Валерия Касамара: «Вы мне говорите про 31-ю статью Конституции, и что — все остальные должны ее принять?»

Совершенно верно. Илья Яшин, незарегистрированный ваш потенциальный соперник, которого мы тогда обсуждали, в общем, даже не надо было быть Кассандрой, чтобы понимать заранее, что с ним в итоге произойдет, что само по себе довольно много говорит об этих выборах, согласитесь? Он сидит в спецприемнике. 

Другой кандидат снялся с этих выборов в конце прошлой недели, причем он прямо на самом деле называет вас, что он снялся, чтобы вы могли выиграть. И Яшин сидит в спецприемнике и не участвует в этих выборах, чтобы вы могли на них победить. Это та картина, которую мы видим сегодня и которая мне представляется, я бы сказал, адекватной. Вы считаете, что это не так?

Михаил, я считаю, что это не так. Давайте разберемся, начиная с Яшина и продолжая Колмагоровым. Яшин и команда Ильи ― люди профессиональные. В данном случае они прекрасно понимают, что проблема возникла не потому, что что-то было не так с подписями, а потому что у Ильи было использование служебного положения, которое вскрыли во время регистрации. Служебное положение, его использование заключалось в том, что на своем официальном сайте…

Да-да, это вот этот Конев, тоже кандидат…

В данном случае неважно. 

Это же была его жалоба.

Был сам факт обнаружения использования служебного сайта главы муниципального образования в данном случае под размещение всяких разных материалов, в том числе агитационных. Поэтому юристы Ильи прекрасно понимали, что подписи отбивать бесполезно, потому что основной повод для снятия ― это использование служебного положения. 

Скажите, пожалуйста, Касамара здесь в чем виновата? Вот скажите, пожалуйста, чем виновата Касамара, что коллеги Яшина проглядели и вовремя не убрали эти материалы с этого сайта?

Вы знаете, дело в том, что я не уверен, что Валерия Касамара является в этом смысле даже субъектом, если угодно. Дело совершенно не в этом.

Да нет, Михаил, вы понимаете, просто это стало мемом. Это стало мемом, что во всем виновата Касамара. Если какая-нибудь падучая начнется или еще что-то, то в этом сезоне легко можно на меня списывать, Касамара стерпит. Теперь давайте про Колмагорова.

Что касается Яшина, просто на секунду. Значит, его сняли, нашли какой-то предлог. Что его снимут с выборов, сомнений не было у меня еще в мае, когда мы с вами разговаривали, доказательство только что я предъявил, фрагмент нашего тогдашнего разговора. И сняли его с выборов, потому что он не должен был в них участвовать. Дальше задача была найти предлог, нашли вот этот. Вот и все, это придирка, по которой его сняли. Вы же понимаете это прекрасно, точно так же, как и я. Мы это понимаем одинаково.

Михаил, я до последнего была уверена, что у Ильи все получится, потому что в данном случае мне не нужна такая «поддержка», когда убирают конкурентов. Теперь давайте, вы сказали про Колмагорова. 

Не мы сказали, это Колмагоров сам сказал.

Нет, вы упомянули Колмагорова.

Еще бы мы его не упомянули!

Понятно, давайте я его тоже упомяну. Первое ― у меня тоже возникает вопрос к юристам Колмагорова. В избирательном законодательстве четко прописано: ребята, скажите…

Еще раз: вы обсуждаете именно техническую причину этого снятия, а я с вами обсуждаю политическую проблему, которая лежит за этим снятием.

Нет, у меня возникает вопрос к профессионализму. Так политическая проблема заключается в том, что мои конкуренты совершают ошибки, списывают это на Касамару и при этом еще лгут. Почему Колмагоров у вас в эфире лжет, что он присутствовал в тот момент, когда я пришла сдавать подписи?

Не у меня лично, это вы Дождь имеете в виду.

Я Дождь имею в виду. Он лжет, что он был в тот момент, когда я сдавала подписи, что он видел, какие это подписи, и что его снимают в пользу Касамары. Не было его там, Касамара сама сдавала свои подписи и прекрасно видела, что было, что не было.

Смотрите, вы сами сдавали свои подписи, вы сами ведете свою предвыборную кампанию, при этом ни у меня, ни у вас, ни у кого-то еще нет сомнений, что вы станете депутатом Московской городской думы.

