Эдуард Сагалаев о разнице между спиной Путина и Альцгеймером Рейгана

01/11/2012 - 14:50 (по МСК) Юлия Таратута

Президент Национальной ассоциации телерадиовещателей Эдуард Сагалаев о том, должны ли люди знать правду о здоровье своего президента, депутатском запросе к Владимиру Познеру и о раздвоении личности Эрнста и Добродеева.

Таратута: Эдуард Михайлович, очень хочется поговорить с вами о телевидении, поскольку, что ни день – то информационный повод. И начать я бы хотела с ситуации вокруг Владимира Познера – вашего хорошего знакомого и моего бывшего коллеги. К сожалению, он покинул телеканал «Дождь» и работает теперь исключительно на Первом канале. И это принесло ему первые коммуникационные плоды. Я говорю о депутатском запросе, который был направлен, инициирован депутатом Костуновым. Это депутат нового созыва, новой волны. Ему не понравилось послесловие, которое прозвучало в программе Владимира Познера. Программа с Ренатой Литвиновой, все было симпатично, замечательно, а в конце Владимир Познер высказался по делу Развожаева, оценил эту ситуацию, и его реплика финальная была оценочной и, скорее, негативной. Я буду так аккуратно говорить. После чего немедленно последовало обвинение в непатриотичности. Эдуард Михайлович, как вам эта ситуация? Депутат пишет на первый канал: «Увольте Владимира Познера!»

Сагалаев: Вы знаете, я думаю, что здесь случай взаимного пиара. Депутат пропиарил себя, его пропиарили все средства массовой информации. И Владимир Владимирович тоже пропиарился, в хорошем смысле этого слова, потому что он вызвал очередной скандал, а это всегда хорошо для телевизионного ведущего. Мне, кстати, очень понравилась Рената Литвинова в этой программе.

Таратута: Мне тоже. Я, правда, кусочками смотрела.

Сагалаев: Все это было бы достаточно невинно. Такие письма привычны для телевизионных руководителей. Я не знаю, сколько таких писем получает Наташа Синдеева. Я помню, это и в советские времена было, когда писали по поводу несколько других ситуаций, но тоже не хватало патриотизма, не хватало чего-то еще. И этот депутат – очередной случай, который достаточно рядовой в жизни телевидения.

Таратута: А вот вы говорите о том, что миллионы писем получают руководители телеканалов, но вспоминаете советское время. Так это рядовой случай для советского времени или для нашего?

Сагалаев: Это, безусловно, характерно для советского времени. И то, что происходит – характеризует наше время, как советское, потому что мы всё-таки должны жить в цивилизованном мире. Но депутаты не хотят жить в цивилизованном мире.

Таратута: Вот вы говорите, что это было бы все невинно, если бы не….

Сагалаев: Если бы не было так опасно. Кто пишет  это письмо? Пишет депутат от «Единой России». И кто топчет белую ленту? Топчет депутат «Единой России».

Таратута: Не просто депутат от «Единой России», а депутат, известный инициативами, наибольшим образом совпадающими с генеральной линией. Есть несколько депутатов, которые обычно озвучивают серьезные символы власти.

Сагалаев: Меня пугает вот что. Серьезная есть история, связанная с тем, что правящая в стране партия выступает с таких маргинальных позиций. И я хочу понять – это отдельные депутаты так себя проявляют или это линия «Единой России»? А ведь у нас «Единой Россией» руководит Дмитрий Анатольевич Медведев. У меня возникает странное ощущение, что они идут в разрез с линией партии, которую возглавляет Дмитрий Анатольевич Медведев, либо они отражают суть …

Таратута: Это вы сейчас обращаетесь к премьеру таким образом? Дмитрий Анатольевич, вы – человек, который говорит другие вещи.

Сагалаев: Да, для вас вообще не свойственен такой подход, к прессе в том числе. С вашим любимым тезисом «Со свободной лучше, чем с несвободной». Вот это меня беспокоит. Насколько в «Единой России» существует вообще какая-то политическая стратегия.

Таратута: Эдуард Михайлович, вот тут такая история. К Владимиру Познеру не всегда справедливо, как я считаю, предъявляют претензию такого рода, что он человек бывалый, очень опытный, он существует в тяжелых условиях Перового канала. И речь идет не о его самоцензуре, а о некотором понимании вещей: куда идти можно, а куда – нельзя. И были такие языки, которые говорили, что Владимир Владимирович знает, что он говорит. И если сказал про Развожаева – значит, можно. Вы согласны с такой постановкой вопроса, или всё-таки он проявил личную смелость?

