Эдуард Лимонов: не лезьте в мои отношения с властью

Таратута: Вы завтра по традиции собираетесь выйти на Триумфальную площадь, или у вас какие-то иные планы на завтра?

Лимонов: Да, конечно, я по традиции появлюсь завтра на Триумфальной площади где-то в 18.15 часов и наверняка буду задержан нашими силами правопорядка.

Таратута: Я верно понимаю, что решение вашего движения - выйти  с портретами Долматова, и вы будете как-то тематически посвящать ему этот выход?

Лимонов: Дело в том, что на Триумфальную площадь выходят помимо нас и гражданские активисты, и никакого решения никто не принимал. Это была инициатива активистов, люди выйдут с портретами Долматова, да.

Таратута: Что вы вынесли из истории с Долматовым? Вообще она вам понятна? Вы верите в подлинность предсмертной записки?

Лимонов: Мне известно больше, чем кому бы то ни было в этой истории. Во-первых, это наш парень, он у нас был в партии с 2001 года, а потом на некоторое время удалился, такие судьбы сплошь и рядом бывают, потом он вернулся где-то в 2009-2010 годах и стал неизменным участником, кстати, этих акций на Триумфальной «Стратегии-31». По данным нашей полиции, он задерживался 8 или 9 раз. Что произошло? Вы знаете, что он участвовал в событиях 6 мая на Болотной площади, я не советовал моим товарищам идти и таскать каштаны из огня для либералов. Тем не менее, у нас никогда не было строгих запретов, и он там оказался, впоследствии на него осуществлялось давление, у него было несколько обысков, на его семью осуществлялось давление, на его маму Людмилу Николаевну. В результате он оказался в Голландии, взяв с собой пионерский галстук, чистая душа и настоящий патриот Родины, и там его угробили. Сейчас я объясню почему.

Таратута: Хотела бы, чтобы вы ответили на мой вопрос - мы принимаем подлинность записки или нет?

Лимонов: Подождите, сейчас я до записки дойду. Мне это ясно, человеку с моим жизненным опытом, я сам был эмигрантом и беженцем, соискателем политического убежища. Он относится к категории, он об этом не подумал, очевидно, особой, особых соискателей политического убежища. К этой же категории относятся бывшие офицеры ФСБ, бывшие офицеры полиции…

Таратута: Это нежелательная категория.

Лимонов: Нет, очень может быть, даже и желательная. И работники закрытых оборонных предприятий, таких людей спецслужбы, как правило, в стране, куда они прибывают, подвергают  так называемому «дебрифингу», когда они пытаются выкачать из них всю возможную информацию. И вместо того, чтобы дать ему политическое убежище, его стали склонять к тому, чтобы он стал перебежчиком.

Теперь к записке, заметьте, что записка - это не отдельный текст, не текст, написанный на одном листе бумаги, это листки из мелкого блокнота в линейку, и любой эксперт вам скажет, что очень легко подделать такую записку. Можно просто добавить ещё один лист, написать его. Например, в российской юридической практике для экспертизы по почерковеденью требуют написать 2- 3 страницы текста, а это слишком мало текста, чтоб определить, подлинный он или нет. Вот тут заключается загадка этой истории. Я полагаю, что эта записка частично подлинная, а частично добавленная, кое-какие листки просто добавлены.

Таратута: Там есть вещи, которые я, например, не очень чувствую. Он говорит о предательстве, он, во-первых, произносит слово «предательство», а, во-вторых, говорит об этом персонифицировано, говорит о том, что предательство в отношении какого-то  человека. Вы считаете эту запись подлинной или нет? И что он имел в виду?

Лимонов: Он мог иметь в виду предательства доверия кого-либо, например, кого-то, кто устраивал его на эту работу, предположим, я ведь не говорю с уверенностью. В том мире, в котором он последние дни провёл, в депрессивном состоянии, у него особые были отношения с реальностью, поэтому принимать за чистую монету всё не стоит. Как мы выяснили, в ходе последних 12-13 дней, поступают новые сведения, у меня есть связь с несколькими правозащитниками из Голландии, первые 11 дней Голландия молчала, а потом стала выпускать дезинформацию, разные «компроматы», чтобы его очернить. Они виновны, безусловно, кто виновен в его смерти - это Голландия.