Почему? У меня есть.

Вы единственный человек, больше нет ни у кого, вы такая одна. Это то, что мне позволяет утверждать… Понимаете, мы можем долго в этой казуистике разбираться, но я журналист с большим стажем, в общем, слежу за политикой. Вы тоже политолог на самом деле, да. Мы с вами, мне кажется, одинаково, я объединюсь с вами по этому поводу, хотя если вы не захотите, то что я смогу сделать? 

Вы согласованный кандидат. Это называется, что у вас есть договоренность с мэрией о том, что вы станете депутатом, займете место Ярослава Кузьминова, который был вашим предшественником.

Михаил, зачем вы так унижаете избирателей? Вы понимаете, вот это, что я займу место… Это же не наследство, которое мы передаем.

Нет-нет, минутку. К сожалению, это работает так. Дело не в том, что я унижаю избирателя, а дело в том, что избирателю не оставляют выбора, потому что ни Яшин, ни даже теперь Колмагоров, про которого мы знали, в общем, меньше, чем про Яшина, не принимают участия в выборах. В этой связи у меня возникает вопрос.

Михаил, подождите. Давайте с Колмагоровым разберемся. Мэрия виновата в том, что Колмагоров вовремя не заявил о своей судимости, несмотря на то, что она погашена?

Дело не в том, кто в чем виноват, дело в том, кто что делает, чтобы кандидат не оказался…

Так почему Колмагоров не заявил? Что мешало Колмагорову действовать в рамках законодательства, заявить свою судимость и убрать эту проблему?

Я говорю вам про Фому, вы мне говорите про Ерему в том смысле, что вы говорите, что он недосмотрел. Может быть, он недосмотрел. Вопрос не в том, что он сделал не так, вопрос в том, что с ним сделали для того, чтобы его не было на этих выборах.

Нет, нас же не волнует, что он сделал не так. Мы сейчас хотим всех козлов… Сделать одного козла отпущения, что во всем виновата мэрия. Давайте так, давайте играть в одни ворота. Колмагоров не сказал о судимости ― виновата мэрия. Илья использовал служебное положение ― виновата мэрия. Нормально, хорошая игра, правда?

Мне кажется, это буквальное описание, на самом деле очень адекватное той ситуации, в которой мы, к сожалению, оказались.

А, вот!

Тут с этим очень трудно спорить, потому что…

С чем? С тем, что один не заявил судимость, а другой использовал служебное положение?

Да, потому что любой огрех используется в нужный момент. Колмагорова же никто не трогал, все же знали, что у него погашена судимость. Что его держали до этой недели?

Вы знаете, я, например, об этом узнала из телеграм-каналов, когда это все произошло.

Я еще раз говорю. Я не говорю, что это делаете лично вы.

Спасибо, хоть кто-то.

Да-да. Я говорю, как я считаю, у нас развивается ситуация. Но в этой связи мы с вами разговаривали три месяца назад, вы голосовали за конкурентность. Конкурентность на этих выборах равна нулю, в том числе в вашем округе, где сняли не только сильного вашего конкурента, но даже хромающего конкурента, его тоже нет.

Вы скажете, что в этом нет вашей вины. Может быть, и нет, но только это не выборы, в том числе в вашем округе. Вы должны к этому как-то… Если вы за конкурентность, то вы должны что-то с этим делать. Мне кажется, у вас должна возникнуть, очевидно, этическая проблема в этой связи.

Именно поэтому из-за отсутствия диалога с конкурентами мне пришлось выйти с политическим монологом и опубликовать свой манифест, в котором я четко изложила, что я буду делать для того, чтобы в следующий раз конкуренты были. Потому что первое, что я предлагаю, ― это либерализация избирательного законодательства, чтобы не собирать эту тучу подписей непонятно как, тратя на это непонятно какие силы, чтобы убрать эти заградительные барьеры, чтобы разные политические силы могли входить в политику и в законодательные органы власти. Потому что я считаю, что и у Яшина, и у Колмагорова есть большая поддержка.

