Адвокат Генрих Падва: я не верю в хищения со стороны Сердюкова

Таратута: У нас сегодня будет очень прицельная тема разговора, поскольку мы с вами не общались с тех пор, как вы взялись за дело бывшего министра обороны Анатолия Сердюкова. Начну с новости, которая меня удивила в политическом смысле. Совсем недавно «Независимая газета» выпустила заметку о том, что Сердюкову вот-вот предъявят обвинения, что он сменит статус: станет обвиняемым, а не свидетелем, и ему предъявят две статьи. После этого последовали интервью должностных лиц, выступил Бастрыкин, выступал его пресс-секретарь Маркин. Оказалось, что это липа, что источники врут. Что это, по-вашему, было?

Падва: Создаётся такое впечатление, что кто-то, я не знаю, кто, и не знаю, где - то ли в недрах следственных органов или кто-то в СМИ - нагнетает обстановку  и пытается в негативном свете представить роль и значение Сердюкова в том, что происходило и что происходит. Сейчас всех собак на него вешать - это уже у нас такая традиция. Когда человек перестаёт быть кем-то или увольняется, или уходит на пенсию или, не дай Бог, конечно, умирает, то тогда начинают, ведь раньше он был неприкасаемый, священная корова, никто не смел сказать что-то против него, а тут начинают всё вспоминать, поливать грязью. Нечто подобное происходит и тут, как будто команда  «ату его». Просто удивляешься, чего только не читаешь. Писали, что он удрал во Францию, что он получает гражданство в Латвии, что  он только приехал с Парижа на допрос. Это всё такой абсурд.

Таратута: Вы сами сказали про команду «ату». А что это может быть за место, из которого эту команду дали? Это первые лица государства, это глава СК - что это за центр принятия решений по делу Сердюкова?

Падва: Я думаю, что при таких делах, которое расследуется сейчас при Министерстве обороны, есть очень большое количество заинтересованных лиц, как в одном исходе, так и в другом исходе. Открылось и открывается место, открываются огромные вакансии, открываются огромные возможности и в плане карьеры, в плане имиджа.

Таратута: Вы говорите, что есть заинтересованные люди в одном исходе, и есть в другом. А что это за люди?

Падва: Представьте себе, был министр, и он сделал кого-то заместителем, и этот заместитель сидит и дрожит, что как только придёт новый министр, его турнут.

Таратута: Я правильно понимаю, что какая-то часть власти заинтересована в том, чтобы на Сердюкова не повесили всех собак, получится, что любой чиновник отвечает за …?

Падва: Конечно, есть такие, а есть, к сожалению, такие, которые находятся почему-то во враждебном лагере. Есть люди, которые заинтересованы опорочить его  и показать, что всё, что делалось при нём, делалось неправильно, что он сам виноват в том, что…

Таратута: Меня интересует позиция СК, которые сейчас спикеры по этому делу. Как вам кажется, как по отношению к Сердюкову эмоционально настроен глава СК Бастрыкин? Его пресс-секретарь Маркин даже буквально угрожал, что если Сердюков не будет себя вести хорошо, то они изменят его статус на обвиняемого. Как себя ведёт Бастрыкин, как он настроен?

Падва: Это очень всё сложно, Бастрыкин ведёт себя более сдержанно, даёт более взвешенные комментарии, а Маркин то ли сам не умеет координировать то, что говорит, то ли ему подсказывают так, то ли ему подсовывают информацию, но он говорит значительно хуже, чем Бастрыкин.

Таратута: Ну, так ведь всегда бывает, человек, у которого пост серьёзный, не может говорить то, что на самом деле в душе, а вот его голос, в данном случае - пресс-секретарь, может себе позволить резкость. Чему верить? Где позиция Бастрыкина?

Падва: Я думаю, если Бастрыкин опубликовал своё интервью, подписал его, то, конечно, ему можно верить значительно больше, чем Маркину.

Таратута: В том смысле, что нужно всё доказать, дорасследовать и только потом …

Падва: А как иначе? Вот, что меня в этой истории удивляет и возмущает - вспомните, есть ли хоть одно министерство, я уверен, что нет, в котором бы не было элементов коррупции, не возникали какие-то скандалы. В Министерстве внутренних дел, которое существует для того, чтобы защищать нас с вами, убивают, хватают людей, чёрт знает, что с ними делают, грабят. А кто-нибудь сказал, что за это надо министра привлекать к уголовной ответственности? Нургалиев сидел-сидел на своём месте, только потом настало время, когда его освободили от обязанностей министра. Почему на Сердюкова напали сейчас? Если там виноват в чём-то, то и Сердюков виноват? И многие в прессе говорят, что раз это было, то почему бы и не Сердюкова. А почему всех остальных министров не привлекают за каждый случай коррупции, заимства, хищения? Мы погрязли в этом.

Таратута: Ваши ощущения, какая задача максимум - посадить  или достаточно его отставки?