Таратута: Ни для кого это не новость, что вы обвиняете Голландию, говорите, что это убийство по-голландски, вы сравниваете эту историю с убийством Магнитского. Вы говорите, что это убийство по-голландски, таким образом, вы риторически убираете российскую сторону вопроса, а у нас не местные силы, не местные спецслужбы, которые пасли вашего товарища…

Лимонов: Давайте без демагогии, даже если демагогия массовая, даже если об этом говорят тысячи людей, это не значит…

Таратута: Я просто  хочу понять вашу позицию.

Лимонов: Позиция простая - он погиб на территории Голландии.

Таратута: Мы формалисты?

Лимонов: Почему формалисты? А где он погиб в Москве? Если бы он погиб в Москве, мы бы говорили: «Он погиб в Москве», ответственности за него несут власти. Последние трое суток перед тем, как его отправили в депортационный центр, он провёл в полиции. Вы доверяете российской полиции, да? Нет, не доверяете, и я бы не стал доверять, я не доверяю и голландской полиции, потому что у меня опыт 20-ти лет жизни за границей, я сталкивался за это время чёрт знает с кем. Я был и во французской полиции, и во французской контрразведке, и кому, как не мне говорить об этих вещах, а не российским гражданам, которые ездят от «Академической» до станции «Охотный ряд» и ничего не знают. Поймете же!

Таратута: Поняла. Мой вопрос заключался только в том, что странно говорить о финишной точке, совершенно не обеляя ту сторону, где это произошло, и ту землю, на которой это произошло, мы не идиоты, все те люди, которые задаются вопросом - а что было здесь, и как он попал в Голландию.

Лимонов: Вы не идиот, вы просто плохо информированы.

Таратута: Почему? Хорошо. Человек уехал из России.

Лимонов: Вы хотите, чтобы я говорил о российских спецслужбах?

Таратута: Я задаю вопрос.

Лимонов: Я понял ваш вопрос ещё до того, как вы мне его задали.

Таратута: Вы просто не ответили.

Лимонов: Понятно, что под гнётом обстоятельств, все эти обыски  здесь у него, давление на него, на его маму, заставили его уехать. Вы это хотите, чтоб я сказал? Вот я вам говорю. Дальше что?

Таратута: Я хочу, чтобы ваш приговор содержал первую и вторую часть.

Лимонов: Да не надо мне приговора, я вам говорю, где он погиб. Я говорю, что в его гибели виновны нидерландские спецслужбы, которые допрашивали его с пристрастием, более того, у меня есть даже сведения, что на этих вопросах присутствовали офицеры спецслужб НАТО. Давайте я сразу расскажу, что я знаю, я много знаю, но расскажу кое- что. Вы слышали, что все источники информации говорили, что на самом деле он не представлял особого интереса для спецслужб, что у него был какой-то третий по степени допуск. Я согласен с этим, абсолютно. Но по моим сведениям, которые я не могу доказать в суде, но я вам говорю, и для общественности это будет интересно, на допросах от него требовали и расспрашивали о том, ездил ли кто-либо из его коллег в командировки в зарубежные страны, а его коллеги - это коллеги по производству и проектированию ракет, когда ездил и в какие. Знаете, что они хотели знать? Они хотели просто доказать поставку российских ракет за границу. Вот, что их интересовало, а вовсе не секретная формула.

Таратута: Ваша позиция понятна, и вы на ней настаиваете.

Лимонов: Это не моя позиция, а то, что я знаю, а вы не знаете.

Таратута: Я читала об этом в вашем интервью, многие могли это сделать, вы не впервые об этом говорите.

Лимонов: Отлично.

Таратута: Вы - человек, с которого по слухам начались телевизионные стоп-листы.

