Глава Департамента промышленной политики и предпринимательства Алексей Комиссаров: в Москве за бизнесом не охотятся

22/04/2013 - 20:57 (по МСК) Юлия Таратута

Алексей Комиссаров в гостях у Юлии Таратуты рассказал о том, легко ли в Москве малому и среднему бизнесу, зачем нужна Большая Москва и преследуют ли в столице чиновников за их бизнес-связи.

Таратута: Готовясь к эфиру, мы прочитали такую историю, что Москва, наконец, вошла в сотню инновационных городов мира. Она на 74 месте, но, очевидно, для Москвы это большая радость.

Комиссаров: Радость, потому что в прошлом году Москва была 192, а до прошлого года не была вообще, была за пределами этого рейтинга.

Таратута: По какому принципу определяется инновационность городов? Как Москве удалось продвинуться вперёд?

Комиссаров: Это единственный мировой рейтинг, который на регулярной основе оценивает именно города по своей инновационности. Критериев там очень много, и большое количество участвующих городов – более 1 500. Мы рады тому, что Москва там появилась. Цель у нас такая: чтобы войти в ближайшие годы в топ-50 и в топ-20 по Европе. Я уверен, что мы это сделаем. Оценивается там много всякий показателей, в первую очередь – активность в области инноваций: это инфраструктура, которая предоставляется, и программы, которые существуют, и общая оценка города, потому что трудно называться городом инновационным, будучи с плохой экологией или с тяжёлой транспортной ситуацией, которая, к сожалению, у нас тоже присутствует.

Таратута: Это любимая шутка тех людей, которые занимались Московским финансовым центром- совершенно непонятно, как привлекать каких-то людей сюда, если доехать их точки А в точку Б просто технически невозможно. Если человек приезжает в Москву, и у него четыре встречи, то он опаздывает на каждую.

Комиссаров: Мы действительно считаем, что такие вещи – условия необходимые, но недостаточные. Понятно, что должна быть нормальная транспортная ситуация, должны быть рестораны, должны быть клубы, должны быть театры, это всё тоже учитывается в этом рейтинге, ну и должна быть специализированная инфраструктура, потому что  иначе…

Таратута: Я пыталась просто понять, что произошло с Москвой, как она прошла эти 100 позиций?

Комиссаров: Произошло две основных вещи: первое – это то, что запустили программу «Москва – инновационная столица», действительно за эти полтора года удалось сделать достаточно многое, я готов про это рассказать, и второе – это то, что мы стали обращать внимание на эти рейтинги и просто работать с этими агентствами, которые различные рейтинги делают. Выяснилось, что зачастую информация, которую они используют, неправильная.

Таратута: Неправильно считают?

Комиссаров: Неправильно считают, где-то не нашли информацию и посчитали, что этого нет. Когда мы показываем, что у нас это есть, это сразу повышает.

Таратута: Не могу не вспомнить, вот Виктор Антонович Садовничий всякий раз, когда  МГУ не входит в список самых престижных ВУЗов мира, он тоже говорит, что неправильно считали. Это, видимо, так происходит с любым непопадающим в рейтинг.

Комиссаров: На самом деле рейтинги все такие специфические, наверное, нет ни одного идеального. Понятно, что невозможно учитывать все критерии, поэтому всегда остаются какие-то недовольные.

Таратута: Мне кажется, что сейчас само слово «инновация» не очень в части. Был период, когда президентом был Дмитрий Анатольевич Медведев, он его ввёл в оборот, а потом президент сменился, и дальше как-то инновации закруглились. Сейчас Сколково проверяют, обыски, у Роснано проблемы.  Насколько я понимаю, одно из ваших достижений – это технополис «Москвич», вы, по-моему, делали какой-то совместный проект с Роснано, говорили о том, что это ваша большая удача. Как в этих условиях, когда инновации чистят особенным образом, вы продолжаете работать в Москве? Вас это касается или удар не такой далёкий?

