«Мы можем только сопротивляться»: Любовь Соболь о своих шансах на выборах

Любовь, здравствуйте!

Здравствуйте!

Этот закон, про который мы говорим, который принят Думой уже в третьем чтении, теперь остался Совет Федерации, подпись президента, и все, он вступает в силу, этот антиэкстремистский закон, он уже получил название «анти-Соболь», на самом деле я уже много раз слышал эту формулировку, то есть он как бы лично направлен против вас и подобных вам политиков.

Ваши действия, ваши планы, ваша реакция? Потому что мы пока не знаем, кем вас будут трактовать по этому закону, учредителем, работником и так далее, но от трех до пяти лет вам запретят баллотироваться на выборах любых уровней в любом случае.

Если честно, я не совсем понимаю, как он будет именно применяться, потому что это какой-то бред, да, если смотреть с юридической точки зрения, то каким образом? То есть лицо должны тогда признать экстремистом, да. Или каким образом они будут устанавливаться?

Причастным к экстремизму. Не экстремистом, а причастным.

Да, причастным к экстремизму ― это же должно быть какое-то решение суда, по сути.

Там вроде так написано.

Да. Но они должны каким-то образом прописать процедуру в избирательном законодательстве также, каким образом они будут трактовать, причастно или не причастно это лицо. Окей, они должны каким-то образом это установить, то есть в отношении лица должно быть вынесено какое-то решение и так далее. То есть абсолютно непонятная, непрозрачная процедура.

Пока никто не понимает толком, да.

Сейчас в спешке, второпях принимают, да, этот антиконституционный закон. Как я и говорила ранее, я считаю этот закон антиконституционным. Он нарушает сразу несколько статей Конституции Российской Федерации, и это не только обратная сила, это еще и неправомерное расширение перечня людей, которых не допускают до выборов, потому что в законе, в Конституции, в основном законе нашей страны…

32-я статья, да.

Нет, указано, есть 97-я статья, например, которая говорит о том, кто может быть депутатом Государственной Думы. Это гражданин Российской Федерации, достигший возраста 21 года. Все, там нет никаких приписок о том, что федеральный закон может расширить перечень этих критериев, такого там нет. Перечень оснований закрытый. Мне есть 21 год, мне уже 33 года, и, соответственно, я являюсь гражданкой Российской Федерации и иных гражданств и видов на жительство у меня никогда не было и нет.

Что касается моих планов, то сейчас Фонд борьбы с коррупцией и штабы Навального на настоящий момент еще не признаны экстремистскими организациями, суд назначен на 9 июня. Теоретически он может быть отложен, то есть идет такое некое перетягивание каната, да, то есть они пытаются нам сказать: «Вы все экстремисты», при этом не отвечая на вопрос, какая конкретно наша деятельность является экстремистской. Это же очень важно, да, объясните, власти, что конкретно вы считаете экстремизмом.

Что-то будет написано в решении суда, оно же будет, решение суда, и в нем что-то будет написано.

Очень интересно, да. То есть опять же непонятно. С другой стороны, да, на настоящий момент, на сегодняшнее число я имею право баллотироваться в Государственную Думу, на сегодняшний момент я веду свою такую общественную предвыборную кампанию. Официально выборы пока не назначены, не объявлены, но при этом мы все понимаем, что за два месяца провести избирательную кампанию невозможно, поэтому сейчас я занимаюсь информированием граждан, у меня есть команда, у меня есть волонтеры, которые мне ежедневно помогают общаться с избирателями. Свою деятельность я не приостанавливаю, иду дальше.

Этот закон я планирую обжаловать в Конституционном суде Российской Федерации.

Вы тоже идете в Конституционный суд? Потому что уже вроде как и коммунисты собрались в Конституционный суд.

Замечательно. Я считаю, что все должны пойти в Конституционный суд и вообще использовать все возможности для того, чтобы обжаловать эти незаконные действия властей, потому что это… Я о Конституционном суде сразу говорила, но, конечно, очевидно, что закон неконституционный и его нужно обжаловать. Мы понимаем, что мы живем в стране, где даже на решения Конституционного суда зачастую закрывают глаза, буквально плюют на эти решения, как это было с дадинской статьей и с делом Константина Котова, который не должен был по трактовкам вот этих решений Конституционного суда нести уголовную ответственность.

Это с одной стороны. С другой стороны, вполне можно ожидать, что Конституционный суд признает этот закон конституционным.

Все может быть, поэтому сейчас я считаю, что я имею право, закон считает так же, как и я, что я имею право баллотироваться, и по здравому смыслу… Да, но мы же видим даже соцопросы, которые проводили сейчас в Москве, что я являюсь самым популярным, самым одобряемым оппозиционным политиком после Навального в Москве. Поэтому я не представляю, да, как они могут аргументировать историю о том, что они одного из самых популярных оппозиционных политиков не хотят пускать даже на выборы, даже участвовать в бюллетене.

