Зомби на Красной площади. Зачем сегодня нужен Сталин, и кто такие современные сталинисты

07/03/2019 - 21:42 (по МСК) Михаил Фишман

5 марта прошла 65 годовщина смерти Иосифа Сталина. На Красной площади в Москве несколько сотен человек пришли на акцию памяти советскому вождю. Активист движения «Декоммунизация» Евгений Сучков бросил в его памятник цветы и прокричал: «Гори в аду, палач народов, убийца женщин и детей». Сучков был задержан и оштрафован на 500 рублей под возмущенные возгласы участников акции памяти. Михаил Фишман — о том, как российская власть «воскрешает» любовь к Сталину.

Михаил Фишман: Удивительная сцена. К цветам и очередям у могилы Сталина 5 марта мы привыкли. Но тут впечатление такое будто он жив, сам выскочил из могилы и скрутил активисту руки. Фильм ужасов «Зомби на Красной площади». Это конечно не в первый раз, но в первый раз так буквально. Оказывается, это работает: если ввести моду на культ палача и массового убийцы, то он сам начинает прыгать на вас из темноты.

Впрочем, не надо паники. Да, мы знаем, что 5 марта на Красную площадь несут цветы. Мы знаем, что коммунисты всегда поклоняются Сталину, а это у нас системная партия. Мы знаем, что книжные магазины забиты книгами о мудром руководителе. Мы все это знаем. И мы понимаем, что десталинизация — в принципе очень мучительный процесс, гораздо более мучительный, чем денацификация, с которой тоже были проблемы. Во-первых, потому что сталинский террор безбрежен и всеохватен, — каждый мог стать и становился жертвой, невзирая на фамилию, национальность и социальный статус. А во-вторых, потому что для десталинизации надо признать и, что еще важнее, осмыслить крайне тяжелый факт: да, Сталин стоял у руля машины массового террора, но не он сам убил и замучил миллионы советских граждан — это сделало государство. Это трудно. Об этом всегда говорил Арсений Рогинский.

Арсений Рогинский: У нас был один палач — государство. И не какое-нибудь, а вполне конкретное, наше, советское. То самое, которое мы сегодня всеми силами приукрашиваем и идеализируем. Дело не в личных качествах Сталина и его приближенных, стоявших у власти. Сама эта власть была устроена таким образом, что без террора она не могла эффективно решить почти ни одной из своих насущных задач. Государственное насилие в советский период никогда не прекращалось; просто в какие-то годы речь шла о сотнях жертв, а в какие-то — о сотнях тысяч.

Кроме того, мы понимаем — и тоже во многом благодаря Рогинскому, — что когда людей спрашивают про Сталина, они представляют себе вовсе не этого конкретного усатого господина с окровавленными руками. Для них это символ всемогущего государства, того самого государства, чью вину так трудно признать, но которое заботится о своем народе и ведет его за руку куда-то вперед. Культ Сталина — это культ силы и культ государства, соединенные в одно. То же самое представляет собой и Путин. Рейтинг Путина — это рейтинг доверия силе власти. Неслучайно доверие Сталину и Путину растет одновременно и параллельно после присоединения Крыма. Крымский консенсус — он такой же путинский, как и сталинский.

Недавно Владимир Путин открывал мемориал жертвам политических репрессий. Мы можем быть уверены: он точно против расстрелов невинных людей. Просто Сталин ему очень важен в другом смысле — и как победитель в войне, и как символ единовластия, которое сосредоточено в одних конкретных руках — его собственных. Как символ традиции. Когда Владислав Сурков еще не придумал «глубинный народ», он придумал суверенную демократию. И неслучайно в ней нашлось место Сталину. Не потому что он массовый убийца, а потому что без него просто не получается.

И один из первых скандалов вокруг суверенной демократии был именно из-за Сталина — еще в 2007 году, когда впервые с момента падения советской власти учителям было рекомендовано преподавать историю сталинского времени вот так: «…Важно показать, что Сталин действовал в конкретно-исторической ситуации, действовал (как управленец) вполне рационально — как охранитель системы, как последовательный сторонник преобразования страны в индустриальное государство, управляемое из единого центра, как лидер страны, которой в самом ближайшем будущем угрожает большая война».

Как говорится, спасибо, что разъяснили. И конечно трудно пройти мимо того факта, что проходит всего десять 10 лет, и уже глава ФСБ Бортников прямо оправдывает большой террор 1937−1928 годов, упоминая, конечно, и про перегибы на местах. Ну, куда без них. Но ничего, это потом исправили, после того как дело взялся Лаврентий Берия:

Александр Бортников, глава ФСБ: Назначенный на пост наркома внутренних дел Л. Берия восстановил ГУГБ НКВД и провел кадровые «чистки», изгнав карьеристов предыдущих призывов. Повысились требования к качеству следственной работы, что способствовало кратному сокращению приговоров к высшей мере наказания.

Конечно, если вернуться в конец 80-х, или даже в 90-е, или даже в начало нулевых, такую постановку вопроса трудно было себе представить. Но даже и Александр Бортников не поклонник расстрелов в затылок у рвов на бутовском полигоне. Просто в той самой машине под названием государство он сидит в самом первом ряду, рядом с Владимиром Путиным. Назвался груздем — полезай в кузов. К счастью, любовь к Сталину — это не страсть к насилию. К сожалению, это что-то вроде «индекса Биг Мака», но по отношению к вере в сильное государство. А во что еще верить, когда ничего другого и не осталось. Не в зомби же, которые выпрыгивают из могил.

Фото: Кристина Кормилицына / Коммерсантъ

*По решению Минюста России Международная общественная организация «Международное историко-просветительское, благотворительное и правозащитное общество „Мемориал“» включен в реестр СМИ, выполняющих функции иностранного агента.

Другие выпуски