еще целый месяц, но отрыв очень большой.

Таратута: Очевидно, это рискованный проект. Хочу вспомнить случай из творческой биографии конкурса GQ. Премию «Человек года» получил Навальный, и премию ему не дали. Потому вы объясняли, что он был не в городе и так далее. В журналистом сообществе остался осадок. Учитывая, что имя Навального нельзя произносить вслух. До сих пор.

Усков: Любая премия, которую ты делаешь в партнерстве с кем-то - а ту премию я делал в партнерстве с телеканалом  СТС - требует учета всех мнений и, соответственно, я отвечаю за журнал и за «базар» в журнале. Навальный там есть. Другое дело, что если бы он был  в городе, то это была бы иная история: я, скорее всего, отказался бы от трансляции. Но поскольку его не было, и телевидение крайне негативно отнеслось  к этому, я пошел на некий компромисс. Я не считаю, что для нашего медиа-сообщества это большой секрет. Все всем понятно. Сейчас я менее скован, потому что у нас нет телепартнера. Возможно, он когда-нибудь появится, но в этом году его нет, и поэтому мы можем  рискнуть.

Таратута: То есть, некому показывать шумное событие?

Усков: Будет видеотрансляция на сайте. Но я хочу в этом году посмотреть, как получится, прежде, чем предлагать этот продукт для трансляций. С GQ была такая же история: первую премию 9 лет назад, мы не транслировали.

Таратута: Верно ли я понимаю, что существование в лонг-листах и шорт-листах Pussy Riot уничтожает саму попытку создать  политическую рубрику. Pussy Riot – это Навальный этого времени?

Усков: Философия этой премии в том, чтобы отобрать  некие достижения, которыми мы можем гордиться. В политике нам нечем гордиться. Я считаю, что при всей популярности Алексея Навального, как лидера оппозиции, он не имеет электорального ресурса. Если бы он победил на выборах губернаторских или невероятным образом попал бы в  Государственную думу, у него был бы какой-то шаг.

Таратута: Но ведь достижения во всех остальных отраслях тоже контекстуальные. Что имеем, то и выдвигаем.

Усков: Алексею мы награду дали уже.

Таратута: Не призываю вас снова дать награду Навальному. Просто интересно, как сейчас формируются списки номинантов?

Усков: Мы сознательно хотели отойти от прямой политики, поскольку здесь у нас есть только одна фигура. Все остальные обслуживают эту фигуру. Это господин Путин. Все, что находится в оппозиции господину Путину, пока реально измеримого общественного веса не имеет. Алексей Навальный имеет определенный интернет-вес, но мне бы хотелось посмотреть, каков его реальный вес в политике. Мне не хочется делать премию для узкого круга либерально настроенных людей, которые хотят немедленных перемен. Мне хотелось  уйти от скандала и агрессии и перейти к позитивному изучению окружающего ландшафта. Политика мешает позитивно изучать ландшафт. Pussy Riot – это был тот, видимо, элемент ландшафта, который попал в поле зрения.

Таратута: Забавно, что вы говорите о расширении круга. Поскольку я не помню подобных мыслей о расширении пространства и выхода в народ раньше. Это модный тезис в связи с происходящими событиями на медиа-рынке?

Усков: Я считаю, что нам всем - СМИ, издаваемым для узкого круга людей - важно понять, что есть большая страна, и пропасть между этой большой страной и нами стремительно увеличивается. Мы ее сами копаем. Мы уже существуем в двух информационных повестках дня. Мы не смотрим центральные телеканалы. Мы живем в Интернете в своих Facebook-ах, Twitter-ах и так далее. Мы уже два народа.

Таратута: Вам не кажется, что это миф. Мы не смотрим  центральные каналы, но этот условный круг - Болотное и Сахарова - и раньше его не смотрел. Это было признаком хорошего вкуса, иногда снобизмом.

Усков: И все равно смотрели. А сейчас реально перестали. Я в медиа-индустрии давно и помню, какой шум наделал сериал «Школа». Смотрели же. Все крупные ток-шоу и премьеры не оставались незамеченными, даже теми, кто говорил, что у него вообще дома нет телевизора.

Таратута: Я, собственно, говорю о том, что, может, это миф, что мы существуем в двух измерениях, и люди думают иначе. Возможно, претензии разные: кто-то зарабатывает больше, кому-то нужно больше воздуха, а кому-то нужно чуть более приземленных вещей. Однако, накал страсти к политической власти примерно одинаков. Даже трагическая ситуация в Крымске это еще раз подтвердила. Не кажется ли вам, что это надуманная история, и что мы не живем в разных измерениях?

