Честный суд в России? Как переделать власть: инструкция под ключ

Чиков в свою очередь высказал мнение, что российскую судебную систему можно изменить только после серьезных политических изменений в стране. После этого он отметил несколько отрицательных факторов новой реформы — принцип территориальности, из-за которого нагрузка ляжет на участников судебных процессов, судьи по гражданским делам теперь не будут выносить мотивированные решения, а суды теперь не будут уведомлять о заседаниях. «От этого легче будет судебным корпорациям, а конвейер будет работать еще лучше», — заключил он.

На изменение кадровой политики Чиков надежд не возлагает, потому что «кадровые комиссии все равно остануться, фильтр ФСБшный останется». Чиков также описал еще одну проблему судебной системы: «Следователь фактически решает вопрос о мере пресечения, решения пишутся оперативниками по всей стране, в этих текстах оставляется только пропуск на имя судьи, дежурный судья только вписывает свою фамилию и ставит печать». Он считает. что «эта ситуация была создана искусственно специально в начале нулевых и она не меняется», а «описанная реформа может быть классная, но мы получим хуже, чем сегодня».

Волков согласился с Чиковым в том, что «нет никаких гарантий что эти меры ждет позитивная судьба», но отметил, что «это лучше, чем не делать ничего». «Эти меры полностью изменят ее, не сразу, но судебная система будет меняться в том направлении, в котором общество хотело бы», — сказал он. Также Волков «отдает себе отчет, что возможность сопротивления правоохранительных органов высока». С другой стороны, в распоряжении реформаторов есть информация о том, как нейтрализовывались реформы прошлого, и вопрос стоит в том, насколько активно ее будет поддерживать гражданское общество. «Уходящая элита заинтересована в том, чтобы судебная система была хорошая ради защиты своих активов и себя самой», — заключил автор доклада.

Рашифровка разговора:

Вопрос вам, как к человеку, который непосредственно участвовал в проектировании тех мер, которые сегодня предлагаются и будут выполняться. Давайте мы вкратце попробуем все-таки сказать, в чем они заключаются. Не в том, что касается улучшения работы судов в России, чтобы они быстрее принимали свои решения, это не так меня интересует, конечно. Меня интересует, насколько можно повысить честность и независимость российского суда, возможно ли в принципе.

Волков: Я сразу скажу, что, я думаю, никто из экспертов не может предложить какого-то одного большого решения, которое в одночасье сразу все изменит, сделает суды независимыми, справедливыми, более эффективными и так далее. Наш подход заключался в том, чтобы, во-первых, выяснить, какие основные проблемы судебной системы, продиагностировать, и каждой проблеме предложить меры, которые бы ее решали.

Поэтому у нас есть три направления. Это качество кадров, поскольку оно снижается на протяжении последних 15 лет. Второе — это, конечно, независимость судей, то есть проблема ограничения независимости судей, проблема ограничения принципа несменяемости судей. Третье: это нагрузка, но, может быть, это как раз не столь чувствительная для сегодняшней дискуссии тема, тем более, что практически все меры по снижению нагрузки были согласованы Верховным судом, видимо, будут реализованы. А первые два — кадры и независимость судей — это, конечно, гораздо более чувствительные для системы вещи, поскольку сейчас отстроена система, когда судьи идут очень предсказуемые, кадры натренированы внутри судебной системы.

Те самые секретари судов.

Да, выходцы, в основном. Это не полностью, но более половины из секретарей, потом помощников. То есть те люди, которых уже научили, в общем, они понимают правила игры, они умеют подчиняться и советоваться с кем нужно. Поскольку все-таки решения принимают судьи, то от качества личности судьи очень многое зависит.

Мы предлагаем здесь, во-первых, полностью поменять систему назначения судей, создав федеральный центр подготовки судей. Сейчас вся подготовка судей происходит после назначения, поэтому никакого интереса в обучении у них нет, и она длится 2-3 недели. В большинстве стран эта подготовка либо в отдельных школах для судей, и это порядка 2 лет, либо это довольно сложная процедура обучения и стажировки, это 2 или 3 года. А у нас 2 или 3 месяца. Собственно, мы разработали концепцию, во-первых, федерального центра подготовки судей, где сначала судьи будут обучаться, и по результатам экзаменов уже будут назначаться. И обучение судей предполагает, что будут принципиально другие подходы к тому, чему судей учат, в том числе, гораздо шире, чем техническая юриспруденция.

Что, соответственно, как я понимаю, повлияет на то, чем они будут руководствоваться в принятии решений, как они будут принимать эти решения, оглядываясь на кого и на что.

Ну и главное, что у них будет, скажем так, другое самосознание, другое профессиональное понимание себя. Это не вчерашняя секретарша.

