Эдуард Багиров: На проспект Сахарова я пришел ради Ксении Собчак. Премьера

06/02/2012 - 18:02 (по МСК)

ГОВОРИТЕ С ЮЛИЕЙ ТАРАТУТОЙ. Писатель, а теперь и политик Эдуард Багиров, 4 февраля выступавший на митинге на Поклонной горе, рассказал Юлии Таратуте о необходимости молодежной политики в России, своем побеге из Молдавии и ненависти к Санкт-Петербургу.

Таратута: В выходные вся Москва вышла на улицы. Может быть, не вся Москва, но такое ощущение складывалось. Все выбирали разные точки, но с людьми пишущими вроде вас всегда очень просто, потому что когда они куда-то идут или не идут, всегда ясно, что они чувствуют, потому что они все фиксируют и записывают. Так вот я ознакомилась с вашим дневником в ЖЖ ,и мне показалось, что вы переживали какую-то бурю сомнений и метаний с момента начала политической активности в Москве. Вы сначала прокляли, буквально, митинг на Болотной площади. Потом вы покаялись и отправились на проспект Сахарова. Потом, прейдя оттуда, вы сказали, что станете спикером Поклонной горы. Расскажите, почему так трудно давалось это решение?

Багиров: Я объясню. На самом деле все просто и в этом нет каких-то глубоких подоплек. Я сходил на Сахарова, потому что меня туда пригласила Ксюша Собчак. Поскольку мы с ней приятельствуем, она смогла найти слова, чтобы меня убедить. Это было что-то вроде пари: она заводит ЖЖ, потому что, я считаю, ей давно пора было это сделать, а я иду на митинг, но я на него не особо собирался идти. Вот собственно и все.

Таратута: Насколько я понимаю, аудитория Поклонной и Сахарова – это принципиально разная аудитория и вряд ли только из-за Ксении Собчак, какой бы прекрасной в ваших глазах она ни была, такое возможно.

Багиров: У меня огромное количество друзей было на этих митингах…

Таратута: А расскажите, кто, кроме Ксении Собчак, Сергей Минаев?

Багиров: Сергей Минаев вряд ли, он на митинги не большой любитель ходить…

Таратута: Константин Рыков?

Багиров: Тоже не знаю, если честно, даже не интересовался. Я имею в виду своих личных друзей, с которыми я близко общаюсь в жизни. Это вполне себе развитые, умные ребята, проживающие в Москве, самостоятельные, самостоятельно мыслящие – они ходили на эти митинги. Я вообще, что касается таких вопросов, типа митингов и каких-то серьезных перемен, требований и все такое прочее, к риторике такого рода я отношусь очень настороженно и изучаю нюансы.

Таратута: И изучив, насколько я понимаю, вы решили примкнуть к колонне на Поклонной горе.

Багиров: Да, и могу объяснить почему.

Таратута: Но перед тем, как сделаете это расскажите, кто вас пригласил туда оратором.

Багиров: Когда я узнал, что будет такой митинг на Поклонной - антиоранжевый, я написал в ЖЖ, что я на такой митинг пойду и, если бы мне там дали слово, я бы даже выступил, потому что мне есть что сказать. Мне буквально сразу же позвонили, и предложили выступить. Вот и все.

Таратута: Вас пригласил лично Кургинян? Вы вступили с ним в переговоры?

Багиров: Нет, я с Кургиняном в переговоры не вступал. Мне позвонили непубличные люди из организаторов и предложили в этом поучаствовать. С Кургиняном мы увиделись там, на митинге, а потом оказались вместе у Гордона на «Первом канале».

Таратута: Скажите, вот, в Кремле говорят, что митинг на Поклонной горе – это личная инициатива оргкомитета во главе с Кургиняном. И это один из немногих случаев, когда нет повода не доверять Кремлю, поскольку список ораторов таков, что сложно представить, что это не кремлевская инициатива. Как вам кажется, если бы вы были на месте Путина, вам бы понравилась такая группа поддержки, собственно, вы, господин Проханов, господин Кургинян, ну и люди такого же рода.

Багиров: Я не путин и мне сложно за него чего-то там думать, тем более, что свое отношение к митингу Путин выразил открытым текстом. Естественно, человеку не моет понравиться, когда его поддерживают. И дело не во мне и не в Проханове, дело более чем в сотне тысяч народу, которые туда пришли.

Таратута: И все же вы оказались фронтмэнами.

Багиров: Так получилось. Это был просто пост в ЖЖ в никуда. Я понятия не имел, что мне кто-то позвонит. И даже когда я туда приехал, я не знал весь список тех, кто там будет выступать. Знаю Мишу Леонтьева, мы с ним это дело обсудили. А Кургиняна я впервые в жизни увидел тогда.

