«Власть все больше прислушивается к шарлатанам»: почему Путин отказался от разговора о будущем

Да. И одновременно он отозвался о Кудрине как о человеке, который чересчур осторожен и так далее. И мы видим, что из той стратегии, которую готовил ЦСР, в общем, ничего содержательного, кроме каких-то некоторых внешних моментов, не взято.

Вот это как раз очень интересный момент, потому что мы понимаем, что начало пресс-конференции, даже если потом как-то идет все в более свободном режиме, начало пресс-конференции ― это всегда такой понятный, четкий, прописанный сценарий, включая вопросы, в которых те, кто их задавал, а это государственные агентства или государственные телеканалы, ссылались на Алексея Кудрина, который в результате, как вот эксперты уже говорят, выглядит главным пострадавшим от этой пресс-конференции в итоге. Так получается. В аппаратном смысле.

Мне кажется, дело даже не в самом Алексее Леонидовиче Кудрине, а дело в том проекте, в той стратегии, которую он готовил и о которой Путин вот в этом своем выступлении, в общем, ничего не сказал, да. Не сказал, что эту стратегию берут или что ее меняют и какая вообще у нас теперь стратегия.

Национальные проекты, собственно, тот самый майский указ, который и будет нашим прорывом, я не знаю, в какой последовательности, где тут цель, а где средство, это отдельный вопрос, ладно, сейчас неважно. Он взят же из программы ЦСР, которая под руководством Кудрина разрабатывалась, я ведь правильно понимаю? Собственно, направление, выражение «человеческий капитал» и терминология вот эта, концепция сама, здравоохранение, образование, инфраструктура.

Вот это самая опасная вещь, да, когда берется кусочек из одного, кусочек из другого, кусочек из Глазьева, кусочек из стратегии, какие-то термины берутся и оттуда, и отсюда, а самой стратегии… Стратегия ― это ведь не набор мер, которых можно взять больше, меньше, насыпать чего-то другого, и получится красиво, да. Стратегия ― это единая логичная цельная линия, по которой должно развиваться, в данном случае по которой должно идти экономическое развитие государства.

Вот ничего такого мы не увидели, мы увидели набор, да. Помните, у нас в 2005 году было четыре национальных проекта? Сегодня у нас их 12, и Путин по ходу сказал, что сельское хозяйство ― это вообще у нас и так большой приоритет, и так идет развитие и прочее, да. То есть как бы это уже не стратегия, это уже не линия, а это уже растопыренная даже не пятерня, а две руки, которые идут в разные стороны. Значительная часть имеет чисто, в общем, популистскую природу, да, чтобы сгладить те сложности, которые граждане видят, и пообещать им какую-то хорошую жизнь. Но хорошая жизнь и как тратить деньги ― это одно, а как деньги зарабатывать ― это другое. И вот как их зарабатывать, мы пока ничего не увидели, не услышали от президента.

И что это означает на практике, такой вот подход новаторский, да, к экономическим проблемам от президента, который он начал демонстрировать в начале года и вот, собственно, так сказать, подытожил в своей большой пресс-конференции?

Новаторским такой подход назвать трудно.

Новаторский в том смысле, что раньше он иначе все-таки разговаривал на экономические темы.

Да, речовка была немножко другой.

Да.

И здесь мы видим, что очень давно уже экономика стала как бы не определять те цели и задачи, ту стратегию, которую выбирает власть, а обслуживать ее, да. Президент сам знает, что нужно, и в этом смысле он считает, что он лучше других экспертов разбирается в каких-то конкретных вещах. И, может быть, он прав. Он ставит политическую задачу, а дальше, он считает, дело этих технократов, дело этих специалистов решать, каким образом ее выполнить.

Вот, к сожалению, мы видим, что все последние годы такого рода тактика, это не стратегия, это тактика, это то, что мы еще могли нормально воспринимать перед президентскими выборами, когда, казалось, власть не может объявлять о каких-то серьезных вещах, которые могут затрагивать разные интересы. Она просто хочет быть приятной во всех отношениях, всем.

Сегодня выборы прошли, они уже давно прошли, и мы пока не видим четко сформулированной стратегии, по которой будет двигаться наша страна дальше.

