«Кремль выбирает между плохим и совсем плохим». Почему путинский транзит начался с московского скандала

Да, когда доминирует внешняя политика. Но в ситуации, когда внешняя политика уходит на задний план, а на переднем оказываются внутриполитические вопросы: пенсионная реформа, бюджет и так далее, ― там эти ребята совсем не так лояльны, как иногда нам кажется. Вспомните Болотную площадь, когда «эсеры» тогда, хлопнув, так сказать, крышками столов перед носом у Путина, вышли в знак протеста против фальсификации. И Путин тогда аж побелел весь.

Они стояли с белыми ленточками, да.

Да-да.

Но потом их прижали к ногтю.

Их прижали. Но я имею в виду, что все эти ребята в момент, когда власть слабеет, в принципе, отмораживаются. И для Кремля эта мысль о том, что две трети будут состоять из этих людей…

Неприемлема.

Она их пугает. Они думают, как решить эту проблему. И самое простое ― давайте уменьшим число мандатов, заполняемых через список. Число этих людей уменьшится. Наберем одномандатников, да, они более лояльные.

Исходим из того, что действительно для транзита нужно триста плюс один, конституционное большинство, не обычное, а конституционное. Может ли Кремль полагаться в этом смысле на одномандатников? То есть набрать во фракцию, собрать эту фракцию, действительно, вот она, фракция наша, объединена дисциплиной какой-то фракционной и так далее, хотя раньше это называлось «депутатские группы», да, когда были одномандатники.

Да, и там дисциплина была всегда сильнее, чем во фракциях.

Конечно. Но собрать их, вот они пройдут теперь по новым правилам, сами по себе, как сейчас в Мосгордуму идут ровно таким же способом. Самовыдвиженцы соберут там эти подписи. Собрать из них триста плюс один. Можно ли на них положиться?

Нет, положиться на них будет трудно. Степень хаотичности возрастет. Они, вот эти одномандатники, не то чтобы уйдут в жесткую оппозицию, но у каждого из них будет свой собственный интерес, каждый из них будет завязан не столько на избирателя, как вы сказали чуть раньше, а будет завязан больше на губернатора, на местные администрации, да. А им, знаете, вот эти кремлевские планы, по большому счету, не очень важны, у них свои собственные интересы есть. Им из Минфина денег надо вытянуть побольше, добиться реализации каких-то крупных инфраструктурных проектов на своей территории, опять же деньги затащить.

То есть они такие прагматичные ребята, да, кремлевские игры им не очень важны. Когда Кремль силен и дает им команды, они их выполняют, но в ситуации, когда Кремль слабеет, у каждого из этих ребят начинаются собственные игры. Вспомните конец восьмидесятых, в конце концов, да, уж на что была централизованная штука Советский Союз.

Вот сегодня буквально вспоминали.

Очевидно! В момент, когда центр слабеет… Надо понимать, что в момент, когда растут протестные настроения, они в Москве обретают форму либерального протеста, демократического протеста, а в регионах они носят обычно такой, знаете, антимосковский характер, в национальных республиках, в общем-то, национализм, сепаратизм.

И вот эти все настроения будут укрепляться, и одномандатники будут носителями вот этих настроений. И с каждым из них Кремлю придется договариваться, потому что фактор партийной дисциплины перестанет работать. Условно говоря, Кремлю надо будет договариваться с 225 людьми по отдельности, это технически невозможно по каждому голосованию.

Это чтобы простое большинство, а нам-то нужно конституционное.

Да-да. Я исхожу из того, что вторая половина ― это вроде партийцы, предположим, что они более подконтрольны, предположим.

Понятно, да.

Но одномандатники точно менее подконтрольны. Ты хочешь добиться от них лояльного голосования ― и ты должен ходить и с каждым из них договариваться. Это очень трудно с точки зрения организации, практически невозможно, и значит, в целом степень хаоса в российской политике возрастет. Вот чего добьется Кремль.

То есть это неправильно с точки зрения сохранения контроля.

Это очень рискованно. Это очень поверхностный ход.

Рискованно. А что делать? Если оставить нынешнюю схему, если оставить партийные выборы, «Единая Россия» просто проиграет, как мы уже это, собственно, видим.

Конечно. Нет, Кремль вообще загнал себя в цугцванг, сейчас ему нелегко дать хороший совет: что ни сделай ― все плохо, в общем-то. Но я бы предложил им просто разрешить блочное строительство. Знаете, в момент, когда они все гайки закручивали, они сгоряча запретили создание предвыборных блоков, да.