На сегодняшний момент трагедия заключается в том, что огромное количество людей с разными политическими взглядами остались без своего представителя. Поэтому я вышла в режим политического монолога, говоря о том, что я вижу эти проблемы. Я вижу проблемы, про которые говорит Яшин, я вижу проблемы, про которые говорит Колмагоров. Я не делаю вид, что их нет, я не занимаю страусиную позицию. Я предлагаю те меры, которые могли бы бороться с этими проблемами.

Да, это я понимаю. Я на самом деле тоже понимаю, что тот ваш манифест, с которым вы выступаете, и вот эти идеи, которые, как вы говорите, вы будете продвигать, когда станете депутатом, я уверен, в общем, даже устраивают на самом деле и мэрию, и тех, кто в Кремле занимается этими выборами, потому что они на самом деле на результат этих выборов никак не повлияют. Самое главное сейчас ― это результат этих выборов, дальше будем смотреть, что делать, хотя ваш коллега Метельский предлагает абсолютно диаметрально противоположные вещи.

Метельский пока что мне не коллега.

Ваш будущий коллега.

Но опять же то, что предлагаю я, я хочу сделать в максимально короткие сроки для того, чтобы изменить ситуацию перед выборами в Государственную Думу. Поэтому я считаю, что это именно то, что может изменить политический ландшафт.

Но вас не смущает, что вы на безальтернативной основе, когда для вас расчищают дорогу, проходите в Московскую городскую думу при этом? Позиции проректора Высшей школы экономики может быть достаточно для того, чтобы двигать такие важные идеи, объединяться, искать сторонников. Не обязательно это делать с кресла депутата Московской городской думы.

Михаил, чтобы двигать эти инициативы, мне необходима трибуна, где я могла бы выступать с законотворческой инициативой.

Вы считаете, что Мосгордума ― это такая трибуна?

Да. В данном случае все, о чем я говорю, ― это вопросы, которые надо решать на федеральном уровне, в Государственной Думе. Но если я стану депутатом Московской городской думы, то я смогу выступать с законодательной инициативой, работать с профильными комитетами Государственной Думы и добиваться поставленных задач.

Боюсь, что ваш голос будет звучать не очень громко, потому что для того, чтобы быть способным оппонировать власти, в том числе в Мосгордуме, а не зависеть от нее, нужно быть от нее независимым. Мне кажется, это не ваш в этом смысле случай.

Михаил, мне кажется, что цыплят по осени считают. Когда мы с вами встречались в конце мая, мы тоже не могли предположить.

Не могли, я с этого начал, да.

Поэтому сейчас давайте зафиксируем, что мы встречаемся в конце августа. Встретимся через какое-то время и посмотрим, как у нас получится.

Безусловно, это же все останется в архивах.

Конечно, да.

В этом смысле действительно все ходы можно будет проверить.

Все ходы записаны.

Да.

Просто понимаете, мне в данной ситуации, например, удивительно, что сейчас, когда у меня есть предложения, с которыми можно спорить, дополнять, создавать коалиции, вместо этого конструктивного диалога нет вообще, понимаете?

Меня это не удивляет, я могу объяснить.

А меня удивляет.

Я понимаю, почему этого диалога нет. Потому что этот диалог, если о нем можно было говорить, то большая проблема с этим диалогом случилась конкретно 27 июля, когда вместо конструктивного диалога на улицах Москвы произошел, как мне кажется, абсолютный полицейский произвол. Я это наблюдал своими глазами. Собственно, после этого, как раз после того, что произошло 27 числа, когда студента, вашего студента арестовали и посадили в СИЗО по статье о массовых беспорядках, после этого говорить о конструктивном диалоге просто очень трудно, потому что власть в этом диалоге работает в основном дубинкой и бьет по коленкам.

Поэтому, конечно, меня не удивляет, что с вами никто не хочет строить в этом смысле конструктивный диалог. Любая промежуточная позиция, к сожалению… Я сам за диалог, я понимаю.

Нет-нет, Михаил, тем не менее вот здесь, понимаете, мы с вами просто видим точку соприкосновения, потому что я во многом разделяю ваше мнение о том, что произошло 27-го, о тех мерах, которые были применены к ребятам, которые находятся в СИЗО, в том числе к Егору Жукову. Я во многом согласна. Я согласна с чрезмерностью, я согласна с никчемностью. 