Сагалаев: Нет, я не согласен, во-первых, что он существует в тяжелых условиях Первого канала. Он существует в нормальных условиях Первого канала. Если бы там были такие невыносимо тяжелые условия, то, наверное, он перестал бы там работать. Это был его выбор, что он всё-таки будет работать на Первом канале, а не на «Дожде».

Таратута: Нет, я сейчас не сравниваю, а говорю исключительно о требовании самоцензуры.

Сагалаев: Нет, я хочу сказать, что это не тяжелые условия, это нормальные условия. То, что Владимир Владимирович говорит – он то, что думает, то и говорит. Были случаи, когда что-то вырезали из его послесловий знаменитых. Как их назвать, я не знаю. Есть какой-то термин, но я не могу его воспроизвести, он не совсем цивилизованный. В общем, то, чем он заканчивает свою программу – послесловие. В данном случае, насколько я понимаю, скандала никакого не было на Первом канале.

Таратута: А вы не в курсе, как Константин Львович отреагировал на это на все, вы же внутри находитесь?

Сагалаев: Нет, я специально не интересовался, но я знаю, что ничего скандального на Первом канале не произошло в связи с этим. Владимир Владимирович, конечно, очень опытный человек, грамотный человек, он понимает, где он живет, понимает ту черту, которую можно переступить и ту, которую нельзя переступить. Но он всегда рядом с этой чертой, иногда он за нее заходит.

Таратута: То есть, вы считаете, что это его такая личная смелость, и он всё время отодвигает немного флажки?

Сагалаев: Да, конечно.

Таратута: Эдуард Михайлович, у меня тогда вот какой вопрос. Вы смотрите, наверное, как и я все, что громкого выходит на телевидении. «Анатомия протеста», произведения Аркадия Мамонтова и т.п. Как вам кажется, сейчас это становится совсем очевидно: про НТВ принято говорить, что это два канала внутри канала, а сейчас почти так же происходит и с Первым каналом. Например, есть программа «Человек и закон», где показывают голову педофила - поклонника или непоклонника Алексея Навального, человека с Болотной площади. И рядом, на том же канале - Владимир Познер с совершенно другими словами. Как сейчас каналы существуют в таких 2-х мирах?

Сагалаев: Вы знаете, существует такое слово плюрализм. Возьмите наше с вами любимое «Эхо» или телеканал «Дождь». Здесь может получить слово и Лимонов. Не знаю, как у вас насчет Лимонова, но на «Эхе» я слышал его недавно с большим удовольствием. И может получить слово любой…

Таратута: Но это немного разные вещи. Одно дело – прямая речь, другое – абсолютно идеологическая история.

Сагалаев: У них тоже ведь есть разные позиции. У ведущего «Человек и закон» Пиманова – одна позиция, она совершенно для меня понятна, я ее полностью не разделяю. Но мне интересно смотреть, то, что говорит Пиманов. Я смотрю, не принимаю это сердцем, но мне это интересно, потому что я хочу понять тот контекст, в котором мы живем.

Таратута: Я абсолютно с вами согласна, что очень любопытно и интересно то, как думают другие люди. Но я говорю о двуязычии идеологии. На чьей стороне сердце руководителей?

Сагалаев: У нас нет идеологии, начнем с этого. На каналах тоже нет идеологии. Может быть, она там и не нужна. Идеология для СМИ простая – больше правды. Вот какая идеология должна существовать. Но правду каждый понимает так, как он понимает. И, наверное, Пиманов говорит правду, как он ее понимает.

Таратута: Вы считаете его искренним, уверенным в своей правоте человеком. Вы так и не ответили мне на вопрос, как вам кажется, на чьей стороне сердце руководителей телеканалов? Например, Константина Эрнста, который показывает в эфире и Пиманова, и Познера.

Сагалаев: Вы знаете, я думаю, что сердце Константина Львовича Эрнста – это сердце большого интеллектуала, сердце человека, который очень много видел в своей жизни. Это сердце человека, который хочет, чтобы ему доверяла аудитория, в том числе молодежная. И он действует в рамках возможного. У нас все действуют в рамках возможного. В том то и дело, что где грань возможного и кто ее определяет?

Таратута: А скажите, например, у Олега Добродеева и Константина Эрнста сейчас разные грани возможного?

Сагалаев: Я думаю, что да. Потому что один понимает ее так, другой – иначе.

Таратута: А в чем это проявляется? Как вы оцениваете? Я говорю о новостях. Как вы чувствуете, какая грань у одного и другого?