Таратута: И все же на митинге вы были одним из не многих, кто не дистанцировался от названия митинга – «Митинг за Путина», и вы говорили о том, что выступаете, едва ли не от его имени, а остальные вели себя очень как-то застенчиво. В этой среде тоже как-то не очень ловко говорить о том, что вы выступаете за Путина?

Багиров: Я не знаю, я вообще об этом не думал тогда. Постольку поскольку я официально через Центризбирком являюсь доверенным лицом кандидата в президенты, это, кстати, никаких обязательств передо мной не ставит, это исключительно добровольная инициатива, так вот я от его имени мог там что-то сказать и это вполне имеет основание.

Таратута: А кто вас рекомендовал на эту должность Путину?

Багиров: Мне позвонили и предложили. Я согласился.

Таратута: Вы все время говорите о каких-то анонимных людях.

Багиров: Просто есть люди публичные, которых я могу спокойно называть, потому что они публичные. Есть люди, которые на моей памяти публичными стать желания не изъявляли и не давали мне компетенцию их фамилии озвучивать.

Таратута: Это такая засекреченная миссия – рекомендовать кого-то в доверенные лица Путину?

Багиров: Просто есть люди, которые не хотят быть публичными. Мне никто не запрещал называть их имена, я просто не беру на себя такую инициативу.

Таратута: Скажите, а чем вы будите заниматься на этом высоком общественном посту?

Багиров: Это не высокий пост, это самая что ни на есть обыкновенная формальность. Потому что за Путина я еще с 2000-ых, где только можно было агитировал и так, а сейчас я буду это делать еще и на посту, так сказать, если его можно назвать постом.

Таратута: Может вы еще и станете участвовать в дебатах?

Багиров: Конечно, я стану участвовать в дебатах, я в них и участвую. Я был на «Первом канале» вчера.

Таратута: Вы вчера говорили о проблеме оранжевой угрозы и весь митинг на Поклонной горе, про который мы с вами говорим, был посвящен борьбе с оранжевой угрозой. Вы в нее верите?

Багиров: Знаете, Юль, мое принципиальное отличие от людей с Болотной - это то, что я не верю, а знаю. У меня большой опыт в подобного рода делах. Я сейчас объясню. Как известно, я пишу книги и у меня сейчас третий роман был, и назывался он «Идеалист». Он про «оранжевую революцию» в Киеве. А так как я люблю вникать в суть, я потратил на написание этой книги года полтора. Я провел на Украине почти все это время, я общался со всеми людьми. И меня лично не было на Майдане, но я потом компенсировал это с лихвой.

Я общался со всеми, включая даже самых высоких чинов со службы безопасности Украины, это аналог нашего ФСБ, и с огромных количеством ребят, моих друзей, знакомых, знакомых знакомых, друзей друзей, которые были на Майдане. То есть информация про «оранжевую революцию» у меня есть. В прошлом году, как известно, я сидел в Молдавии полгода по обвинению в госперевороте, в организации госпереворота 2009 года.

Таратута: Ну вы, собственно, сидели по обвинению в том, что вы участвовали в неких событиях на стороне, условно, «оранжевых».

Багиров: Не участвовал, а организовывал. Меня там не было в тот день, поэтому в участии меня очень сложно обвинить.

Таратута: Вы организовывали?

Багиров: Я там 4 месяца просидел и даже всей молдавской следственной системе, включая их прокуратуру и местное ФСБ, ни слова об этом не сказал. А вы так просто хотите из меня тут в эфире это…

Таратута: Ну ведь совершенно очевидно, вас встречали журналисты, вас встречали гуляющим, общающимся, вас многие видели… С какой целью вы приехали в тот момент в Молдавию?

Багиров: Меня в тот момент не было в Молдавии. Не было. 7-го 2009 года меня в Молдавии не было. И вообще, в апреле меня в Молдавии не было, поэтому участвовать я в этом не мог никак, понимаете? Физически не мог.

Таратута: Хорошо. Но вы посещали Молдавию, что вас привело в эту страну? Ваша история, просто, настолько покрыта полумраком, что хочется в ней разобраться наконец.

Багиров: Мне нравится страна Молдавия, у меня там много друзей, там очень хороший мягкий климат, лететь полтора часа – там много всего. Но, конечно же, огромное количество друзей – это первый фактор, который меня связывает с Молдавией. Я был когда-то женат, и моя жена была родом оттуда, москвичка, но родом оттуда, в школе там училась. У меня там родственники, в общем, с этого все началось, а потом я просто стал туда ездить.