Хочется сказать, как в детстве: «Кто умней?». В данном случае, понимаете, есть власть, есть оппозиция, хочется сказать: «Кто умней? Кто первый остановится?». Потому что ничего, кроме диалога, мы все равно сейчас предложить не можем, и иные предложения мне не то что не близки, а я их буду всячески отторгать и буду бороться за вообще хоть какие-то попытки их применять.

Вот в этом, собственно, я думаю, и есть ключевая разница между теми, кто считает себя пострадавшими 27-го числа, в широком смысле, это не только те, кто буквально сидит в тюрьме ни за что, но и те, кто им сочувствует, я, например, и теми, кто считает…

Михаил, я тоже сочувствую тем, кто сидит в тюрьме.

У меня в этом смысле простой вопрос. Это важный вообще разговор, поэтому у меня вопрос такой: что, как вы считаете, произошло 27-го числа в Москве? Потому что есть две точки зрения. Моя заключается в том, что произошел полицейский произвол. Мэр Москвы на следующий день (или через два, я уж не помню) сказал, что произошли массовые беспорядки и он благодарит полицию за то, как она действовала в тот день. Это две диаметрально противоположные точки зрения. Какая вам ближе?

Я уже много раз сказала, что я не считаю события 27 июля массовыми беспорядками.

То есть вы согласны со мной.

Я с вами согласна.

А не с мэром.

Я не согласна с мэром, я мэру об этом говорила. Я не согласна с тем, что были массовые беспорядки. Нельзя классифицировать выход людей на улицу, пускай даже несанкционированный, как массовые беспорядки. В своем большинстве это было спокойное мирное шествие граждан. Я уже много раз сказала о том, что я считаю, что применение силы, которое было, чрезмерно и неуместно, этого нельзя было делать, потому что все это ведет к еще большему расколу. 

И сегодняшняя проблема общества на самом деле намного глубже, потому что произошел такой виток в росте агрессии, что сегодня даже на бытовом уровне начинаешь замечать, что люди взвинчены. И это надо гасить, потому что иначе к какому результату мы придем? Но то, что сейчас продолжает делать оппозиция, она продолжает еще больше накалять, и я категорически против этого. 

Поэтому когда, предположим, мне задают вопрос, как я отношусь к несанкционированным митингам, то я честно говорю: «Ребята, я к ним отношусь негативно». Потому что сейчас оппозиция реализует сценарий: чем вам будет хуже, тем нам будет лучше. Это в чем выражается? Им предлагают провести в определенном месте и в определенное время. Нет, назло маме отморожу уши и пойду тогда, когда нам не разрешили, туда, куда нас не просили ходить. «Умное голосование» ― да, ведь прекрасно отдают себе отчет: мы хотим разрушить эту систему.

Раз про митинги и про согласования стали говорить, то я хотел бы в этом смысле, мне кажется, вас поправить, потому что мэрия перестала согласовывать митинги. Она больше их не согласовывает. 

Подождите, 10-го числа…

На 31-е число, то есть завтра, были поданы…

Михаил, у вас есть дети?

О да. 

Сколько вашим детям?

Сколько лет?

Да.

Старшей шестнадцать.

Шестнадцать. Еще в школу ходит?

Да.

Да. Вы знаете, мне кажется, у большинства людей, у которых есть дети, этот уикенд будет посвящен либо проводам лета, либо подготовке к школе. И я общаюсь сейчас очень много с жителями именно центра и слышу, что они говорят по поводу митингов, которые дестабилизируют жизнь города. Они говорят: «Ребята, хватит! Дайте передохнуть. Мы устали». Особенно приходишь во двор дома, который стоит на улице Маши Порываевой и с одной стороны выходит на Маши Порываевой, а с другой ― на проспект Сахарова. Вот поговорите с этими людьми, как они любят митинги.

Поэтому, ребята, 10 августа-то было. Предлагают же другие варианты.

Честно говоря, нет. Больше не предлагают. 

Предложат. Дайте передохнуть перед 1 сентября.

Пока не предлагают.

Почему мы хотим 31 августа?

Сегодня ваши студенты хотели провести…

Знаю, знаю, уже прокомментировала с самого утра.

Ой, я просто прослушал.

Прокомментировала. Категорически я была против того, что закрыли «Яму». Вот не надо было ее закрывать, потому что в данном случае…

Видите, в этом смысле я возвращаюсь к нашему разговору о том, как будет изменено законодательство и будет ли у нас либерализация на выборах по вашим рекомендациям.