Лимонов: Какие?

Таратута: Стоп-листы, телевизионные стоп-листы, когда человек в «чёрном списке», у него нельзя брать интервью, его нельзя приглашать.

Лимонов: Ну да.

Таратута: Вы довольно долго не появлялись в эфирах и ваше имя было запрещено просто для упоминания.

Лимонов: Я хочу сразу уточнить, что я и не появляюсь, но иногда РЕН ТВ показывает 15 секунд, приезжают, чтобы узнать моё мнение по тому или тому вопросу. Когда я говорю РЕН ТВ: «Возьмите у меня большое интервью, я хотел бы о многом рассказать», они говорят, что они не могут этого сделать.

Таратута: Вы подтверждаете исключительно то, что я говорю. В одном из ваших недавних интервью я прочла, что вас, оказывается, приглашали в последнее время на НТВ, на Первый канал…

Лимонов: Приглашают вовсю, а я не иду, вот, что я хочу сразу сказать.

Таратута: Прекрасно, очень последовательная позиция, раньше не звали, вы не шли, теперь вас зовут - не идёте.

Лимонов: Неправда, я хотел бы - я бы пошёл на прямой эфир на федеральный канал, где я мог бы чётко высказаться по множеству вопросов, в том числе  и о моей политической позиции. Вот, что я хочу, а идти помогать федеральным каналам бороться против либералов я не хочу и  не делаю.

Таратута: Скажите, как вы видите эту ситуацию? Почему вас стали звать?

Лимонов: Это очень просто - им выгодно меня позвать в данный момент, потому что в данный момент то, что я говорю, в 97 случаях не совпадает, а в трех случаях совпадает. Было бы странно, если бы они не бросились на эту возможность и не попробовали её использовать.

Таратута: Вы стали постоянным колумнистом газеты «Известия», где пишите колонки того же рода…

Лимонов: Я не стал постоянным колумнистом, у меня нет с ними никакого контракта…

Таратута: Я шучу.

Лимонов: Я пошёл в газету «Известия» после того, как меня стал цензурировать сплошь и рядом сайт Грани.ру. Даже стыдно говорить об этом подробно, я не хочу их опускать и стыдить, до какой глупой мелочности это доходило.

Таратута: То есть ваш совершенно не смущает, что на Первый канал выйти не хотите, а, условно говоря, идти в печатный ресурс, который…

Лимонов: Вы имеете дело с человеком, который где только не работал. Между прочим, моя карьера в России началась с газеты «Известия», в 1990 году меня стала публиковать газета «Известия», потом, когда газета перешла в руки Голембиовского, они перестали меня публиковать.

Таратута: Мы говорим о свежем состоянии газеты.

Лимонов: Мне важно, что я говорю. После этого я стал посылать свои статьи в «Советскую Россию», тогда меня дружно осуждала вся прогрессивная либеральная общественность, которая приветствовала расстрел Ельциным Белого дома и которая приветствовала варварскую приватизацию.

Таратута: Вообще ни грамма осуждения, хочется понять вектор вашей мысли и хода.

Лимонов: Я хочу сказать, что существуют либеральные предрассудки, я никогда не разделял ничьих предрассудков. Пусть миллионы на этой стороне, но если я считаю, что я прав, я буду один против всех. Вот сейчас и стою один против всех, и горжусь этим, и буду прав.

Таратута: Пока что вы стоите один против всех на страницах газеты «Известия», это как стоять один против всех в комфортной …

Лимонов: Извините, но я вас лично ткну, эту общественность, носом в то, что я публикую в газете. После того как Грани.ру не опубликовали мою статью к юбилею приватизации, где я говорил, что это преступление, я взял и послал её в газету «Известия», и они ни слова не изменили и напечатали.

Таратута: Так Первый канал вообще выложил бы ваш текст на обложку. Я не понимаю, почему Первый канал - плохо, а тут хорошо.