А что мы видим? Потому что вот по итогам пресс-конференции возникает у меня вопрос, а что вообще в принципе в голове у Владимира Путина? О чем он думает, чем заняты его мысли? Что его интересует про страну, про положение дел? Это экономика? Да что-то не похоже. Может быть, это положение дел во внутренней политике? Тоже как-то не скажешь. Я даже не очень… Вот у вас есть какие-то выводы для себя, что интересно Владимиру Путину сегодня?

Любому политику интересна власть и то, каким образом ее сохранить или увеличить, да.

Власть ― это понятно. По этому нет вопросов, да. Это даже в стиле пресс-конференции как-то, в том, как он отвечал, это даже не было похоже на ответы на вопросы, это даже не было похоже на вопросы. Это то ли такой прием благодарностей, так сказать, и одновременно нужно как-то, если есть какой-то острый вопрос, то нужно найти способ увернуться от ответа. Примерно так это выглядит.

Это правда, и очень умело. Но проблему я вижу в другом. Нам, в общем, не так важно, что сегодня говорит президент, потому что то, что он говорит, и то, что он делает, ― это не всегда одно и то же. Но главное, что у него-то особой свободы нет, да. То есть мы видим, что происходит, и понимаем, что будет происходить дальше, независимо от того, что творится в голове у любого конкретного человека.

И в этом смысле, мне кажется, мы сегодня в довольно сложном положении, когда, с одной стороны, есть проблема легитимности, да, когда вождистская легитимность уже, очевидно, дает сбой. Ее подкрепить нечем, и народ уже не воспринимает внешнеполитические победы, а внутри экономики и повышения уровня жизни, если только не слушать какие-то интересные арифметические фокусы, которые в том числе продемонстрировал президент, люди не ощущают. Они не ощущают, что их жизнь улучшается, скорее наоборот, да.

И таким образом возникает проблема. Старой легитимности быть не может, власть не может никаких экономически привлекательных для народонаселения вещей предложить. Новая легитимность во многом завершена и закрыта. И вот каким образом власть придумает выход из этого, в общем, положения в тупике ― это, мне кажется, и будет во многом определять наше развитие, в том числе и развитие в экономической сфере.

Пока мы видим, что правительство просто последовательно сразу после выборов стало осуществлять те меры, которые были бы вполне целесообразны еще некоторое время назад, но сдерживались соображениями электорального цикла.

И даже не объявлялись перед выборами.

Естественно.

Никак не анонсировались.

Да. И поэтому моментально после выборов правительство приступило к реализации всех этих мер, которые довольно негативно воспринимаются гражданами.

Но даже то, что вы говорите, вот это вот изменение, перемены, перепады в легитимности, другое положение дел со всем, что касается рейтинга президента и так далее, у меня сложилось впечатление, когда я смотрел, что и это его не очень беспокоит. Вот это его отношение с обществом находится в такой стадии, когда ему даже не очень важно, какой у него рейтинг доверия, есть ли этот социальный контракт или его нет, насколько люди сердиты на проведение пенсионной реформы или это их не беспокоит.

Мне показалось, по крайней мере, по тому, как это выглядело, что это его не беспокоит совсем.

Думаю, что это не так. То внимание к конкретным цифрам украинских рейтингов, которое продемонстрировал президент, мне кажется, свидетельствует о том, что это очень важная часть в его политических расчетах. И понятно, что к своим собственным рейтингам он относится гораздо более внимательно, чем к рейтингам Порошенко.

В этом смысле он, значит, считает, что у него все в порядке.

Не думаю. Значительная часть майского указа и этих нацпроектов ― это как раз, собственно, проедание тех средств, которые в стране есть. Это не заделы для развития, а это то, что призвано как бы подсластить отчасти пилюлю и увеличить привлекательность власти в глазах рядовых граждан.

Это еще до того, как эта самая легитимность поменялась и упал рейтинг. Да, это примерно синонимические вещи, потому что это произошло уже в конце лета, во второй половине.

