«Если Москва проиграет — это будет очень болезненный удар»: чего ждать от «ливийской кампании»

17/03/2017 - 23:18 (по МСК) Михаил Фишман

По сообщениям агентства Reuters, подразделение российских сил специальных операций (ССО) в количестве 22 человек, а также российские беспилотники размещены на египетской военной базе Сиди Баррани в 100 км от границы с Ливией, чтобы поддержать отряды Ливийской национальной армии генерала Халифы Хафтара. Кремль, однако, опроверг эту информацию.

Скрывает ли Россия свое присутствие в Ливии, и чего она пытается добиться? Об этом Михаил Фишман поговорил с руководителем научных исследований института «Диалог цивилизаций» Алексеем Малашенко.

Алексей Всеволодович, добрый вечер. Скажите, пожалуйста, все-таки, потому что об этом плохо мы все знаем, кто такой Хафтар?

Я об этом тоже плохо знаю. Это генерал, даже маршал, он уже маршалом стал. 1943 года рождения, на три года моложе, чем Муаммар Каддафи. Это человек, который претендует на то, чтобы контролировать северо-восточную часть Ливии. Там есть нефть, там есть газ, там большой город Бенгази, после Ливии это второй город по населению. Кстати говоря, даже внешне итальянизированный, между Триполи и Бенгази есть огромная разница. Это человек, за которым стоит армия в 50 тысяч, как минимум, человек. Это человек, который достаточно успешно воевал против «Исламского государства» (Верховный суд России признал «Исламское государство» террористической организацией, ее деятельность на территории России запрещена). И это на сегодняшний день реальный претендент на то, чтобы быть лидером, хотя, конечно, есть очень большие проблемы, потому что есть Триполи, есть правительство там ливийское.

И я думаю, что поддержка этого Хафтара, с точки зрения Кремля, она, в общем, достаточно оправданна: это сильный человек, это авторитарный человек, это популярный человек. Но это Ливия. Это Ливия, которая всегда была поделена на две или на три части, в зависимости от вашего желания. Поэтому получается проблема. Если мы, Россия, поддерживает Хафтара, мы поддерживаем Бенгази и Восток, и выступаем против Триполи. Но, опять же но… Дело в том, что то Триполи, которое там сидит, вот это самое правительство? Они себя чувствуют очень неуютно, у них мало вооруженных сил.

Поэтому совсем недавно премьер правительства, заметьте, какое деление, тут Хафтар, а там правительство, он был в Москве и тоже договаривался. То есть такое ощущение, я уж не знаю, кто там это все в Кремле придумал, но это был очень разумный тактический ход: мы поддерживаем самого сильного человека, и мы его поддерживаем таким образом, что даже прозападное, проевропейское, скажем, правительство Фаиза ас-Сараджа с этим вынуждено считаться, и премьер приезжал к нам.

Поэтому это очень интересная интрига, и плюс к этому, одно дело только Сирия, пусть огромное ее значение для Ближнего Востока, для геополитики, но это еще и Ливия, то есть Россия действительно туда возвращается. Это плюсы, но есть и минусы. Во-первых, удастся ли вернуться? А во-вторых, зачем возвращаются, потому что все разговоры о том, что там будет присутствие «Роснефти», уже какие-то контракты подписываются по поводу разведки, это проблематично, потому что на сегодняшний день Ливия, простите меня, поделена, там стоит сумасшедший дом. И если все-таки, несмотря на Хафтара, Москва проиграет, это будет очень болезненный удар. Поэтому возникает последний вопрос — а насколько это просчитано, вот эта вот акция? Тем более, что пока говорят о 22 человеках, вот этих самых наших военных.

Да-да, спецназ.

Это много или мало? И что там они будут делать? Что они будут делать, воевать, разминировать, охранять? Это тоже непонятно. Поэтому, с моей точки зрения, я считаю, что здесь есть определенная переигровка, но зачем все время все скрывать. Давайте скажем правду, да, там есть наши вооруженные люди, потом расскажем, а какие их задачи, это было бы разумнее. Но мы сами понимаем, что российская внешняя политика, что в Сирии, что в Грузии, что в том же Крыму, как всегда, полна секретов.

Вот например, тот же Фролов в своей статье пишет, он начинает перечислять цели, которые Россия решает в Ливии теперь уже, в Северной Африке, и говорит, вот восстановление, утверждение своего статуса супердержавы — это одна из этих целей. И я в этом смысле вспоминаю, что Ливия это такое важное место на карте для российской власти, именно с Ливии в 2011 году, если мне не изменяет память, начались разногласия между Дмитрием Медведевым и Владимиром Путиным, когда речь шла о резолюции Совбеза ООН о бесполетной зоне, и это было именно там. Россия там потерпела, судя по всему, болезненное тогда, в результате, по факту, поражение, и тут целый комплекс политических проблем, которые таким образом, возможно, российская власть решает сейчас. Насколько это так, с вашей точки зрения?

Вы знаете, что? Вот вы очень правильно говорите про Россию и про российскую власть, главное для российской власти — это решать внутренние проблемы, которые пока что, несмотря на весь позитив, который мы вчера и позавчера выслушали от Путина, решить невозможно. Поэтому то, что делает Россия в Сирии или в Ливии, еще ли где-то будет делать, это компенсация за то, что тут-то пока ничего не получается, а вот там, снаружи, что в Сирии, что в Ливии, мы великая держава. Это очень удобно, очень приятно объяснять обществу, и общество, между прочим, на это идет …

То есть это пропагандистская картинка, это картинка, которую будут нам показывать? Что вот, собственно, все идет, как надо, мы играем вовсю на мировой сцене.

Это не просто пропагандистская картинка, это самоутверждение. Тут, внутри, с пенсиями, с ЖКХ, со всем прочим мы утвердиться не можем, а вот там — сколько угодно, и в общем-то, в этом есть какая-то логика и есть какая-то последовательность. Но другое дело, вот посмотрите на Сирию, посмотрите на Ливию, а теперь поставьте себя на место Кремля, а какой должен быть самый успешный финал? Что от этого получит Россия?

Ну в Ливии Хафтар получает власть, Ливия становится российским клиентом, и все по такой советской модели будет развиваться дальше.

Даже когда был Каддафи, которого мы вооружили не то что до зубов, до ушей, он тем не менее проводил собственную экономическую политику и больше общался с Западом, чем с нами. Поэтому в материальном отношении мы ничего не выиграем. Кстати говоря, Каддафи был единственный, который заплатил за наше оружие. А что Башар, за наше оружие будет платить? А что Хафтар, когда он утвердится, будет платить за все за это? Это очень большая проблема.

Поэтому еще раз повторяю, что с одной стороны все выглядит прекрасно, великая держава опять на Ближнем Востоке, а что мы с этого в итоге получим, если мы там останемся? И потом, все-таки не забывайте, что Хафтар при все при том, что его называют каддафистом, простите за выражение, это игрок, и его тоже можно перекупить. И если, допустим, будет какой-то консенсус между правительством и Триполи, между Фаизом ас-Сараджом и Хафтаром, посмотрим, как он будет дальше себя вести.

Это, простите меня, Восток, это мусульманский мир, и каждый работает на себя. Сегодня выгодно работать так, и ходить, так сказать, по палубе российского крейсера, сегодня обещано оружие, но там ребята очень циничные, очень расчетливые, поэтому в отношении тактики безусловно Россия выигрывает, но что будет дальше-то? Это кто-нибудь знает? Я думаю, что нет. 

Фото на превью: Maxim Shemetov / Reuters

Другие выпуски