Комиссаров: Я всё-таки надеюсь, что никакого удара по инновации нет. В чём вы точно правы – в том, что немного это слово замылилось и уже не воспринимается так, может быть, как должно было восприниматься. У меня полная уверенность, что если мы не будем поддерживать науку, не будем поддерживать современные разработки, то будущего у нас действительно нет, ну в том плане, каким мы его хотели видеть: ярким, достойным. Такая проблема существует. По поводу того, что можно ли и нужно ли заниматься инновацией, как мы это делаем в Москве…

Таратута: Есть ли у инноваций политические проблемы?

Комиссаров: Я думаю, что это вопрос, как к этому относиться, потому что мы видим, что есть поддержка и со стороны государства и со стороны города в лице мэра высокотехнологичным компаниям. Давайте мы уйдём от слова «инновация», давайте мы будем просто говорить про то, что городу нужно.

Таратута: Как политически это неблагонадёжно.

Комиссаров: Не как политически неблагонадёжно, а как политическое слово, которое действительно вызывает зачастую некое раздражение.  Действительно Москве нужны высокотехнологичные компании, Москве нужна наука, Москве нужны предприятия, которые делают что-то новое и не просто на уровне города, но на уровне мировом.  Делать это, поддерживать всю эту активность, не создавая инфраструктуру и не поддерживая тем или иным образом, просто невозможно или не очень эффективно.

Таратута: Внутри этого слова «инновация» существует что-то такое, что нам доступно для понимания? Какое-нибудь ваше достижение инновационное, которое по нашим понятиям приносит нам пользу?

Комиссаров: Я бы неожиданный привёл сейчас пример не в виде какой-то инновационной продукции, не в виде каких-то умных слов, а в том, что мы сейчас впервые столкнулись с тем, что те компании, которые приходят на наши площадки, привлекают людей, которые в своё время из нашей страны уехали, учёных, инженеров. У нас уже такие первые ласточки есть, которые возвращаются в Москву для того, чтобы здесь реализовывать эти проекты.

Таратута: А из каких сфер эти люди?

Комиссаров: Инженеры, учёные, физики, биологи. Мне кажется, что вот это самое главное, потому что все инновации, весь бизнес – это люди.

Таратута: А что за сфера, куда может вернуться учёный, поработавший на Западе? В какие сферы можно вернуться сюда?

Комиссаров: Сейчас есть несколько компаний, которые активно развиваются в сфере микроэлектроники, там есть определённые вакансии для людей с мировым опытом, с мировым бэкграундом. У нас сектор биотехнологий достаточно активен. К сожалению, про это мало говорят и знают, например, в том же Курчатовском институте работают и молодые и не очень уже молодые люди, которые опять-таки работали до этого за границей, учились там и сейчас занимаются ядерной физикой, например.

Таратута: Насколько вы собираетесь очистить город от промышленных предприятий?  Я прочитала, что такой план есть, но он должен быть согласован с ключевыми игроками: с Ростехнологиями, с Росатомом и ещё каким-то людьми. Получается, что производство, связанное с Росатомом, не трогаем, с Ростехнологиями тоже не трогаем. А кого тогда мы выводим?

Комиссаров: Это какое-то всеобщее заблуждение, которое мне всегда приходится опровергать. Мы никого не выводим, по крайней мере, насильно точно. Мы говорим о том, что в Москве большое количество промзон, если быть точным – 209. К сожалению, из большинства этих промышленных зон предприятия уже давным-давно ушли, либо их оттуда вывели, и там сейчас что-то сдаётся в аренду, где-то свалка. Мы сейчас находимся с вами в «Красном октябре», который когда-то был предприятием, а сейчас здесь в основном, офисы. Наша задача – сделать так, чтобы промышленность в Москве осталась. Наша задача – чтобы не было грязной промышленности, которая дымит, пылит, загрязняет воздух, воду, мешает жителям. Если она этого не делает, то мы никого не выводим.

Таратута: Судя по всем, делает.