Падва: Я не могу руководствоваться ощущениями, я юрист и профессионал, я должен руководствоваться фактами и доказательствами.  Положение защиты в определённый период времени – следствие очень трудное, хотя декларируется, что равенство есть между защитой и  обвинением, а на самом деле нет равенства. Они делают втайне от нас, допрашивают людей, приобщают какие-то документы, выясняют какие-то обстоятельства, а нам ничего никто не говорит. Мы не знаем, какими доказательствами они располагают, мы не знаем, кто пришёл туда, что сказал.

Таратута: Вы не знаете, как отпустили госпожу Сметанову? Что она такого рассказала про свою подругу Васильеву, что позволило…?

Падва: Не знаем, нам этого не предъявляют, не предъявляют показания Сметановой, чтоб мы защищались. Нет такого!

Таратута: А чего добиваются люди, которые идут на шантаж, что может измениться статус Сердюкова?

Падва: У нас следствие, к сожалению, испокон веков привыкло к тому, что нужно вытащить признательные показания от обвиняемых, от подозреваемых.

Таратута: Это такой спорт?

Падва: Это не спорт, это неумение доказывать, а иногда и невозможность доказывать другими путями. А если он признался, рассказал про себя, да ещё и наговорил на других - всё прекрасно. Представьте себе, Васильева говорит про Сердюкова, Сердюков говорит про Сметанову, Сметанова говорит про них обоих.

Таратута: Я правильно понимаю, что это дух политического времени, когда все расследуют, все стучат на всех, все следят за всеми, и все получают признательные показания?

Падва: Да, конечно. Но тут уже не стучат, уже достаточно много настучали. Сейчас задача следствия - перессорить их, чтоб каждый наговорил немного на другого, и тогда прокурору делать нечего.

Таратута: Зачем? Если отмашки нет, чтоб сажать Сердюкова, зачем всё это?

Падва: Мы же не знаем, о какой отмашке идёт речь. Я не уверен, что была и есть какая-то отмашка. По тому впечатлению, которое на меня производят следователи, с которыми я общаюсь по этому делу, могу сказать, что я ни в одном не почувствовал предвзятости, желания доказать обязательно виновность Сердюкова, желания как можно быстрее посадить его в тюрьму, я этого не чувствовал.

Таратута: Недавняя информация, что Сердюков и Васильева отказались от показаний о деятельности ФГУП «Санкт- Петербургской инженерно-технический центр Минобороны» - почему они решили не общаться со следствием?

Падва: Я не защищаю Васильеву, я не могу говорить только от её имени, я могу только предположение моё высказать в отношении неё. Она давала и давала много показаний, но насколько я понимаю, они были безрезультатные, никто объективно не хотел их оценивать, никто ей не поверил.

Таратута: А что значит «безрезультатные»?

Падва: Предположим, она говорит, что это было не так, а так, а ей не верят, они продолжают гнуть свою линию. Какой же смысл давать показания, которым не верят?

Таратута: А с Сердюковым как?

Падва: Он тоже давал показания, тоже всё безрезультатно, более того, некоторые его показания пытались использовать против него же. Человек не только с точки зрения статьи 51 Конституции, не только с точки зрения формальной юридической, чисто по-человечески. Разве мы должны доказывать свою виновность или виновность друга, знакомого, приятеля, жены? Нет, для этого есть органы, пусть доказывают. А Маркин говорит, что они не хотят оказывать помощь следствию. А почему они должны? Есть презумпция невиновности, каждый считается невиновным.

Таратута: Но они же тем самым раздражают СК и могут навредить себе.

Падва: К сожалению, бывают такие думы, только бы не рассердить следователя: «Вот я его рассержу, а он меня посадит. А я ему скажу: «Что вы хотите, уважаемый следователь? Сказать, что Сердюков воровал, вместо меня? Пожалуйста»».

Таратута: Это решение Сердюкова - не давать показания?

Падва: Конечно, это его решение, он советуется со мной, консультируется. Никто не может его вынудить.

Таратута: Была ещё одна новость про то, что Сердюков лично утверждал график продаж собственности министерства, и таким образом газета «Известия» доказывала его причастность к деятельности …

Падва: А как иначе, кто ещё должен был это делать? Он, как министр, должен был все графики утверждать.

Таратута: По-вашему, это не доказывает его связи с мошенническими схемами?

Падва: Причём тут криминал? Чтобы сказать, что он виноват, нужно доказать, что он знал заведомо, если будут эти продажи, то будут на них либо откат, либо взятки. Но ведь это же абсурд!

Таратута: Ведь не существует человека в России, даже самого либерального, даже такого, который способен считать, что чиновники не во всём виноваты, который бы поверил, что в министерстве, где крутятся очень большие деньги и вскрываются очень спорные схемы, что министр оказывался бедной овечкой, который ничего не знал.