Нет, он стал тихонечко спускаться сразу после выборов. Некоторое время это был такой естественный послевыборный эффект. А дальше он очень резко после объявления пенсионной реформы, которая, как президент объяснил, была задумана правительством без его особого участия. И потом, когда через пару месяцев он уже выступил с новой редакцией, вопреки ожиданиям, она не способствовала росту популярности президента. Эта популярность осталась на старом уровне.

Вот есть уже такие комментарии, вот, например, я прочитал, эксперт Татьяна Становая на carnegie.ru опубликовала свой анализ, собственно, того, что она вынесла из пресс-конференции. Она говорит вот об этом разрыве социального контракта. Я своими словами пересказываю. О том, что по Владимиру Путину видно, что он как бы свои задачи выполнил, он на самом деле тем, к кому он обращается, ничего не должен особенно. Крымский мост построен, пенсионную реформу провели, здесь сделали, майские указы обозначили, все подписали. В принципе, до свидания. Я додумываю от себя, но примерно так.

Наверно, такое ощущение может быть, особенно в ситуации, когда реальных каких-то каналов, которые позволяли бы получать оперативно реакцию людей, кроме того, что говорят советники и эксперты, роль которых, как мы видим, не очень сегодня велика, по крайней мере, не политтехнологических, а экспертов серьезных, связанных с экономикой и так далее, да. Никаких каналов, которые позволяли бы президенту отслеживать эту ситуацию, кроме очередных замеров ФОМ и закрытых социологических опросов, в общем, нет.

Рейтинг застрял. 66% одобрения ― вот по «Леваде» последние цифры, вчерашние, кажется.

Здесь даже проблема не в том, что это 66%, это очень высокие цифры.

Безусловно.

И какой-нибудь Макрон, наверно, был бы счастлив, да.

На что ему тоже было указано во время пресс-конференции более-менее.

Верно. Но он находится в другой ситуации, да, у него другой рейтинг и другое значение. А здесь очень важна динамика, да. То есть когда очень высокий рейтинг начинает ползти вниз, никто не знает, с какого момента он может обрушиться, да, поэтому, конечно, это серьезно беспокоит Кремль. В общем, для этого, для терапии, для успокоения граждан весь этот формат задуман.

Я вот сидел, просто так уж, я не знаю, повезло мне или нет, но мне пришлось, я комментировал пресс-конференцию Путина в прямом эфире здесь на Дожде вчера. Я слушал, пытаясь понять, какая основная мысль, которую он хочет донести.

Я ее не нашел, но у меня сложилось впечатление, что главное, что он хочет сообщить, даже непроизвольно, может быть, не рефлексируя на этот счет, что, в принципе, мы достигли такого положения вещей в стране вместе с ним, когда ничего уже не надо менять и меняться уже не будет. И в принципе завтрашний день должен быть похож на сегодняшний. В некотором смысле это вот такое описание застоя, если угодно. Вот на эту планку мы наконец вышли, вот ровное плато, уже не будем катиться ни вниз, ни вверх. Все, мы пришли.

Но здесь есть свои подводные камни, да, и не случайно президент использует терминологию «прорыв», «новый технологический уклад» и так далее, да. Эти подводные камни связаны с тем, что система находится в очень сложном положении не только в связи с той проблемой легитимности, о которой я сказал, но и в связи еще с двумя проблемами.

Одна ― это как будет трансформироваться политический режим для того, чтобы обеспечить сохранение власти в руках Путина после завершения президентского срока. Это вещь срочная, да, это нельзя ждать 2024 года, потому что элиты должны сегодня понять, кто и как дальше будет главным хозяином, иначе начинается разброд и шатание. Этого пока мы не услышали.

Вот-вот, и как раз вчера мы тоже сидели и обсуждали. Собственно, тот вопрос, который я формулировал, который я бы задал: «Как вы видите вообще ситуацию после 2024 года?». Этот вопрос виснет в воздухе. Этот вопрос, естественно, не прозвучал. Но опять-таки у меня сложилось впечатление по пресс-конференции, что никакого разговора об уходе, о каких-то переменах после 2024 года, даже в принципе говорить об этом смешно.