Комиссаров: Есть предприятия, которые действительно портят экологию, и есть законные методы борьбы с ним, у нас уже были истории за последнее время, когда предприятия закрывались именно из-за претензий по экологии. В то же время, вы упомянули Росатом, Ростехнологии – это те компании, те предприятия, которые владеют большим количеством предприятий, в том числе и в Москве, и у них есть свои планы по развитию. Где-то эти корпорации концентрируют свои усилия в других регионах, где-то планируют какие-то предприятия объединять. За что боремся мы, за что борется наш департамент – чтобы все интеллектуальные составляющие этих предприятий по возможности остались в Москве. Если мы говорим: «Окей, давайте выводить»…

Таратута: Приведите пример, потому что это всё немного теоритическая конструкция.

Комиссаров: Давайте на примере авиастроения расскажу. В Москве есть «МиГ», в Москве есть «Туполев», в Москве есть и другие компании, так вот частичное производство самолётов, которое ещё есть в Москве, будет выводиться в другие регионы. Мы говорим о том, что так называемые R&D центры, Research and Development или то, что у нас принято называть «научно-исследовательскими центрами», чтобы они оставались в Москве, потому что мы хотим, чтобы в Москве были такие рабочие места, мы хотим, чтобы в Москве была такая компетенция, мы хотим, чтобы они вносили свой вклад в экономику города.

Таратута: Но…?

Комиссаров: Никаких «но», просто именно в этом направлении мы и работаем. Здесь как раз противоречий нет ни с кем из этих корпораций, потому что пять-таки рабочие руки квалифицированные и головы в Москве, поэтому  тяжело вывести какое-то конструкторское бюро в далёкую деревню, где-то далеко от Москвы.

Таратута: Но оно, очевидно, не очень дымит, это конструкторское бюро. Скажите, ситуация с ЗИЛом какова? Это интересная история, потому что ЗИЛ всегда был любимой игрушкой Юрия Лужкова, и новый мэр Сергей Собянин испытывает тоже к нему какие-то тёплые чувства. При этом это тоже одна из промышленных зон, которую вы собираетесь, если я верно понимаю, реорганизовать и превратить её  в город-сад. Что мы делаем – мы вкладываемся в ЗИЛ, как в предприятие , или превращаем эту территорию в город-сад?

Комиссаров: И то, и другое.

Таратута: Расскажите, как это у вас получается?

Комиссаров: Получается следующим образом. ЗИЛ занимает огромную площадь – почти 300 гектаров, и выработка с единицы площади неприлично мала, я даже не хочу называть никакие цифры сейчас. Для современного производства, даже автомобильного, достаточно гораздо меньше территории. Какое решение принято сейчас? На южной территории, на южной площадке будет автопроизводство, занимать это производство будет гораздо меньше площади – около  50 гектаров, а освободившиеся 250 гектаров  как раз и будут превращены в город-сад.

Таратута: А что будет в этом саду?

Комиссаров: Был проведён конкурс международный по проекту. Это будет зона смешенного использования, то есть там будут и жилые дома, там будут и объекты культуры, и спортивные сооружения, и парк, и места отдыха для жителей, и магазины, и кинотеатры, всё вместе. Такой город в городе, вообще это один из основных сейчас подходов Мосархитектуры и московского правительства  в том, чтобы не создавать таких гетто ни живых, ни производственных, потому что, мы с вами говорили о транспортных проблемах, одна из причин транспортных проблем в том, что люди вынуждены туда-сюда ездить на работу. Живут в одном месте, около Кольцевой, предположим, а работают в центре.  У нас каждый день в центр города въезжает и выезжает 2 миллиона человек, поэтому здесь никакие дороги не спасут.

Таратута: А как изменилась ваша жизнь и наша жизнь, пока мы этого не ощущаем, с увеличением Москвы? Мы получаем только минусы или плюсы в этом есть?