Таратута: Хорошо. Есть иная версия, которую я оглашу чуть позже, но интересно, как дальше развивались ваши отношения с этой страной. Вы попали в Молдавию и в какой-то момент вас задержали. Вы отсидели какой-то внушительный срок там, а потом вам удалось смягчить меру пресечения - вы поменяли жесткую отсидку на домашний арест.

Багиров: Это удалось нашему государству, а не мне. Сейчас объясню. Меня там действительно очень сильно засекретили, не пускали ни консулов ко мне, некоторое время вообще скрывали факт моего ареста как таковой. Меня там постоянно таскали по всем тюрьмам, я там три тюрьмы поменял, за четыре месяца в Кишиневе, и в закрытой спецтюрьме меня тоже держали месяца полтора. Каждый день почти таскали на допросы, причем, такие, без протокола, секретные. Проще выражаясь, прессовали.

Потом у меня уже появилась возможность передавать через адвокатов какие-то послания, вести мой ЖЖ за меня и все на свете, какие-то интервью у меня получилось дать. А государство все время так или иначе пыталось пробиваться. Но там всякие регламенты, типа, подождите две недели после заявления консулу и так далее, в общем, все очень сильно затягивали. Но государство наше сработало по полной программе. То есть, Госдума единогласно приняла решение по протокольному поручению в МИД. МИД начал ноту за нотой слать: три или четыре жестких ноты было за 4 месяца – это очень много.

Таратута: И закончилось это?...

Багиров: Закончилось это тем, что мне вынуждены были смягчить меру пресечения. Но это слышится смягчить, а на самом деле домашний арест в этом плане еще хуже. Потому что там строго настрого запрещено общаться вообще со всеми. То есть мне хотели заткнуть рот этим домашним арестом, потому что, если бы я начал давать интервью или что-то такое, меня бы тут же посадили обратно. Для этого они бы имели юридические основания.

Таратута: Однако же вам удалось бежать.

Багиров: Да, я сбежал оттуда.

Таратута: Расскажите, это такой детективный роман – как вы бежали?

Багиров: Бежал элементарно, меня друзья увозили.

Таратута: Как?

Багиров: Посадили в машину и вывезли из Молдавии.

Таратута: Я никогда ниоткуда, к счастью, не бежала, мне кажется, это очень непростое дело. Вас вывозили в багажнике?

Багиров: Нет, это чушь какая-то. Я помню, я пошутил кому-то в интервью на эту тему, насчет багажника, и все всерьез восприняли. В этом не было совершенно никакой нужды. Молдавия – страна довольно маленькая. От Кишинева через Приднестровье меня вывезли до Одессы. Вообще от Кишинева до Одессы 170 км.

Таратута: Вам пришлось заплатить взятку за такое?

Багиров: Да, прилично обошлось.

Таратута: А сколько?

Багиров: Суммы разные абсолютно.

Таратута: Достойные?

Багиров: Вполне.

Таратута: Очень сложно поверить, вы часто говорили о том, что Молдавия такая страна, из которой, как выяснилось, можно бежать просто.

Багиров: Там кризис тяжелый.

Таратута: Но даже из страны в ситуации кризиса всегда бежать сложно. Вам кто-то помогал из ваших российских друзей? Я имею в виду влиятельных людей. Может быть, вам просто открыли дорогу?

Багиров: Бежать, что ли? Нет, конечно. Это не так категорически, не надо усложнять ничего. Молдавия – это государство, в котором после очередной «оранжевой» революции 2009 года такой бардак, что там можно просто с ПЗРК, с наркотиками, с цыганами и кокаином через границу переезжать, всунув немножко денег.

Таратута: Вы преувеличиваете.

Багиров: Я чуть-чуть совсем утрирую. Бардак полный. Государства нет, они третий год не могут выбрать президента себе. Там такое твориться, что отдельная передача нужна для обсуждения. Поэтому я мог выйти пешком.

Таратута: И все же существует версия о том, что и попали вы туда не совсем случайно. Вы можете меня поправить, если это не так. Говорят, что в тот момент, в который происходили известные события в 2009 году, российская сторона была в некотором смысле заинтересована в раскачке лодки, и вас даже связывают с некоторыми сотрудниками администрации.

Багиров: Раз вы мне такие вопросы задаете, вы, наверное, уверены, что я в курсе, чего там в Молдавии и как. Никаких российских интересов в раскачивании той лодки 2009 года не было вообще. Было две стороны. Это был внутренний конфликт с Ворониным, серьезный назрел конфликт, и американские сотрудники там были. Это точно. Румынские и американские. Румынских совсем немножко. Там такая была обстановка напряженная, что достаточно было просто спичку поднести, и все вспыхнуло.