Усков: Нет, мы действительно живем в разных измерениях. И я это очень хорошо чувствую. Общаясь с родственниками – образованная местная интеллигенция, врачи - у них совершенно другая повестка дня. Они плохо представляют себе то, чем живет «Красный октябрь». Мне кажется, что нет ничего дурного в том, чтобы пытаться говорить на языке, понятном многим. Есть много ценностей, о которых хочется поговорить. В том числе, та же премия «Сделано в России» - во многом для меня ответ на критику страны, которая постоянно звучит. Я сам не в большом восторге от России, но, мне кажется, что мы, в пылу нашей полемики, не замечаем то хорошее, что в нашей стране есть. Это хорошее является альтернативой, в том числе, существующему режиму. Потому что есть люди, которые отсюда не уехали и уезжать не собираются. Они продолжают работать, что-то создавать, делать. И мне печально, что там талантливейший художник Полисский, например, не получит премию, потому что получит ее Pussy Riot. Мне обидно, на самом деле. Потому что Полисский – это хорошо и важно. И мы проглядели его из-за какого-то скандала, который раздут властью. Там арт-жест минимальный. И в нормальном обществе этого б не заметил. Но у нас ненормальное общество. Мы очень политизированы: те ненавидят нас, мы ненавидим их.

Таратута:  Арт-жестом делает контекст. То есть, смелость  выступающих зависит от того, способна ли власть раздуть из этого что-то или нет?

Усков: У этих персонажей было много разных  выходок, странных и смешных, и сейчас их глупо критиковать, потому что одни сидят в тюрьме, а другие рискуют туда попасть. Но нам иногда полезно отвлечься от той повестки дня, которой мы сейчас живем, и оглянуться  вокруг. Вокруг есть господин Полисский, есть компания «Яндекс», которая является крупнейшей Интернет-компанией Европы. Мы все время кричим, что в России ничего кроме нефти. Вот, пожалуйста, крупнейший поисковик. Или какие-то «Смешарики»: вся страна, все дети смотрят. У меня ребенок маленький, я знаю «Смешариков». Знаю, что это роскошный, отличный бренд.

Повторюсь, для меня премия - ответ на тот несправедливый образ страны, который складывается  в новых СМИ. В конце концов, невозможно все время жить с агрессией и негативом. Понимаю: коррумпированная власть, полудиктатура, плохо со свободой слова, девушки, которые ничего страшного не сделали, сидят в тюрьме, и будут сидеть. Очень много гадостей происходит. Тогда выбор простой: либо уезжаешь и перестаешь портить себе настроение, либо начинаешь замечать еще какие-то вещи в нашей жизни, потому что, в конечном итоге, они тоже есть. И о них тоже можно думать, говорить, ими жить. Я другого выхода не вижу.

Таратута: Насколько я понимаю, вы яркий сторонник поиска позитивной повестки?

Усков: Я считаю, что у нас одна жизнь, и мы можем сколько угодно говорить, что Путин должен уйти, но он уйдет. Это решение он примет сам. Мы должны к этому привыкнуть. Соответственно, либо мы можем уйти, - нам это проще сделать, чем ему, честно, - либо остаться и как-то продолжать жизнь. Это наше право. В конце концов, это тоже единственная наша жизнь. И в ней масса другого прекрасного и интересного. Помимо господина Путина.

Таратута: Вы наверняка следите, как и все, за спорами, разворачивающимися по поводу отношений владельцев СМИ и журналистов или наемных менеджеров. На чьей стороне вы в этих спорах?

Усков: Тут легко нажить себе многочисленных врагов. Недавно Григорий Ревзин обрушился на Романа Волобуева за его проповедь на «Дожде». Я ближе к позиции Волобуева. Я считаю, что в этих конкретных случаях политики было немного. Мы можем  Наташу Синдееву спросить, была ли какая-то политика в случае с «Дзядко», но, думаю, ее просто там нет, и не может быть. Продукт очень трудный, там явно большие проблемы с окупаемостью. Мне в свое время Дерк Сауэр, создатель  газеты «Ведомости», сказал, что,  чтобы иметь газету «Ведомости», нужно сначала издавать несколько лет журнал «Космополитен». В компании Наташи Синдеевой я не вижу журнала «Космополитен». Есть просто экономические условия. Любой собственник должен смотреть, что для него важнее. Важнее телеканал «Дождь»  или «Большой город». Выбор-то часто, особенно, когда речь идет о непростом выживании СМИ, в условиях, когда очень недооценена реклама, большие издержки, в принципе, не самые дешевые сотрудники, плюс, политические риски. В этих условиях частник должен принимать решение, которое ему подсказывает здравый смысл.