Знаете, я не волшебник.

Как к вам никто не прислушается в этом смысле сегодня, так никто и не будет прислушиваться в Мосгордуме.

Михаил, я не волшебник, быстро не получается. Просто сейчас я понимаю, что власть напугана, что все прекрасно видят, как в сети происходит мобилизация оппозиции. И к 31-му числу, все это видно, сколько денег тратится на эту мобилизацию. Поэтому власть реально боится.

То, что такое отношение начинается к студенческому мероприятию, которое изначально позиционировалось как мирное, научное, дискуссионное… Все перепугались. Глупое решение. Не надо закрывать «Яму», надо выстраивать диалог.

А, значит, не санкционировать публичный протест в центре города ― это не глупое решение? Это нормальное решение?

Послушайте, 10-го числа пришло 60 тысяч человек.

10-го, да, пришло. 27-го числа к мэрии вышли люди с мирным протестом, их избили. Вы считаете, что они не должны были туда выходить, потому что не получили разрешения, так ведь?

Возвращаемся к теме, кто умней. Можно выдохнуть, можно остановиться. Выдохните. Зачем нагнетать? Вы видите, что идет нагнетение. Вы чего хотите? Нет, вы хотите того, что… Дождались возвращения молодежи с каникул, в Москву сейчас все студенты, соответственно, съехались. Давайте дальше накручивать.

Вы к кому обращаетесь? 

Я обращаюсь к оппозиции.

Кто это ― оппозиция? Это Алексей Навальный?

В том числе.

Это он своей властной рукой руководит массами в Москве?

Послушайте, мы все читали воззвания Алексея Навального.

А вы спросите у своих студентов, как они считают, управляет ли ими Алексей Навальный.

Слушайте, студенты очень разные. Студенты очень разные, кто-то терпеть не может, кто-то любит. Но мы все очень разные, поэтому здесь нельзя говорить вообще про студентов. Я просто понимаю, какие тезисы идут от него, и в данном случае я вижу, что это тезис на политизацию, я вижу, что это тезис на еще больший водораздел, который будет. Но это никак не разговор.

То есть вы говорите, что надо играть только по тем правилам, которые диктуются из мэрии, несмотря на те сложности, которые возникают с Конституцией в этой связи, на право, гарантированное 31-й статьей, на мирное выражение собственного мнения, в том числе в черте города. Я, конечно, понимаю, что вы разговаривали с людьми, которые живут рядом с проспектом Сахарова и страдают, но тем не менее.

Нет, Михаил, я не против 31-й статьи Конституции.

Звучит так, что вы против.

Нет, я не против.

Так оно звучит.

Я ее всячески поддерживаю. Но у нас очень большой город, в котором живет огромное количество людей с разными интересами. И поэтому когда одна группа начинает доминировать и свой интерес таким образом продвигать, то мне кажется, что это неуважение ко многим другим группам людей. У этой группы есть возможность высказаться, выйти на митинг, но не надо это делать каждый уикенд.

В том, что вы говорите, я слышу прямые противоречия с Конституцией. Просто они мне слышны.

Почему?

Потому что в Конституции про неуважение к другим группам ничего не сказано. Там сказано про мое право, которое подавляется. Так это звучит и так это происходит сегодня в Москве. Я почему с вами про это разговариваю? Я же согласен, я уверен, что вы хотите продвигать ваши либеральные инициативы в Мосгордуме. Я уверен, что вы как минимум в душе не согласны с мнением ― и даже сказали об этом только что ― мэра Собянина о том, что были массовые беспорядки.

Я не в душе, я громко об этом сказала.

Но при этом то, что вы говорите сейчас, последние ваши тирады как будто могли быть в этом смысле написаны в департаменте общественных связей мэрии и, собственно, так сказать, предложены…

Михаил, я хожу с утра до вечера и встречаюсь с людьми, говорю с людьми об их проблемах, понимаете?

Я к тому, что ваше положение тяжелое.

Понимаете? И поэтому здесь я от мэрии тексты не получаю. 

Их проблемы совпадают с тем, что хотят видеть в этих управлениях по внутренней политике, да, так они называются. Весьма.