Падва: Я вам только что сказал о презумпции невиновности. Вы правильно говорите, что, к сожалению. Если министр - то сразу виноват, чиновник - значит, он виноват. Я тоже человек и тоже не очень уважаю чиновников, но так же нельзя. Надо быть, несомненно, уверенным в том, что он всё знал. Я не знаю, что говорила Сметанова про себя, врала ли она, брала ли что-то. Насколько мне известно, она не говорит, что это с ведома Сердюкова или по его велению, пока таких показаний нет и не может быть. Я не вижу оснований на сегодняшний день быть уверенным в том, что я Сердюков всё знал, более того я не вижу оснований верить в то, что были все эти хищения. Понимаете, какой абсурд, говорят, что продавался какой-то объект по заниженным ценам, но позвольте, продавали и осуществляли оценку независимые эксперты, оценщики, и по тому, как они оценивали, по этим ценам и продавалось. Кроме того, есть же законы экономики. Вот вы когда-нибудь что-нибудь продавали?

Таратута: Ничего.

Падва: Попробуйте что-то продать, вам скажут, что ваше платье, которое вам уже негодно, стоит 100 рублей. Попробуйте продать за 100 рублей. Никогда не удастся, а вам нужно его продать, тогда вы его продадите не за 100, а за 90, 80, 70, потому что нужно от него избавиться. Лучше получить 70 рублей, чем держать обузу. Так же и в хозяйстве, понимаете, что одно дело - как формально можно оценить объект, а другой вопрос - как его можно реально продать.

Таратута: Помимо прочего, госпожа Васильева совсем недавно написала ходатайство о том, что она хочет вернуть антиквариат. У меня образовалась такая уверенность, что если Васильева просит что-то назад, то её позиции довольно стойкие, она чувствует себя уверенно, прочно.

Падва: Во-первых, вокруг неё огромное количество лжи, откровенной лжи, преувеличений. Откуда взяли, что у неё 12-комнатная квартира? У неё квартира, в которой 12 помещений, в том числе уборная, прихожая, тёмная комната. А вообще это 4-комнатная обыкновенная квартира. Я посчитал, у меня тоже 11 помещений при 4-комнатной квартире. Это вообще возмутительно, ни одной картины, о которых писалось…

Таратута: А что она просит вернуть тогда?

Падва: Как у каждой женщины, у неё какое-то количество личных украшений, наверное, есть.

Таратута: Так её позиции прочные?

Падва: Я об этом не знаю, я не видел документов, я только читал в прессе, но я думаю, что если она просит, то она понимает, что она ни в чём не виновна. Если бы она знала, что это на краденные деньги было куплено, или ей это дали в виде взятки, то тогда она бы просто сказала, что это не её.

Таратута: Была версия, что вся история с Васильевой была рычагом давления на министра, он не хотел бросать близкого человека, и вот Васильевой на него давили. Он отказался в такой эмоциональной связке и довольно серьёзным пострадавшим. Вы согласны с этой теорией?

Падва: Я думаю, что это домыслы. Я это комментировать не могу, потому что это ни на чём не основано, это фантазии кумушек, которые обсуждают: «Ой, наверное, Васильева боится сказать, потому что она не хочет подвести своего любимого человека». Мало ли что могут придумать. Каждый хочет выстроить вокруг этого дела свой детектив.

Таратута: Скажите,  а как вы взялись за это дело?

Падва: Очень просто, как и за любое другое. Ко мне приехал Сердюков и попросил меня защищать его интересы в случае, если его будут вызывать в качестве свидетеля. У меня не было никаких оснований ему отказать.

Таратута: Наивный вопрос - адвокату нужно быть уверенным в невиновности своего клиента, чтобы защищать его?

Падва: А как же! Это обязательное условие в силу Конституции, все считаются невиновными,  пока их виновность не доказана. Я должен ещё конституционный долг защитника выполнять, это мой долг, я должен его считать невиновным.

Таратута: Вы произнесли фразу, когда взялись за это дело, что вашего подзащитного оклеветали. В чём клевета?

Падва: Я не помню сейчас по поводу конкретного вопроса, но я знаю, что очень много было заявлений в прессе, не соответствующих действительности и порочащих Сердюкова, поэтому я и сказал, что его оклеветали.

Таратута: Речь идёт о самом факте махинации, о том, что он прикрывал преступную группировку у себя в министерстве?

Падва: Поймите, в деле я никакой клеветы не нашёл, мне ещё не предъявили никакого такого показания. Я только читаю  и слушаю прессу, а там Бог знает, чего говорят.

Таратута: Как Сердюков воспринимает свою отставку?

Падва: Я думаю, адекватно, так, как любой человек, которого отставили от должности. Наверное, ему больно.

Таратута: Он вынашивает месть?

Падва: Да нет, никакой мстительности я в нём не заметил.

Таратута: А что он вам сказал по этому поводу?

Падва: Мы не обсуждали это, он же не в исповедальню ко мне приходит, а за юридической помощью. Это другое, мы вопросов психологии  и его переживаний, поверьте, не обсуждаем. Он умный человек, серьёзный, прошедший большую политическую и хозяйственную школу.

Таратута: А для него это было неожиданностью?

Падва: Вероятно, да. Я тоже никогда его не спрашивал об этом. Я ему такие вопросы не задавал никогда. Мне даже в голову не приходит спросить его: «Анатолий Эдуардович, для вас это было неожиданностью?», он, наверное, скажет: «Генрих Павлович, я к вам не за этим пришёл».