Но российского просто нет интереса. Объясняю, почему. Там есть Приднестровье, как известно. В Приднестровье как генерал Лебедь поставил наш контингент, так он до сих пор там и стоит, он стоит еще по всей Молдавии. Поэтому геополитических интересов на самой территории Республики Молдова специфических каких-то у России нет.

Таратута: Однако же складывается ощущение, и вы сами говорите о том, что Россия помогла вам выбраться из этой страны, и митинг на Поклонной горе – небольшое подтверждение этому событию, вы чувствуете себя должником вашей родины. Вам помогли выбраться оттуда, сейчас вы здесь, и сейчас вы готовы бороться с этой ужасной «оранжевой» угрозой на территории России.

Багиров: Во-первых, я не считаю себя должником. Я благодарен. Это две большие разницы. Во-вторых, насчет «оранжевой» угрозы – вот уж чего-чего мне бы не хотелось в России, так это любых революций, бардаков, 1991 года, 1993 года, 2004 года Майдана мне бы не хотелось. Мне бы не хотелось революционных перемен.

У нас достаточно в голове есть ума и фантазии, чтобы эволюционно все произошло, и это происходит. Достаточно последнее заявление Медведева послушать о либерализации политической системы. Вот увидите, наши общие знакомые кинутся партии регистрировать, и все будут сидеть в Думе, если захотят, если смогут.

Таратута: Все наши знакомые бросятся регистрировать партии, и мы утонем в обилии партий.

Багиров: Вот увидите, что так и будет. Утонем. Еще будем вспоминать с ностальгией стабильность нашу.

Таратута: Тезисы об «оранжевой» угрозе на моей памяти очень активно звучали из уст активистов движения «Наши». У вас с ними разные были отношения в разное время. Хотелось бы понять, вы как один из организаторов митинга на Поклонной, почему в этот раз все признают, что не использовалась массовка из движения «Наши»? Почему их не позвали, ведь это их звездный час?

Багиров: Я плохо знаком с организационной структурой «Наших», я всего-навсего знаком лично с парой-тройкой человек.

Таратура: Это вы кокетничаете немного.

Багиров: Почему это я кокетничаю? Называйте факты, если они у вас есть. Я общаюсь там с несколькими людьми с 2007 года, я их хорошо знаю.

Таратута: Насколько я помню, в 2007 году вы занимались кампанией господина Рыкова.

Багиров: Да, мы занимались кампанией господина Рыкова.

Таратута: Это и есть факты, которые я имела в виду. Вы знакомы с координаторами процесса, вам необязательно быть знакомым с рядовыми.

Багиров: Я не знаю, почему не было «Наших», мне кажется, что там были какие-то от них представители, потому что странно даже, я был уверен, что они должны быть. Но если их там не было внешне, если они не афишировали никак, то я вообще не знаю. Если бы я знал, что вас заинтересует этот вопрос, я бы мог просто позвонить и специально для вас узнать, у меня есть такая возможность.

Таратута: Мне просто хотелось понять, каково ваше внутреннее ощущение – больше не нуждаются в этом ресурсе? Когда вы шли сюда, вы, по-моему, даже в некотором смысле освещали ее в своем Twitter. Я хочу зрителям рассказать, что Эдуард Багиров, готовясь к приходу на «Дождь», видимо, сторонником и поклонником которого он не является, упомянул старую заметку в «Коммерсанте» моего авторства, в которой говорили разные люди, которые курировали в тот момент движение «Наши», что в этом ресурсе больше не нуждаются. Цитировался анонимный чиновник администрации, который назвал это движение «ликующей гопотой».

Багиров: Вспомните, пожалуйста, в каком году это было?

Таратута: Мне сложно сказать. Это было несколько лет назад.

Багиров: Это было в 2005 или 2006 году.

Таратута: Это было в 2007 году.

Багиров: Как вы сформулировали, «в их услугах больше не нуждаются» и все такое прочее. Сколько лет назад это было и сколько раз уже хоронили это движение?

Таратута: Поскольку вы не точно цитируете и плохо знаете источники, приписав эту фразу мне, давайте мы и не будем приписывать мне похороны. Я задала вам вопрос: как вам кажется, нуждаются ли теперь в движении «Наши» в качестве ресурса, который может обеспечить массовку на площади, и почему в этот долгожданный момент их не позвали?