Более того, я скажу, продолжайте дальше клевать, но честно скажу, что после того, как были митинги, у меня даже был исследовательский интерес, как часто на встречах с избирателями меня будут спрашивать, что вообще такое происходит. Сказать вам честно, сколько раз начиная с 27-го эта тема вообще всплыла? Три раза, причем два раза этот вопрос касался Егора Жукова.

В смысле никто не интересовался?

Вообще, вообще.

Тогда вы сами себе противоречите.

Нет, я вам просто говорю. Вообще на встречах с избирателями в моих районах три раза. Два раза это было высказано…

То есть им не мешают акции протеста.

Нет, не про это, не то, что мешает. А то, что вообще эта тема протестов их не волнует. Поэтому когда я говорю, что в городе очень много групп интересов, это действительно так.

Я даже с этим не спорю. Конечно, много групп интересов. Дело же не в этом.

И те люди, которые выходят на встречу с кандидатом в депутаты, понимаете, их интересует то, что вокруг них, их среда обитания, их жизнь, их повседневность. Политическая повестка как таковая, та, которая обсуждается на Сахарова, ее вообще нет в повседневной жизни тех людей, которые задумываются о выборах.

Я даже не буду с вами спорить, хотя у меня есть сомнения по этому поводу.

Вот я вам честно говорю, понимаете? Что есть, то есть.

Во-первых, это еще не показатель, во-вторых, даже если это так, то, во-первых, это противоречит тому, что вы говорили только что про то, как люди беспокоятся и переживают о том, что им не дают жить спокойно эти протестные акции. 

Нет, это вопрос комфорта.

Во-вторых, это не является основанием для того, чтобы не давать людям говорить то, что они хотят. 

Нет, подождите, давайте разведем. Есть проблематика митинга, есть дискомфорт, который есть от митинга, и есть огромное количество людей, живущих в городе, со своими интересами. Вот я считаю, что самое главное это сделать так, чтобы у каждой группы людей была возможность этот интерес реализовать. Одним — на спокойный сон ночью, чтобы не орали и не стучали, другим — выйти на митинг, потому что им есть что сказать, третьим — решить какие-то свои вопросы. Просто когда вы начинаете педалировать 31 статью конституции, то понимаете, здесь получается, что у нас есть 31 статья конституции, а все остальные должны ее принять, потому что мы хотим выйти, перегородить, например, проспект Сахарова… 

Я думаю, вы сильно преувеличиваете. 

Ну так вы тоже преувеличиваете. 

Преувеличиваете их беспокойство по поводу злоупотребления их тихим вечером, мне так кажется. Кроме того, я вам напомню про результаты опросов, которые были еще в июле, еще даже до 27, если мне не изменяет память, когда началась вся эта история с выборами в Мосгордуму, мы же знаем, что вызвало, какой изначальный произвол вызвал потом следующий произвол, уже полицейских в городе Москве. Так вот, по этим опросам большое количество москвичей сочувствовало протестующим уже тогда, и я уверен, что ситуация такая и сегодня. Поэтому, когда вы говорите, что это какое-то меньшинство, которое мешает спать всем остальным добрым бабушкам и дедушкам, то у меня есть большие сомнения по этому поводу. 

Я вам сейчас говорю про свои конкретные встречи с избирателями моего округа и про проблематику, которая волнует.

Я понимаю, что кроме демократии в России людей волнуют еще и другие вопросы.

Да, безусловно.

В этом нет сомнений, по этому поводу мы с вами, конечно, спорить не будем.

Но поскольку мне дорога демократия, то именно поэтому я и предлагаю в манифесте эту демократию поднимать, что называется, с земли, и предлагаю, что необходимо ввести выборность главы Управы, мировых судей, участкового. Потому что когда сейчас я встречаюсь с людьми, то я вижу ту разницу, тот путь, который москвичи проделали за последние пять лет, общаясь с ними. И я понимаю, что гражданское общество вызрело в полном смысле этого слова, люди готовы объединяться для решения своих вопросов. Пять лет назад это было с большим трудом и большой редкостью. Люди готовы брать на себя ответственность, они понимают свои права, они задумываются уже не о том, что им надо, а как им надо. Понимаете, это следующий шаг. И поэтому то, что я предлагаю в отношении демократии и ее развития, то, пожалуйста, это все прописано. Демократия должна идти оттуда, а не оттуда.