Лимонов: Таков мой выбор. Простите, я всегда публиковался в тех журналах, в которых я считал нужным. Во Франции я приучил всех к тому, что я публиковался в интеллектуальном журнале французской компартии «Революсьон» и одновременно я публиковался в журнале «Шок дю муа», это был националистический журнал, и привыкли.

Таратута: Я, знаете, чего не понимаю? Вы - человек чистых убеждений, вы говорите о том, что вам не хочется никому помогать…

Лимонов: Вы что хотите доказать, что я человек нечистый?

Таратута: Можно я задам вопрос?

Лимонов: Вам не удастся.

Таратута: Я хочу узнать ваше мнение.

Лимонов: Моё мнение вы услышали и будете сейчас его ещё слышать.

Таратута: Прекрасно. Вы не идёте на Первый канал, однако, чтобы вы ни говорили, где бы вы ни печатались, ваше слово слышно…

Лимонов: Отлично, я этого и добиваюсь.

Таратута: Я хочу сказать, что вам не кажется, что что бы вы ни говорили, вы всё равно помогаете власти бороться с либералами?

Лимонов: Я никому не помогаю, никогда не помогал и не буду. Вы знаете, либералы пусть заткнутся, я - человек, который выходил во главе партии 23 февраля 2000 года с лозунгами, на Пушкинской площади мы собрались, и у нас были длиннейшие лозунги: «Путин, мы тебя не звали, уходи!», «Долой самодержавие и престолонаследие!». Кто может из этих людей, которые тогда работали на власть… Какой Борис Немцов, который рекомендовал нам Путина всей душой в то время? Они должны просто сидеть и туфли мои языком вылизывать!

Таратута: С туфлями, я думаю, Борис Немцов как-нибудь разберётся сам, вы в постоянной перепалке.

Лимонов: Я абсолютно последователен.

Таратута: Я чего не понимаю - вам находиться в данном случае в сцепке с властью в точках антиамериканизма, в любой патриотической точке комфортно и нормально, чтобы вы сейчас ни говорили, а вот с Немцовым  из-за дублёнки вы за один стол не сядете.

Лимонов: Немцов - предатель, власть меня не предавала, я её изначально не люблю, она меня не любит, я сидел при ней в тюрьме, получил 4 года. Я это всё помню.

Таратута: Вы сейчас говорите о власти на разных этапах…

Лимонов: Вы не лезьте в наши отношения с властью, я прекрасно знаю, кто она такая, и поверьте мне, запомнил всё и запомнил эти 4 года, запомнил тюрьму, запомнил кирпичи, запомнил всё абсолютно. Я никогда никому не прощу, но то, что был предан протест в декабре 2011 года, и мы теперь знаем подробно, благодаря множеству свидетелей, в том числе и последнему, когда «The New Times» опубликовало огромный репортаж, поаплодируем Жене Альбац, после этого только люди безответственные и бесчувственные могут идти за Немцовым, Пархоменко. Нормальные граждане давным-давно бы возмутились и выгнали бы их к чёртовой матери. И заведите себе других вождей, я обращаюсь к либералам.

Таратута: Давайте вернёмся к тому куску времени, о котором повествует Евгения Альбац, которой вы аплодируете. Скажите, вы действующий политик ведь? Вы согласны с мнением, что политика - это успех, политика - это победа, успешный политик - это победитель?

Лимонов: Политик может быть всякий. Нельсон Мандела отсидел 27 лет  в тюрьме, и когда он сидел, он не был успешным политиком.

Таратута: Я говорю вам сейчас о победе.

Лимонов: А я вам говорю о Нельсоне Манделе. Он не был успешным политиком, когда он вышел, и его партия победила, он стал президентом. И вот тут он стал успешным политиком. Например, Че Гевара никогда не стал бы успешным политиком, но он герой, разные примеры.