Да, все запрещали. И региональные партии запрещали.

Да-да-да.

Сурков этим занимался.

Сурков это сделал. Вот сейчас они сидят и не знают, что делать с «Единой Россией». Разрешите создание блоков. Создайте другой блок.

Вообще сама ситуация, в которой лидирующая, главная партия власти находится в таком положении, что непонятно, как ее спасти, сама по себе довольно красноречива.

Да, очевидно, это то, что Ленин говорил: верхи уже не могут. Низы еще пока терпят, в низах еще нет таких революционных настроений, да. Есть протест, но люди еще революции не хотят. А верхи уже не могут.

Но это та реформа, которую мы увидим уже очень скоро, потому что скоро начнется подготовка к выборам в Думу.

Год максимум на то, чтобы это сделать, да.

Но пока сказать довольно трудно, какое решение будет принято.

Трудно. Я повторюсь, Кремль выбирает сейчас между плохим и совсем плохим. Либо он огребет проблемы чуть позже и в большем объеме, либо он их огребет прямо на входе в кампанию, проиграв ее, на входе в новый цикл, проиграв кампанию. Тогда проблемы будут менее системными, но они будут, да, они сразу наступят. То есть Кириенко будет нести за них ответственность, да. А у нас для чиновников же самое главное ― личной ответственности избежать, в общем-то, да. Поэтому я думаю, что Кириенко склонится все-таки в сторону того, чтобы отложить проблемы на потом.

Мне тоже кажется это более вероятным.

У нас же чиновники так живут: день прошел, и слава богу.

Да. Тогда возникает вопрос. Почему? Все думают про то, что будет в 2024 году, про это же, конечно, все беспокоятся. И в этом смысле насколько это совпадение, что мы начинаем обсуждать новые правила? У нас по одним и тем же правилам, кажется, ни одни выборы не проходили. Но вот опять обсуждаем новые правила выборов в Государственную Думу, и снова Вячеслав Володин говорит: «Надо поменять Конституцию, нужно парламенту дать»…

Но это не в привязке к выборам. Это такая более долгосрочная вещь. Понятен оперативный интерес Володина: он хочет, так сказать, политическое свое влияние укрепить. Это нормально, это понятно, все политики этим занимаются.

Но в целом в его предложении содержится еще и долгосрочная стратегия укрепления роли парламента в целом как политического института, той самой структуры, которая, как мы помним, при предшественниках Володина была низведена до статуса «бешеного принтера». Володин занимается укреплением статуса парламента, не настолько радикально, как мне бы, например, лично хотелось, но тем не менее он это делает.

Да, но тот же Bloomberg, собственно, с которым мы начали это все обсуждать, это, правда, обсуждалось и до этой заметки в агентстве Bloomberg, что эти триста депутатов плюс один, этот контроль нужен для того, чтобы обеспечивать транзит.

Да.

Соответственно, предложение Володина обсуждается в том же ключе. Это все подготовка к транзиту.

Михаил, есть большая разница. Bloomberg написал о переходе к парламентской республике. Это принципиально иная политическая модель. В России сейчас полупрезидентская республика или смешанная система так называемая, да.

Президентско-парламентская.

Президентско-парламентская, да, или президентско-премьерская, так сказать.

Формально, да.

Формально. Сейчас мы о юридической стороне дела говорим. А Bloomberg говорит, что от этой модели мы перейдем к чистому парламентаризму. Володин предлагает усилить роль парламента, не трогая саму модель.

Обсуждение кандидатур министров ― вот, собственно, что он предлагает, что на самом деле какая-то довольно пустая история, потому что не очень понятно, что тут обсуждать.

Смотрите, Володин не радикал, не революционер, надо понимать. Знаете, как у хирурга главный принцип ― не навредить. Володин ― это такой политический хирург, он гордиев узел не будет рубить мечом, он сядет и будет распутывать. Это такой тип политика. Собственно, другие политики-то при Путине и не выживают, в общем-то, да.

Володин предлагает такими медленными, мелкими шагами… Почему я и говорю, в чем я лично с ним не согласен. В направлении движения с ним я согласен, но меня не устраивает, так сказать, та постепенность. Я считаю, что у России нет столько времени, чтобы так постепенно двигаться.

Но надо ли смотреть на эти выборы, которые уже скоро на самом деле наступят, в Государственную Думу как на первый шаг, первую серию этих мероприятий по транзиту?