Сразу спрошу у Павла, как у человека, который регулярно сталкивается и с судебной системой, и со Следственным комитетом, и просто на практике: насколько эти меры, как вы считаете, вообще сработают, этот федеральный центр подготовки судей, да и все остальное, что предлагается? Сможет ли это изменить положение суда в России?

Чиков: Я с большим уважением отношусь и к работе Вадима Волкова, и к реформе, но мне все-таки кажется, что российскую судебную систему изменять, к сожалению, можно только по итогам каких-то серьезных сначала политических изменений в стране. И в этом смысле предлагаемые изменения, а основные нужно перечислить: это отказ от принципа территориальности судов общей юрисдикции, то есть установление такой сети экстерриториальных апелляционных судов. То есть если раньше обжаловали мы решение внутри региона, то есть суд находился в столице соответствующего субъекта федерации, то теперь придется ехать за 200-300-400 километров, это то, чем занимаются, например, юристы-арбитражники, которые вот так вот ездят. Но одно дело, когда там коммерческие организации могут себе позволить юриста отправить, другое дело, эта нагрузка ляжет на участников судебных процессов. Это раз.

Во-вторых, суды по гражданским делам теперь не будут выносить мотивированные решения по умолчанию. То есть нужно будет просить. Давайте так порассуждаем. Обычному человеку будет лучше оттого, что ему придется ехать в апелляционную инстанцию за 200-300 километров? Наверное, нет. Обычному человеку будет лучше, если он не будет получать решение, в котором будет написано, почему судья принял такое решение? Наверное, нет. Теперь суды не будут уведомлять о заседаниях судов, то есть никаких повесток особенно не будет. Это в принципе работает в арбитражных судах уже давно, но там электронная система совсем другая. Спросите любого практикующего юриста, он сталкивался с тем, что он не может найти свое дело на сайте судов общей юрисдикции? 100% да. То есть кому от этого легче будет? Легче будет судейской корпорации, потому что нагрузки будет меньше, потому что независимости от граждан…

Оптимизация, повышение эффективности это называется.

Чиков: Да-да. То есть, грубо говоря, конвейер будет работать еще лучше. Давайте снизим нагрузку на конвейер, тем самым, возрастет порог доступа к правосудию. А при этом нужно напомнить, что по всем социологическим опросам доверие к суду…

Такой технократический подход, да. Надо, чтобы машина быстрее ехала. Вадим хочет возразить сразу же.

Волков: Давайте, конечно, другие меры обсуждать, потому что нагрузку снижать нужно, безусловно. Но там есть целый комплекс мер по поводу снижения полномочий председателей. Поскольку вся управляемость судебной системы основана на двух институтах: это институт председателей и это проверки кадровой комиссии при президенте. И вот это два ключевых аспекта, которые необходимо реформировать. На самом деле и выборность председателей не согласована, и сопротивление довольно большое. Согласовано снижение срока пребывания председателя на должности.

Сейчас у нас просто отдельная корпорация председателей, которые являются фактически топ-менеджерами в судебной системе, через которых происходит подготовка нужных решений. И нужно поменять систему так, чтобы председатели были первыми среди равных, и снова возвращались в рядовые судьи, отработав свой срок, чтобы они не могли распределять дела вручную, чтобы они не могли распределять премии, и чтобы они не давали согласие на назначение судей.

Я надеюсь, что я понимаю, что вы имеете в виду. Но чтобы нам всем было еще понятнее, я просто хочу рассказать. Леонид Волков, руководитель штаба Алексея Навального, и Алексей Навальный, и их соратники — их часто преследуют в судах, административные аресты и так далее, такая рутина жизни у них. Леонид Волков рассказал историю о том, как он не пострадал, его пощадил судья. Оправдал, если мне не изменяет память, или, по крайней мере, это было какое-то очень мягкое наказание. И потом ему сказал, что несмотря на давление со стороны Следственного комитета, этот самый судья отказался следовать указаниям Следственного комитета, потому что «мне скоро на пенсию, и мне уже терять нечего».

И это ситуация, которая выглядит очень правдоподобно. Мы не знаем, так это или нет, но выглядит в любом случае очень правдоподобно. То, что вы сейчас говорите про председателей судов наших и все остальное, что вы предлагаете, изменит это ситуацию или нет?

Волков: Это второй вопрос. Если эти меры полостью, как они предлагаются, реализовать, безусловно, изменит. Не сразу, но судебная система будет меняться в том направлении, в котором общество бы этого хотело. Но я бы хотел сразу разделить нашу задачу, наша задача — экспертная, и политическую задачу, которая, в общем, не наша задача все-таки. Экспертная задача состоит в том, чтобы сделать очень подробную, а она у нас сделана под ключ, программу реформы судебной системы буквально со всеми законодательными мерами, которые нужно принять. Хорошо продуманную, обоснованную, убедительную, которая бы пользовалась поддержкой юридического сообщества и более широкого сообщества. Но чтобы эта программа была. А ее политическая реализация, у нас, по крайней мере, у нас, у экспертов, нет такого ресурса, который бы обеспечивал эту политическую реализацию. Это уже, к сожалению, за рамками наших возможностей. Поэтому рассуждать по поводу того, будет она реализована или нет, — я не политолог, я не могу говорить.