Комиссаров: На присоединённых территориях как раз промышленных зон не так много. Я считаю, что это определённая возможность для развития и для развития, может быть, более правильного, чем когда-то развивалась Москва. Например, жилое строительство там планируется только малоэтажное, чтобы не строить эти коробки, которые уже утомили всех в Москве.

Таратута: Очень много было слов, что этот нарез, который получила Москва, такой странной формы, что мы получаем не кольцо добавочное, а мы получаем какой-то странный кусок, с которым непонятно, что делать, в нём дырки, как от сыра.  Я просто повторяю все красочнее сравнения, которые звучали. Вы как это оцениваете, как человек, которому приходится с этой территорией взаимодействовать?

Комиссаров: Я на это смотрю немного под другим углом, мне важно то, что в этом непонятном пространстве  находится Троицк. Троицк – это научный центр, это действительно место, где, к счастью, всё ещё работает много учёных, где много умных людей, где несколько институтов расположено. Для нас очень важно использовать этот потенциал, получить более тесное взаимодействие между тем, что есть в Троицке, и тем, что есть в Старой Москве, как ещё сейчас можно называть. Я думаю, что такое взаимодействие будет полезно всем. Мы видим возможности для создания тех самых индустриальных парков на присоединённых территориях для того, чтобы там создавать рабочие места, чтобы люди с ближайшего Подмосковья ехали не только в Москву, в центр Москвы, а ещё имели возможность поработать там.  Так что у меня свой угол зрения на эту проблему, на эту возможность, я бы сказал. Этот взгляд не такой плохой.

Таратута: Просто именно в наукоградах были всегда какие-то точки свободомыслия.

Комиссаров: Наверное, на то они и наукограды, люди должны, может быть, мыслить менее стандартно и шаблонно, чем в каких-то других местах. Моё мнение, что учёные – это наше всё, и мы должны, конечно, больше внимания обращать на учёных, особенно делать так, чтобы молодёжь не уезжала, оставалась и работала.

Таратута: Я верно понимаю, что вы начинали с пространства чуть более узко очерченного, как поддержка малого и среднего предпринимательства. Там всё укрупнилось, и это одна из частей вашего функционала теперь.  Вот эта история с индивидуальными предпринимателями и со страховыми взносами, которые они теперь вынуждены отчислять, которые так ударили по их кошелькам, и слова о том, что гигантское количество предпринимателей сегодня должны свернуть свою деятельность. В какой степени это касается Москвы?

Комиссаров: В гораздо меньшей, чем касается индивидуальных предпринимателей в целом по стране. Это действительно проблема в рамках нашей страны, действительно многие предприниматели вынуждены были закрыть. Я общаюсь очень много с общественными организациями, в том числе с «Опорой России», которая свои исследования проводит, и для небольших городов  зачастую такое повышение социальных платежей действительно сродни, вынуждены предприятия закрываться. В Москве ситуация другая. Если честно, моё мнение, что я не поддерживаю то решение, которое было когда-то принято, о повышении  этих страховых взносов. Могу сказать, что для Москвы это, конечно, не так актуально, не так проблематично. Вы видим, что количество закрывающихся индивидуальных предпринимателей в Москве совсем не так велико.

Таратута: Что сейчас делается для того, чтобы ощущения мелкого и среднего бизнеса были более комфортными? Или у вас нет такой задачи?

Комиссаров: Есть, мы действительно хотим так сделать. Я бы хотел уйти  от такого сухого перечисления мер поддержки, которые мы осуществляем. Если в нескольких словах, то первое – это всё-таки снижение всякий разных админбарьеров, к счастью, это удаётся делать в некоторых областях, по крайней мере. Снизилась процедура регистрации, процедура получения разрешения на строительство, процедура подключения к электрическим сетям и так далее. Совсем недавно мы начали заниматься процедурой подключения к газу и к другим ресурсам. Это вообще очень важно, потому что все предприниматели говорят: «Главное – не мешайте», не мешайте – значит, сократите все сложности и проблемы.

Таратута: Прежде все говорили об откатах, о коррупционной составляющей, не очень понятно – сказать, что она сократилась, таких слухов мы тоже не слышим. Как вам внутри кажется?