Багиров: Вот так бы я формулировать не стал, потому что я вообще не в курсе, честное слово. Я вообще об этом не думал. А что касается движения «Наши» и молодежной политики в целом, в России есть и будет молодежная политика, потому что она обязана быть. В развитом обществе молодежная политика вполне аутентично вписывается, встраивается. Я не считаю, что у нас куда-то пропадут молодежные движения, они не должны пропадать, они должны быть.

Таратута: К слову о молодежной политике хотела вспомнить о том, что вы в какой-то момент повторили, неожиданно для меня сообщили, что вы позиционируете себя как политик. До сих пор мы вас воспринимали как писателя, максимум как скандального общественного деятеля, дерущегося, бранящегося. Теперь вы политик. Во-первых, когда вы почувствовали в себе этот потенциал?

Багиров: Это был очень длинный вопрос, на который есть короткий ответ. Это было на программе у Гордона. Я, конечно, все преувеличил, вырвалось в горячей полемике. То, что показывали по телевизору, там, конечно, изрядно вырезано, просто в хронометраж не укладывалось. Это был достаточно горячий момент. Кончаловский спросил: «Вы, - говорит, - политик?». Я ответил: «Что-то вроде того».

Таратута: Нет, вы сказали: «Я вполне политик». Можно вас как политика спросить? Вы стерли этот пост в своем дневнике, однако вы как политик, который должен свою политическую жизнь в Санкт-Петербургской команде, по крайней мере, вы вышли на митинг в поддержку выходца из этого города, вы произнесли такую фразу про этот город. Простите за цитату, она не мне принадлежит: «Питер – быдло-город, ненавижу этот недоношенный, полусгнивший колхоз». Пожелали ему еще одной блокады. Вы улыбаетесь этим словам?

Багиров: Это был мой пост в ЖЖ, который, как вы правильно признали, стер.

Таратута: Что вас заставило так сказать?

Багиров: Это пост из моего ЖЖ, старый пост. Я вообще терпеть не могу Петербург, это ни от кого не секрет, с этим городом у меня связан целый ряд неприятных ассоциаций, моментов в жизни, впечатлений. Я его терпеть не могу, нигде этого никогда не скрывал. Я каждый год езжу туда в филармонию, там Григорий Соколов, великий пианист, дает там вечера. В этом году тоже поеду. Это был скандал, связанный с доставкой билетов.

Таратута: Вас обидели в городе Санкт-Петербурге.

Багиров: Не обидели. Просто я заказал билеты через интернет, которые мне были должны доставить, а потом мне прислали отписку, что, оказывается, за ними нужно было в какую-то кассу в Питере явиться. Мне это вынесло мозг.

Таратута: Это заставило вас высказаться в подобном духе?

Багиров: Да. И готов еще раз повторить.

Таратута: Мне хотелось бы привести еще одну цитату вас как политического деятеля. Это, очевидно, ваше высказывание о России. «Россия являлась в моем подсознании разнузданно пьяной, горластой (несколько нелицеприятных эпитетов, которые мне не хочется произносить в эфире) бабой. А русские – какие же омерзительные, напыщенные, хамские, скотские лица». Вы русофоб?

Багиров: Это вам референт какой-то принес или сами распечатали?

Таратута: Это я задаю вопрос.

Багиров: Вы из контекста выдираете все это. О мордах русских – это были слова о русских туристах. Я тогда жил в Индонезии, пришел в ресторан любимый на Бали, и увидел там эти морды, иначе не назвать. Что такое основные наши туристы за рубежом – это секрет Полишинеля, это знают абсолютно все, об этом еще Чехов писал, и Тургенев об этом писал, и Достоевский. Почему-то наши соотечественники в подавляющем большинстве ведут себя как скоты за рубежом. Я это открытым текстом всегда заявлял и заявлять буду – до тех пор, пока они не перестанут вести себя как скоты. Русофобией здесь не пахнет. У мать русская – Любовь Николаевна. Я вообще не понимаю, как можно о русофобии говорить на основании этих постов.

Таратута: Коль скоро мы говорим о Питере и русофобии, хотела спросить вас. Вы очень трепетно относитесь к Ксении Собчак, однако же оказались по разные стороны баррикад. Вы ее любите как женщину или как политика?

Багиров: Я трепетно отношусь к Ксении Собчак? Мы друзья с Ксенией Собчак, приятели.

Таратута: Ответьте на мой вопрос: вы относитесь к ней всерьез как к женщине или как к политику?

Багиров: Я отношусь к ней всерьез как к приятельнице.

Таратута: Вам кажется, у нее большое будущее политического деятеля?

Багиров: Насчет политического деятеля – не знаю, но будущее у нее большое, разумеется. 

Также по теме
    Другие выпуски