Сагалаев: Мне кажется, что новости Первого канала – программа «Время» - более официальная, а «Вести» - более свободная. А в других программах, может быть, наоборот. Я, например, смотрю все новости: и Первого канала, и НТВ, и Рен, и «Вести», естественно. Я вижу, что новости у нас не достаточно правдивые, если так мягко выразиться.

Таратута: Хорошо. Вы говорите, что смотрите все. Наверняка, вы смотрели фильм Вадима Такменева про Владимира Путина.

Сагалаев: Да, конечно.

Таратута: Вы видели там эпизод, связанный с бильярдом и с 2-мя кураторами СМИ – Алексеем Громовым и Дмитрием Песковым. У меня в связи с этим вопрос: кто сейчас у нас курирует телевидение?

Сагалаев: Вы знаете, сказать, что курирует Алексей Алексеевич Громов и Дмитрий Песков – было бы не совсем правильно. Всё-таки телевидение в каком-то смысле не курируется, потому что Громов и Песков не могут приказать Эрнсту или Добродееву что-то. Они могут порекомендовать, высказать свою точку зрения, с которой можно поспорить.

Таратута: И часто случаются споры?

Сагалаев: Мне кажется, что вообще политика телевидения в нашей стране определяется Владимиром Владимировичем Путиным. Стратегия этой политики. Причем, это касается только больших каналов.

Таратута: Меня просто интересует, если Владимир Владимирович чего-то хочет, кто доносит эту волю?

Сагалаев: Он может сам донести, он же встречается периодически с руководителями СМИ.

Таратута: Он же не поднимает трубку и вряд ли звонит руководителю напрямую, наверное, эту функцию выполняет кто-то другой.

Сагалаев: Почему? Он может позвонить напрямую. Я так думаю. У меня есть свой опыт руководства Первым каналом, руководства ВГТРК. Мне звонили и Горбачев, и Ельцин. Нормально это было.

Таратута: Вам кажется, что сейчас тоже так происходит? Звонки происходят напрямую?

Сагалаев: Я этого не знаю, потому что я не работаю сейчас руководителем на больших каналах. Но я думаю, что это нормально. Все зависит, с чем он обращается к руководителю канала. Через Громова, через Пескова. Громов и Песков – это люди, которые выстраивают модель развития современного телевидения. Мало кто знает, но то, что происходит сейчас в стране – цифрорезация, этим занимается правительственная комиссия. А в ней очень активную роль играют и Песков, и Громов. Сейчас глава этой комиссии – Сурков.

Таратута: Он тоже играет большую роль?

Сагалаев: Конечно, он будет играть большую роль в этом качестве. Я тоже член этой правительственной комиссии, кстати, что хорошо. Я представляю интересы индустрии, региональных компаний. У нас сейчас будет конгресс с 6 по 8 ноября в Москве и выставка «NATEXPO». Это очень большое событие в жизни нашего сообщества. Там будут такие выступления, что мама не горюй. Будут выступать от регионов люди, которые будут резко критиковать современную политику цифрорезации. Я об этом говорю, потому что нельзя говорить сейчас о свободе на телевидении, не имея в виду, что технология сегодня позволяет принимать у себя в кабеле, на спутнике огромное количество каналов. В том числе, «Дождь». Не было бы «Дождя», если бы не было кабеля, спутника.

Таратута: Скажите, а вы, как человек, который плотно общается с регионами, с региональными радио-вещательными компаниями, как вы думаете, кому сейчас труднее под прессом этой неправды? Регионам или центру?

Сагалаев: Регионам сложнее, потому что они под прессом губернаторов, мэров.

Таратута: Но вряд ли им звонит непосредственно президент, как руководитель федеральных каналов.

Сагалаев: Нет, им губернатор может звонить.

Таратута: Вы имеете в виду, что расстояние такое же?

Сагалаев: Да, но на уровне регионов это, конечно, выглядит совсем не хорошо. Очень часто там такой прессинг, который несравним с тем, что происходит на больших каналах.

Таратута: А что просят? По мелочи, свои частные дела?

Сагалаев: В том числе, бывает и так. Труднее всех сегодня частным региональным каналам. Есть губернаторский канал, что там спорить? Хотя, есть муниципальные каналы. Многие из них сохраняют относительную независимость. Но есть те, кто находится в постоянном состоянии борьбы. Есть случаи, когда убирают негодных, когда закрывают каналы. Из каждого такого случая мы делаем большой скандал, и часто бывает, что мы отстаиваем эти каналы и этих людей.