Таратута: Я говорю о схеме общей, поскольку, несмотря на разные частные случаи, они складываются в единую тему для разговора. Вчера был новый текст Ревзина  и новое обращение к журналистке Ксении Лариной, которая вступилась за Волобуева. Тема совершенно не затухает. Там была довольна любопытная ветка – мы все живем немного Facebook-ом – там спорили Альфред Кох, очевидно, от имени людей инвестировавших, и журналистка Наталья Геворкян, обладательница «Золотого пера». Кох говорил, что «надо гулять на свои», и о том, что журналисты, которые хотят получать вовремя зарплату, и при этом говорят владельцам, чтобы те не вмешивались в их дела, обнаглели. При этом, журналисты, якобы, не способны пожертвовать даже зарплатой ради своих убеждений. А Наталья Геворкян отвечала, что требования к журналистам часто не позволяют им заниматься профессией. Речь идет действительно исключительно об экономической целесообразности?

Усков: Это скользкая вещь. Мне никогда не нравился ни «Большой город», ни «Citizen Key». Это, конечно, не  показатель, но, мне кажется, что продукты были откровенно слабыми. Ребята, которые делали, могли быть симпатичными, но делать интересный журнал довольно сложно. Это путь, на который надо вступать только тогда, когда ты на 100%  уверен, что делаешь продукт для определенной важной для рекламодателя адресной группы. После смены редактора в «Большом городе» все равно не понимаю, зачем это все нужно. Мне кажется, что проблема многих журналистов в том, что они не попали в правильную адресную группу, не смогли предложить интересный для нее формат. Правильная адресная группа «Большого города» - это средний класс большого города. Мне, честно говоря, этот журнал ничего не давал.

Таратута: Вы делали довольно политизированный глянцевый журнал. У вас были колонки Лимонова, например, что было по тем временам довольно резко. Есть ли выход из ситуации? Можно ли коммерциализировать  политические риски?

Усков: Конечно, можно. В Интернете, однозначно, можно. Я вижу по трафику «Сноба»  реакцию на политику: когда политика интересна, реакция на нее есть. В печатных СМИ  нужно делать чуть меньше политики. Потому что люди в целом это знают, эта сфера для  них понятна, и немного от нее подустали. Почему была политика в GQ? Потому что все молчали и «ссали». И поэтому журнал был популярен. Он давал тех авторов и те точки зрения, которые трудно было найти где бы то ни было еще. Сейчас можно поступать ровно наоборот: поскольку это делают все, нужно искать другие повестки дня.

Таратута: Вам кажется, что спокойный тон - более выигрышная стратегия сейчас?

Усков:  Мне кажется, что более выигрышная стратегия. Нужно понимать,  что в интернете без политики невозможно. В журнале, который живет более длительным циклом, я бы предложил своим коллегам чуть меньше писать об этом. Совсем не писать об этом трудно, тема всплывает практически в каждом материале. Но периодически от нее стоит отвлекаться. Мир прекрасен и разнообразен. Помимо политики в нем есть масса замечательных вещей и, главное, все это с нами ежедневно происходит. Но мы по глупости своей, считаем, что это несущественно и неважно. Это важно. Это, может быть, важнее всего.

Таратута:  Скажите, кого нужно помещать на обложку? Должна ли она быть плакатной, резкой? Как вы сейчас, по прошествии времени, относитесь к тому, что Михаил Прохоров был на обложке и внутри одного из первых номеров «Сноба»?

Усков: Я не раз отвечал на этот вопрос. Михаил Прохоров в феврале был единственным кандидатом представлявшим нас. Нас, новых рассерженных горожан. Никаких других кандидатов у нас не было.  Кого я должен был поставить: Путина на обложку? Путин это кандидат №2, который выражал интересы России, фактически, нового класса людей. Все остальные – шуты? Путин уже немножко не выражает настроения нашей адресной группы. Согласитесь! Я не вижу в этом никакого противоречия.

Таратура: Это был ваш вариант плакатности?

Усков: Я тогда еще не был главным  редактором, но все равно бы эту обложку оставил, потому что Прохоров был абсолютным хэдлайнером февраля и марта. И я не вижу в этом никакой проблемы, даже если бы журнал принадлежал бы, Фридману, например.