Да, очевидно. Очевидно, что, во-первых, придется в том или ином виде корректировать законодательство. Значит, контроль над главным законодательным органом в стране ― это ключевая штука. Мы же не можем Путина избрать, просто оставить на третий срок. Как минимум надо снимать ограничение на третий срок подряд, да, то есть даже хотя бы ради этого Дума нужна. А если мы будем переходить к парламентской модели, о чем написал Bloomberg, тогда и конституционное большинство нужно будет. Это первое.

Во-вторых, Дума ― это все-таки не только законодательный, это и представительный орган. Это единственный, помимо президента, орган, избираемый в стране самим населением. И в момент, когда сам президент либо уходит, либо не уходит, то есть происходит трансформация поста президента, единственным стабильным органом государственной власти в стране остается парламент.

То есть это в любом случае ключевая история. Вспомните Февральскую революцию 1917 года, когда император отрекается и на Думу вдруг сваливается, так сказать, вся полнота власти, ответственности, в том числе возлагаемой на нее со стороны населения. Вы же представители народа, ребята! Работайте.

Очень понятно. Значит ли это, что то, что сейчас мы наблюдаем, то, что происходит в Москве, ― это, если угодно, проба пера тех самых выборов в Государственную Думу? Тренируемся на кроликах, на Мосгордуме и вот что получаем. Можно ли так смотреть на эту ситуацию?

Я думаю, что Кремль этого точно не планировал, мэрия тем более, она в страшном сне все это видала. То есть они как раз надеялись, что все пройдет по-тихому, а общество вдруг политизировало проблему, поставило ее в центр повестки, вынесло на поверхность и, по сути, превратило ее в то, о чем вы сейчас сказали, в некую модель, глядя на которую, люди будут думать о том, как будут проходить думские выборы.

Они будут проходить так, что просто никого не будут регистрировать, кого нельзя. Вот, собственно, что мы и увидели.

Да. И общество это не устраивает. Именно поэтому мы смотрим сейчас на протест. Он же гораздо более сильный, чем если бы он был просто формально связан с Мосгордумой. Михаил, в принципе, никого не интересует Мосгордума, это совершенно пустой орган, в общем-то, по сравнению с большинством региональных парламентов Мосгордума… Сами региональные парламенты вообще у нас как институт такой убогий, в общем-то, да, инвалид. А Мосгордума по сравнению даже со всеми этими инвалидами суперинвалид. Она лишена многих важных полномочий, которые есть у региональных парламентов в других субъектах федерации.

И вот этот совершенно пустой орган, ничего не значащий, да, вдруг за него начинается такая борьба. Очевидно, что общество вкладывает в это какой-то другой смысл, гораздо больше, чем просто Мосгордума. И это, конечно, шокировало и Кремль, и мэрию.

Означает ли это, что эта борьба действительно не закончится сейчас отказом всем в регистрации, что есть широкое политическое измерение у этого процесса, которое мы будем видеть и дальше? В чем оно будет выражаться?

Да, Михаил, формально протесты по поводу вот этих ныне происходящих событий, связанных с отказом в регистрации, конечно, пойдут на убыль. Но прекратят ли свою деятельность Соболь, Яшин, Навальный, Гудков? Нет, конечно, они будут ее продолжать. И продолжать они ее будут с гораздо более крепких, что ли, позиций. Они только что были лидерами протеста, с ними солидаризировалось большинство москвичей.

Надо понимать, повторюсь, что Мосгордума не сама по себе интересна. Мосгордума ― это всего лишь этап на пути к большой Госдуме и к выборам 2024 года, и вот эту тактическую схватку оппозиция выиграла просто за счет того, что накачали себя оппозиционеры. Каждый из них стал гораздо более серьезной фигурой сейчас, даже будучи незарегистрированным. Вернее, благодаря тому, что они были не зарегистрированы, они доказали москвичам, да и, в принципе, гораздо более широкой аудитории, в регионах тоже на это смотрят, по крайней мере, политизированный класс.

Они доказали, что они гораздо более серьезная публика, чем казалось до выборов. Каждый из них оказался способен поставить на уши систему, вывести на улицы толпы москвичей и парализовать систему, в общем-то.

Аббас Галлямов говорит, что оппозиция уже выиграла этот тренировочный раунд в Мосгордуму. Все думают про выборы 2021 года в Государственную Думу, и Кремль в цугцванге.