Все, что вы говорите, я… Вопрос на самом деле не только в словах, прокламациях, лозунгах, призывах, не только в этом.

Я с вами очень согласна, не только в лозунгах и не только в призывах, абсолютно точно.

Я не договорил. Не только в конкретных даже предложениях, но еще в контексте. Контекст очень важен, это глупо отрицать, правда же, он существенен. 

Да дурацкий контекст, Михаил. Контекст дурацкий. 

Я просто скажу мысль. Все, что вы только что сказали, ваши предложения замечательные по демократизации жизни города Москвы, были бы приняты на ура, звучали бы замечательным полемическим приемом в дебатах с Ильей Яшиным, если бы они состоялись в вашем округе. До 27 числа и до последовательного политического вычеркивания всех независимых кандидатов из списков кандидатов на выборах в Мосгордуму, все, что вы сказали, я бы только приветствовал. Сейчас это, к сожалению, испорчено этим контекстом. Почему? Потому что когда людей, мирно вышедших на улицу, бьют дубинками по коленкам… 

Да я против этого, Михаил! 

Я понимаю, что вы против. Но очень трудно занимать промежуточную позицию. Либо вы с теми, кто бьет дубинками, либо вы на другой стороне.

Да не согласна. 

Не получается пройти галсом, очень трудно.

Не согласна. 

Это то, что вы хотите сделать, но мне кажется, это сложно.

Михаил, я же не говорю, что легко. Но если вы хотите сделать так, чтобы людей прекратили бить дубинками по коленкам, то вот как раз и надо находиться в середине, выполняя роль буферной зоны между одними и другими. Потому что если я присоединюсь к дубинке, извините, это другая роль, этого никогда не будет. Если я присоединюсь к тем, которые выходят на площадь с лозунгами, это не мой формат, я другого добьюсь, другим и другого добьюсь в большей мере. У каждого своя роль. 

Вот говоря об этой роли буферной, вот опять-таки, это цитата из одного из ваших интервью, которые вы давали в ходе кампании. С одной стороны, вы подписали поручительство за Егора Жукова, заступаетесь за него и говорите о том, что он должен быть освобожден. 

Я считаю, что да. 

Вообще из-под ответственности, не под домашний арест, а просто это «липовое» уголовное дело. Я не знаю, что вы думаете. 

Послушайте, я считаю, что это «липовое» уголовное дело. 

«Липовое» уголовное дело, окей.

Я считаю, что никакого основания для этого нет, поэтому я бы хотела, конечно, максимального смягчения.

Вот, это ваша позиция по ситуации с Егором Жуковым. С другой стороны, вы говорили, и даже не один раз, по-моему, один раз на Дожде, один раз в другом интервью, я это видел, о том, хотя вы сейчас этого не признаете, что беспорядки все-таки были, бросались куски асфальта и так далее. 

Я видела видео, на которых это было. 

Просто вы единственный человек, который это видел, и больше никто этого не видел, и никаких кусков асфальта не было 27 числа. Я до сих пор не знаю, о чем вы говорите, но когда вы это говорите, то вы тем самым, собственно, оправдываете все те следственные действия в отношении массовых беспорядков, одним из фигурантов которых является Егор Жуков. 

Нет, подождите.

Одной рукой вы ему помогаете, другой рукой вы ему осложняете ситуацию. Тем более, про асфальт я просто даже не знаю, откуда вы это взяли. 

Михаил, смотрите, на улицу вышли тысячи людей. То, что показали, полетела урна, кто-то дотронулся до шлема, я видела, что был брошен какой-то кусок асфальта. Кто-то видел пластиковый стаканчик, который тоже назвали чем-то там тяжелым. Это не меняет сути дела. Для такого скопления людей это были единичные случаи, это не позволяет все это шествие классифицировать как массовые беспорядки. Что касается ребят, не было нанесено никакого ущерба, ни материального, ни физического, ни морального. За что? Поэтому в данном случае я не вижу, нету дела. 

Мне кажется, было бы очень естественным, если бы первый пункт вашего манифеста начинался именно с этого, с того, что вы сейчас мне сказали. 

Так я это везде публично заявила. 