Таратута: Я вернусь к тому времени и спрошу вас о том, вы верите в том, что люди имеют право голосовать, как они хотят? Они могут голосовать руками, могут голосовать ногами - это сейчас очень распространённый способ. Люди вышли и ногами пошли от вас в другую сторону, они сделали выбор между более активной, революционной,  жёсткой повесткой  и мягким, в некотором смысле более мирным сценарием. Они пошли не за вами, а в другую сторону, пусть у них плохие вожди, но они пошли не к вам.

Лимонов: Погодите, уже 9 числа была включена огромная пропагандистская машина…

Таратута: Ну что вы - пропагандистская машина.

Лимонов: Да, ваш телеканал «Дождь» призывал всех идти на Болотную…

Таратута: Что вы, мы - мелочь по сравнению с вами…

Лимонов: Ну, дайте мне сказать! Вы пришли моё мнение слушать - слушайте. Ваш телеканал призывал, «Эхо Москвы» каждые 5 минут призывало людей выходить на Болотную, «Финам ФМ», «Коммерсант ФМ», десятки крупнейших блогеров, всё пространство, у вас мощное, а у меня ничего нет. У меня нет таких финансовых средств, у меня нет таких информационных средств. Поэтому люди, конечно, слышат «Эхо Москвы», которое само по себе огромная империя, огромнейшая либеральная партия, Пархоменко её представлял. Как мой слабый голос мог быть услышан? Не мог в такой степени. Во-вторых,  я был один, и мой авторитет  не мог перевесить. Представляете себе две чаши весов, на одной – я, а на другой - Пархоменко, Немцов, Навальный, даже Удальцова каким-то образом обратили в свою веру, конечно, их чаша перетянула меня. Но это не значит, что они правы, а я не прав.

Таратута: ВЫ говорите о пропаганде, а вы представьте себе, что объявляют честные выборы…

Лимонов: Причём пропаганда? Мощь информационной машины вашей, у меня ничего нет кроме ЖЖ за душой, а у вас есть информационная машина. Оглянитесь вокруг и посмотрите.

Таратута: Я верно понимаю, что вам «мы» кажемся более мощным, серьёзным и важным врагом, чем власть?

Лимонов: Слушайте, меня никто не заставляет выбирать, если я не выбираю ни Немцова, ни Навального - буржуазная партия, ни Путина, который тоже…

Таратута: В последних своих текстах  строчкой прописываете, что вы напоминаете нам, что вы не согласны с режимом, а дальше описываете своё несогласие с либералами. Это ваши последние тексты.

Лимонов: Потому что они меня предали, а режим…

Таратута: Режим вас не предавал?

Лимонов: Режим и так и так – дерьмо.

Таратута: Я хорошо помню, как я разговаривала с разными кремлёвскими чиновниками и помню, что они вздрагивали при упоминании вашего имени.

Лимонов: Правильно, хорошо.

Таратута: Это было ещё несколько лет назад, то есть им казалось, что можно отдать все площади всего мира любым людям, только главное, чтоб нашей ноги там не было. А знаете, что я думаю теперь? Что они перестали вздрагивать, они вас больше как будто не боятся.

Лимонов: Да, но площади всё равно не дают.

Таратута: Это неважно.

Лимонов: Если они перестали вздрагивать, значит, это моя недоработка, я доработаю, вы за меня не волнуйтесь. Давайте разберёмся. Я, во-первых, не выступаю против либералов, что я всегда говорил, я выступаю против кучки вождей либеральных.  Я говорю моим либеральным товарищам и союзникам: «Вам надо избавиться от предателей, вы никуда не уедете, уберите хотя бы всё это кодло, которое было ночью с 8 на 9 декабря в мэрии и разговаривало с представителями администрации президента, с заместителем мэрии Горбенко. Уберите их, тех, кто пил этот вискарь, выметите их! Найдите себе новых вождей!». Речь идёт всего-навсего об этой группе, состоящей из 7-15 человек, не более. Всё остальное я прекрасно понимаю, я сам поднимал этих людей, столько раз давая пример на Триумфальной.

Таратута: Да-да, вы сидели с либералами за одним столом.