Таратута: Эдуард Михайлович, все это неприятно, но я хотела бы вернуться все же к федеральным каналам. Такая тема, про которую вы совсем хорошо должны знать и думать. Сейчас очень много информации из СМИ о здоровье президента В.В. Путина. Появилось много разных сообщений о том, что у него проблемы со спиной, что, возможно, нужна операция, что сократилось число зарубежных визитов. Пресс-служба что-то опровергает, какую-то часть подтверждает. У меня такой философский вопрос. Информация о здоровье президента страны должна быть публичной?

Сагалаев: Я хочу привести пример с Рейганом. У него было тяжелое заболевание, связанное с мозгом, не помню, как называется. Т.е. он, будучи президентом, был уже неадекватен. И об этом знало его ближайшее окружение. Когда он ушел со своего поста, когда его переизбрали, выяснилось, что все ключевые решения принимала за негоего команда. Это тот случай, когда, конечно, информация о здоровье президента должна была бы быть публичной. Но ее не было. Этот случай с Рейганом радикально отличается от того, что у нас сегодня со здоровьем президента. Мы все прекрасно понимаем, что наш президент в очень хорошей физической форме.

Таратута: А вы знаете, я не хочу вообще про это понимать. По каким симптомам я должна это понимать? Вы сами привели пример того, что страна должна знать, что происходит, кто ею руководит – президент или его команда? Куда он может уехать? Я не хочу видеть по симптомам. У меня была гостья Наталья Геворкян, она посмотрела фильм Вадима Такменева и предположила, что у президента проблемы со спиной, она увидела корсет под рубашкой, вот она рассуждала на эту тему. В принципе, это же влияет на нашу жизнь, мы же не должны рассуждать.

Сагалаев: Мне кажется, что мы должны знать о здоровье президента в той мере, в которой это влияет на нашу жизнь.

Таратута: Я хотела спросить, а вам кажется, даже мелкие какие-то события не влияют?

Сагалаев: Я думаю, сейчас то, что говорит пресс-служба президента – этого достаточно, потому что проверить это невозможно. Мы можем этому доверять, можем не доверять. К сожалению, многие не доверяют и предполагают, что там вообще Бог знает что.

Таратута: Я подозреваю, почему они не доверяют, потому что первое сообщение, подтверждающее хоть что-то, появилось сегодня, а информация о том, что могут быть некоторые неполадки со здоровьем, появилось некоторое количество дней назад. Это совершенно естественная для России ситуация.

Сагалаев: Это не сегодня появилось.

Таратута: Ну такое жесткое подтверждение того, что что-то может быть.

Сагалаев: Буквально в первый день Песков сказал, что у него есть проблема, связанная со спортивной травмой. Но не будем об этом спорить. Я для себя не допускаю, что там действительно что-то серьезное. Это на уровне ощущений. Я допускаю, что там может быть серьезнее, чем говорит пресс-служба, но не радикально.

Таратута: А вы же работали с руководителями, когда информация о здоровье была едва ли не камнем преткновения.

Сагалаев: С Борисом Николаевичем Ельциным такая ситуация в этом смысле была очень неправильна. Мы не знали многого о состоянии его здоровья.

Таратута: Но знали многого.

Сагалаев: Мы не знали о его трех инфарктах в перерыве между 1 и 2 турами. И как бы повернулись выборы, если бы мы об этом знали – это большой вопрос. Это для меня навсегда рана профессиональная и человеческая. Я в то время работал ВГТРК. Я знал об этом, но не имел права об этом говорить.

Таратута: А вы делали что-то в связи с этим знанием?

Сагалаев: Да, я разговаривал с Чубайсом, который был тогда главой администрации и руководителем штаба. И в какой-то момент меня отсекли от этой информации тоже, потому что боялись, что я могу что-то такое сказать. Просто меня вывели из состава предвыборного штаба. Но оставили председателем ВГТРК, потому что был бы слишком большой скандал, если бы меня тогда уволили. Вот такая была ситуация. Каждый раз – это вопрос того, как распорядиться знанием.

Таратута: Я верно понимаю, что вам кажется, что это знание было необходимо и вам, и всем остальным?

Сагалаев: Да, тогда это было необходимо всем. Сейчас я думаю, что это не то знание, которое необходимо стране, исходя из того, что я знаю о Путине, о его окружении, о его состоянии здоровья. Я думаю, что это не та ситуация, когда надо бить тревогу.

Другие выпуски