Да, я понимаю. Но тем не менее.

Я написала поручительство в тот же день, когда Егор только был арестован. Узнав об обыске, буквально в этот же день первое, что я сделала, это было мое поручительство, поэтому здесь у меня позиция была четкая с самого начала. Если вы будете доказывать его вину, то извините, все равно есть презумпция невиновности. Вот презумпцию невиновности никто не отменял, поэтому человек изначально не виновен. Он заслуживает поддержки, я буду оказывать эту поддержку.

Может быть, последний, один из последних вопросов. Вот вы говорите, что нужен диалог. 

Да.

Это ваша такая последовательная позиция, хотя очень трудно вести диалог, возвращаясь к тому, что я сказал про полицейские дубинки. Казалось бы, хорошо. Но при этом вы сами отказываетесь от диалога, вот только что отказались от дебатов с Любовью Соболь, как раз это и есть диалог. Что же вы со мной спорите, вы поговорите с Любовью Соболь, это она стояла, это ее выносили из Центризбиркома, это ее не регистрировали на выборах. Я-то только, так сказать, со стороны все-таки смотрю за этим делом. Но вы говорите не с ней.

Смотрите, что касается Любови Соболь. О ее предложении принять дебаты я узнала из телефонного звонка «Эха», и сказала, что я принципиально не против дебатов. Вы знаете, когда я посмотрела видеобращение Любови Соболь, то в данном случае я поняла, что у меня темы для дебатов с ней нету, потому что в период избирательной кампании можно обсуждать то, что касается повестки этой избирательной кампании. Это во-первых. Во-вторых, с конкурентом, которого у меня, к сожалению, нет. То, что предлагала обсуждать Любовь Соболь, оно совсем выходит за рамки этой повестки, потому что из ее видеобращения получалось так, что это я виновата в том, что так все получилось двадцать седьмого и прочее, и прочее. Это первое. Поэтому у меня темы для обсуждения с Любовью Соболь в рамках избирательной кампании, тем более когда идет гонка, нету. Все, кто хочет со мной пообщаться, включая западные СМИ, приходят на мои встречи с избирателями, ходят по дворам вместе со мной и параллельно общаются. Вот у них есть интерес к этому, они приходят и общаются. А вот на это хамское предложение Любовь Соболь да не хочу я отвечать. И вы знаете, она мне как собеседник не интересна, ну просто не хочу с ней разговаривать. В команде оппозиционных политиков есть люди достойные, с которыми интересно вести диалог. С ней вести диалог мне не интересно, не хочу. 

Это вот к вопросу о диалоге. 

Если бы Любовь Соболь была бы моим конкурентом по округу, нравится она мне, не нравится… 

Похоже, у нее не было такого шанса. 

Не важно. 

Но это важно.

Любой конкурент по округу, я вела бы диалог. Я вам сразу сказала, с Ильей Яшиным, безусловно, он мой политический конкурент по моему округу. Нам есть что обсудить, в каком дворе какая проблема. 

Вот видите, вы разговариваете со мной, а Илья Яшин сидит уже тридцать какие-то сутки, который срок сидит в спецприемнике. 

Михаил, больше он сидит уже, уже сорок суток он отсидел. Я считаю, что это ужасно, потому что я не считаю, что Илья Яшин сделал что-то, чтобы было основание вот так вот его там удерживать. Мне очень жаль, что принимаются такие решения. Очень жаль. Но извините, я не виновата. Потому что многие говорили… 

Я не говорю, что вы виноваты, просто получается так, что вы выглядите фронтменом, если угодно, этой логики, и выгодоприобретателем, потому что вы станете депутатом, этой логики, в которой Илья Яшин сидит, Любовь Соболь не сидит, но тоже не была зарегистрирована, и людей бьют на улицах в Москве.

Именно поэтому я готова работать со всеми наказами, которые получил Илья Яшин и Колмагоров, потому что если я буду депутатом, то мне будет абсолютно все равно, чьи интересы я буду отстаивать, чьих сторонников. Для меня это будут москвичи, которые находятся в том избирательном округе, за который я буду отвечать в случае победы. 

Ну что ж, будущий депутат Мосгордумы Валерия Касамара ждет наказов, в том числе и от избирателей Ильи Яшина. 

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.