Лимонов: Я сидел, где сидел.

Таратута: Я просто, знаете, что думаю…

Лимонов: Я один из всех ваших вождишек сидел в тюрьме реально, не на 15 суток, все вопили, пищали от восторга и писались от удовольствия.

Таратута: Мы не способны этого забыть и с большим уважением относимся к вашей биографии.

Лимонов: Ваше уважение для меня ничего не сулит.

Таратута: Я, знаете, чего не понимаю, вы - человек политического склада, а в последнее время вы так часто говорите об иерархических вещах, что мне кажется мелочью. Вы теперь не садитесь за стол с либералами…

Лимонов: Давайте короче вопрос, а то вы много говорите, а зрители хотят, чтобы я говорил.

Таратута: Мы не знаем, чего зрители хотят. Вы не хотите садиться на их условиях. А это важно, на каких условиях? Неужели вы не способны задавить их своим голосом?

Лимонов: Вы что выставляете, что это такая тёплая компания? Мы изначально придерживались различных политических верований.

Таратута: Это вам не впервой.

Лимонов: Никто не говорил, что мы придерживаемся различных верований, но когда своим либеральным башмаком  подмяли под себя всех, собрали для прейскуранта, тут у них левые, Удальцов записан, хотя он уже давно не левый и непонятно кто, тут у них записаны националисты - Тор, Крылов. Вот теперь они довольны, но все эти маленькие люди пляшут под либеральную дудку. Я не хочу, чтоб в моей стране вместо Путина, который сломал судьбу многих моих людей - у меня при нём 13 человек погибло, 250 сидели в тюрьме - я никогда этого не прощу, я не считаю нужным говорить это на каждом углу, но я не хочу, чтоб на место него пришла эта группа свистунов из Координационного совета. Я, простите меня, бываю неправ, но вот в этой ситуации с декабрём 2011 года и сегодняшней ситуации я абсолютно  и тотально прав.

Таратута: Просто многим кажется, что вы не любите исполнять роль второго плана, а всякий раз, когда вам не достаётся главная роль…

Лимонов: Мне всё время достаётся главная роль, не надо.

Таратута: … вы ведёте себя чуть более нервно.

Лимонов: Сейчас вы видите, что я один против всех, но все меня комментируют, все прислушиваются к тому, что я говорю, и будут ещё больше прислушиваться и всё больше разделяют мои взгляды, как бы вам это не нравилось.

Таратута: Эдуард Вениаминович, у вас скоро юбилей…

Лимонов: Вот об этом нечего говорить, я не человек азиатского типа, который любит, когда ему приносят подарки, он сидит на сцене, и все ему говорят: «Ах, какой он прекрасный, какой он хороший!». Я свои 60 лет встретил в тюрьме, вот свои 70 лет, в тюрьму, конечно, никто не хочет, что там хорошего, есть хорошие вещи, но  не хочет никто. Я юбилей свой предпочту замолчать, я спрячусь, упаси Господи, чтобы я это…

Таратута: Вы дали интервью, в котором вы сказали, что вы были бы не прочь, чтобы про вас сняли фильм, режиссёром которого являлся бы Квентин Тарантино.

Лимонов: Я давал интервью итальянской газете «Репаблика», этот вопрос был последним, сейчас я посмотрел перевод, я не видел итальянский текст, и это теперь там первая новость.

Таратута: Нет, не первая, я её выискала.

Лимонов: У меня есть основания не доверять, и когда меня спросил пожилой такой сеньор, хотел бы я, чтоб по моей книге сняли кино, я сказал: «А что уже интересуются?», он говорит: «Да, у  нас говорят об этом», я ему говорю: «Да, хотел бы, это было бы клёво», я сказал: «Пускай бы фильм снял Тарантино, он бы меня очень устроил».

Таратута: А вам кажется, вы равны друг другу?

Лимонов: Спросите сейчас в Европе, равны мы или нет. Я не меряю, он гениальный, по-итальянски, кажется «scrittore», по-английски «writer».