Комиссаров: Мне кажется, что как раз те самые сокращения и упрощения процедур именно для этого важны. Вопрос не в количестве дней, не в количестве бумажек, которые надо сдать  для получения того или иного разрешения, вопрос в другом. Я был сам поражён, когда мы стали этим заниматься в рамках штаба, у нас такой штаб поддержки бизнеса, что никто не может сказать, ни один человек, даже правительство Москвы, не мог или не хотел, расписать все процедуры, которые должен пройти предприниматель для подключения к электричеству. Конечно, когда создаётся такая среда мутная, извините за такое слово, то и легче кому-то находить свой интерес в этом. Как только мы делаем все эти процедуры более прозрачными, понятными, говорим: «Нужно прийти сюда и получить это, там получить то», то возможностей для коррупции становится намного меньше. Поэтому говорить о том, что коррупции сейчас нет или она исчезла, было бы глупо. К сожалению, есть. Но то, что есть такой тренд к опрозрачиванию этих всех процессов, это я точно вижу, и мне кажется, это важно.

Таратута: У вас абсолютная бизнес-биография, вы не только не скрываете, но из-за этого попали в мэрию. Вы даже были предпринимателем года в 2010 году.

Комиссаров: Да, по версии «Эрнст энд Янг», в области «Промышленное производство».

Таратута: Почему я вам задаю этот вопрос – потому что сейчас очевидная федеральная кампания по не то чтобы по ликвидации людей с бизнес-прошлым во власти, но в некотором смысле депутаты лишаются мандата, потому что у депутатов был бизнес, и они не слишком от него отказались, сенаторы, богатые люди, уходят из Совета Федерации добровольно. Какая в этом смысле ситуация в правительстве Москвы, докатилась ли до вас эта история? Как вы вообще относитесь к тенденции ухода людей от бизнеса из власти? Это верно или нет?

Комиссаров: От бизнеса во власть или наоборот?

Таратута: Нет-нет, люди, которые попали изначально из бизнеса во власть, потому что их призвали туда, теперь вынуждены уходить, потому что ситуация изменилась.

Комиссаров: Во-первых, мне бы не хотелось и я не могу комментировать все эти бизнес-истории в Думе и других органах государственной власти. Я не могу не потому, что мне кто-то запрещает, я не знаю деталей и всегда считаю, что не совсем корректно – где-то что-то услышал, и из этого делать какие-то выводы. Моё личное мнение – существуют какие-то правила, просто был период, когда все считали, что эти правила можно не выполнять. Если есть правило, что находясь на госслужбе, нельзя заниматься бизнесом, при этом многие его нарушали и так или иначе бизнесом занимались, сейчас стали на это обращать внимание по разным причинам, глобально в этом ничего страшного нет.

Таратута: А вам не кажется, что идёт «охота на ведьм» просто – на людей с бизнес прошлым?

Комиссаров: Мне так не кажется, также я не верю в заговор чиновников против бизнеса, также я не верю, что кто-то целенаправленно охотится за предпринимателями, которые пришли на госслужбу.

Таратута: Я правильно понимаю, что Сергей Собянин не охотится на людей, которых сам же и призвал на работу?

Комиссаров: Мне кажется, наоборот, он очень многих людей позвал именно из бизнеса, очень многие люди пришли из бизнеса. Мне кажется, что это хорошо. Другое дело, должен быть какой-то баланс, потому что госслужба – это тоже своя специфика, и хорошо, когда кто-то приходит с бизнес-подходами, с какими-то яркими идеями, а кто-то их сдерживает с точки зрения  закона, норм, правил и так далее. Ещё хочу сказать, что я в этом плане абсолютно спокоен, потому что, перейдя на госслужбу, я никак не занимаюсь своими бизнесами, которые у меня есть. Честно говоря, даже если бы хотел, то физически, наверное, не смог, потому что нет для этого ни времени, ни сил.

Другие выпуски