Мы ведь видели, последние недели развивался вот этот новый перспективный формат расширенного президиума Госсовета. И вот все слухи и обсуждения, каким образом можно, уходя из кабинета президента, не только выключить свет, но и взять с собой чемоданчик с контролем над всеми силовыми и правоохранительными структурами, да, через руководство Госсоветом, Советом безопасности, это, в принципе, уже в каком-то варианте начинает реализовываться. Но здесь особенно это не прозвучало. Но это и неважно, это не нужно знать рядовым гражданам, но очень хотелось бы знать политическим элитам.

То есть на самом деле мы говорим все равно так или иначе о реформе Конституции, объявление которой нас скоро ждет и по которой, собственно, ядерный чемоданчик вместе с ключами от всех силовых ведомств переедет в какое-то другое место.

Я думаю, да, просто дискуссия, мне кажется, идет о том, каким масштабным будет это изменение, достаточно ли просто решениями Федерального собрания внести какие-то изменения или понадобится менять Конституцию в целом. Но что ее менять надо ― это…

А вы считаете, в принципе возможна такого рода реформа успешная и, соответственно, пересаживание в креслах, перемена мест без суммы, без реформы Конституции?

Нет, реформироваться она обязательно будет, да, потому что сегодняшние институты никак не позволяют такого рода пертурбацию реализовать.

Ничего не поделаешь.

Конечно. Вопрос, как она и чьими силами, силами просто депутатов, законодателей или понадобится созывать Конституционное собрание.

А, то есть в зависимости от того, какую главу мы будем менять.

Да, и насколько фундаментальными будут эти изменения. Да, всегда ведь есть искушение, если вы меняете одно, а вам кажется, что другое устарело и лучше бы его тоже подкрутить, заодно поменять и другое, и тогда может быть вариант предложения принципиального нового проекта поддержан какими-то слоями в элите.

Но так или иначе нам надо смириться: Владимир Путин никуда не уходит.

А я не знаю, надо ли с этим смириться. Надо…

Принять.

Воспринимать это, да, как норму жизни и при этом можно к этому относиться не только негативно, но и позитивно. Другое дело, что у нас сегодня вообще нет серьезных институтов, да. Проблему я вижу в том, что если сегодня не дай бог что-то случится с нашим президентом, то никаких институтов, которые, как это, например, было в конце девяностых, могут обеспечить стабильность системы при уходе президента или при падении его рейтинга, сегодня нет. И это состояние транзитное, да.

Эти институты, не обязательно демократические, пусть авторитарные, они должны, безусловно, появиться, и тогда мы сможем жить спокойно, не опасаясь того, что от одного человека зависит будущее всей политической системы и страны.

Вы такой консерватор, да. Такой консервативный подход. Может быть, ничего страшного, если вдруг такие внезапные изменения начнутся, может быть, это всем только пойдет на пользу. Точка зрения понятна.

Что еще вам кажется важным? Это очень важно, то, что вы говорите, соответственно, и про положение дел в экономике, отношение к этому во власти, и про ту ситуацию транзита, в которой мы в результате все вместе с президентом находимся, оказались после его выборов в марте. Что-то еще является таким вот для вас итогом этого года, о чем Путин или сказал, или не сказал на своей пресс-конференции?

Да, мне кажется, когда президент сказал, что два главных события для него ― это президентские выборы и чемпионат мира, это, может быть, действительно и так, но это позитивные для него события. А есть еще одно колоссальной важности изменение ― это то, что произошло на региональных выборах этого года, и то, что, может быть, не так значительно само по себе, но это очень серьезный сигнал.

Важно, какие уроки из этого вынесет Кремль. Пока мы видели, что эти уроки, с моей точки зрения, абсолютно не соответствуют серьезности произошедшего. То есть произошли серьезные подвижки и усилился элемент публичной политики, а те решения, которые пока, по крайней мере, мы видели, скажем, на вторых выборах в Приморском крае, ― это сохранение абсолютно той же политтехнологической модели, просто изменение людей и вбухивание гораздо больших средств, да.

То есть заткнули пробкой, выскочившую пробку вогнали более-менее обратно.

Да, и в этой пробке несколько миллиардов рублей, вложенных в подарки, перенесение столицы и так далее. Но это абсолютно уникальное решение, это своего рода национальный проект, как нам, ничего не меняя, выиграть выборы в Приморском крае.