Просто не мыслят в этих категориях, а мыслят в других, которые будут, собственно…

Они решают за избирателей. Они все очень любят решать за народ, да, народ является источником власти по Конституции, но, по сути, чиновники очень любят плевать на мнение людей. И сейчас они хотят сами себе сделать такой список людей, с которыми они хотят конкурировать на выборах, и людей, которых они не хотят даже допускать до сбора подписей, до участия в выборах.

Так и будет, да.

Я считаю, что нужно бороться и отстаивать свои права и дальше, делать все возможное для того, чтобы не давать убивать будущее нашей страны, потому что, собственно, такое вот выкашивание любой политической… Плюрализма мнений, да, политической конкуренции, иной точки зрения, оппозиционной деятельности. Это же, по сути, приведение нашей страны в положение неких выборов, которые были в Советском Союзе, да. И у этого будущего нет.

Поэтому то, что происходит сейчас, мы не только говорим, формалистски смотрим на статьи Конституции и говорим: «Неконституционный», по сути, это является таким достаточно серьезным, наверно, против нашей страны и против вообще будущего, против молодого поколения, которое хочет жить по закону в правовом государстве. Я поэтому абсолютно не могу согласиться с той позицией, что сейчас нужно сложить руки и дать властям провернуть этот трюк. Нужно делать все от себя зависящее и бороться дальше за свои права. А все, что я могу сделать, да…

Это мы разговариваем с вами про закон, а еще, кроме этого, будет решение, видимо, будет, пока оно на начало июня, но в любом случае, мне кажется, в течение лета суд примет свое решение, будут признаны структуры Навального экстремистскими. Соответственно, само это решение суда, оно же тоже на вас таким отражением будет светить. Как вы к этому относитесь, испытываете, может быть, опасения по этому поводу?

Эти отражения могут, да, привести к уголовным делам со сроками до шести лет за участие.

Да, да.

Как будет толковаться участие в экстремистской деятельности, непонятно, потому что самой экстремистской деятельности не было, да, и что они объявляют экстремистской деятельностью, непонятно.

В этом у меня нет никаких сомнений, да. Понятно, что это абсолютно привязанная, притянутая за уши в этом смысле формулировка. Но тем не менее она состоится, будет иметь характер судебного решения. Вы по-прежнему будете бороться так, как вы боретесь сейчас, в этом смысле будете идти вперед, как говорится?

Я по-прежнему могу сказать, что я буду отстаивать права людей, я по-прежнему буду бороться с коррупцией в нашей стране и по-прежнему буду говорить правду. Я делала, делаю и буду делать это всеми возможными мирными, законными способами, которые у нас есть. К сожалению, этих способов остается все меньше и меньше, сейчас акции, мирные акции протеста объявляются несанкционированными, за них возбуждаются уголовные дела, я являюсь одним из фигурантов такого уголовного дела за мирную акцию протеста. Мы понимаем, что страна очень быстро трансформируется от авторитаризма в диктатуру и при диктатуре любое отстаивание даже законных прав, которые есть на бумаге, да, властями квалифицируется как такая вот антиправительственная деятельность, скажем так. Поэтому делать что-то…

Риски возрастают многократно, это очевидно, и поэтому…

Риски возрастают многократно, и да, опять же мы не знаем, в какой стране мы будем жить через полгода в плане того, какая Россия будет через полгода, да, сколько людей успеют власти запихнуть за решетку к этому моменту, насколько сильно общество сможет отбить тех людей, которых власти хотят подавить, куда-то посадить, заставить замолчать. Никто этого не знает. Что мы можем делать в этих условиях? Только сопротивляться.

Вы планируете сопротивляться. Вопрос выбора, оставаться или уезжать, будет висеть над всеми.

Он будет висеть над всеми, очевидно. Я не знаю, что вы конкретно хотите от меня услышать. Каких-то радостных прогнозов у меня нет, настроения у меня достаточно пессимистичные, скажем так. Буду ли я, скажем так, сдамся ли я, да, буду ли я бояться? Нет, не буду. Посадят меня по какому-нибудь «санитарному делу» или по другому делу, по 239-й статье вот этой, сектантской, какой-то безумной, натянутой статье на нашу организацию, или нет? Не знаю, могут и посадить. Уеду я из страны или нет? На настоящий момент я в Москве и уезжать не собираюсь. Что будет дальше, не знаю. Поэтому я считаю, что делай что должен и будь что будет, а дальше посмотрим.

По решению Минюста России ФБК включен в реестр НКО, выполняющих функции иностранного агента.

Фото: Александр Миридонов / Коммерсантъ