Я все равно хочу у Павла спросить, что он думает про эти меры, все-таки не про эффективность, а про ту самую независимость и снижение статуса, уничтожение этой корпорации председателей судов, про которую Вадим говорил только что.

Чиков: Я соглашусь с тем, что председатели судов — это серьезные контролеры. Хочу добавить просто, что кроме председателей на самом деле непосредственное руководство судьями ведут его заместители: заместители по уголовным, заместители по гражданским, заместители по административным делам. Есть зональные судьи, которые в судах в субъектах федерации, которые курируют соответствующие районы и так далее. Районные судьи знают, кому звонить и советоваться, какое решение принимать. Раз.

Во-вторых, кадровая комиссия. Все равно кадровая комиссия останется. И все равно фильтр ФСБшный, прежде всего, фильтр федеральных инспекторов, полпредов, который сейчас существует, он все равно останется. То есть доходит до маразма: близкие родственники кандидата в судьи вынуждены приостанавливать статус адвоката на период этой процедуры назначения на должность судьи. Потому что у нас родственников-адвокатов даже, не самих адвокатов, их вообще не берут в судьи по факту на практике, а родственников адвокатов даже не берут в судьи.

Дальше. Смотрите, как решаются все вопросы с мерой пресечения. Вы тут абсолютно правы, Леонид Волков прав, то есть соответствующие следователи решают, по большому счету, вопрос о мере пресечения.

Мы сейчас на деле Серебренникова это видим просто настолько, что дальше о чем еще можно говорить.

Чиков: Десятки тысяч решений о прослушке телефонных переговоров и всяких разных оперативных мероприятий. Они пишутся по всей стране самими оперативниками. В этих текстах оставляется пропуск только на имя судьи и все, потому что никто не знает из оперативников, кто сегодня дежурный судья. Они приносят кипу этих документов, бланков заполненных, и просто дежурный вписывает свою фамилию, подпись и печать. И все.

То есть, грубо говоря, если мы говорим про уголовные дела  — отдельные проблемы, про гражданские дела — отдельные проблемы. Про административные — давайте мы посмотрим, каким образом решаются дела, связанные с нарушением правил дорожного движения, и как суды общей юрисдикции по всей стране по административным делам, которые поступают из ГИБДД, закрывают глаза на все промахи ГИБДД. Это ситуация, которая была создана искусственно, специально в начале нулевых годов, и она не меняется. То есть, грубо говоря, системные проблемы судебной системы настолько гигантские, что…

…мы возвращаемся к пункту №1.

Чиков: Грубо говоря, реформа описанная может быть шикарной, классной, и я рукоплещу экспертам, которые под ключ создали. Вопрос только в том, что мы, к сожалению, получим хуже, чем оно есть даже сегодня.

На самом деле оставим даже в стороне политические вопросы, понимаем, что это важно, чтобы иногда можно было надавить, позвонить и так далее. Вот отложим это в сторону. Только что мы показывали эту статистику, потрясающую статистику — 0,3% оправдательных приговоров. Это уже не политика, это жизнь, так мы живем, в таком обществе и в такой стране. Вадим, вы в статье в «Ведомостях» на этой неделе выступаете за постепенные пошаговые меры, раз уж радикально не получается, по крайней мере, так я ее прочитал. Из тех же судебных арестов, как вы в этой же статье отмечаете, ничего не получилось, они просто неформально оказались теми же самыми, то, что мы только что обсуждали. Что вас заставляет думать, что любые меры, которые вы предлагаете сегодня, не ждет та же самая судьба, а что будет хоть какой-то позитивный эффект?

Волков: Нет никаких гарантий. Но когда у вас есть выбор между тем, чтобы не делать ничего, и говорить «Ну все равно не получится, поэтому я не буду делать ничего», а жизнь у вас одна, и вы знаете, что вероятность реализации не такая высокая, но вы все-таки попробуете сделать все, что вы можете — вот это ваш выбор. Соответственно, мы выбрали второй вариант — сделать что-то, сделать максимально обоснованно, подробно, так, чтобы все могли читать, все понимать, и всех вооружить этим знанием.

Но мы действительно отдаем себе отчет, что возможности сопротивления правоохранительных органов через ведомственные какие-то поправки, через поправки снова в законах, которые отыграют все назад, действительно высоки, через то, чтобы реализовать только самые безобидные меры и так далее. Да, это есть. Но мы, с другой стороны, теперь знаем уже по предыдущему опыту, каким образом нейтрализовывались, допустим, реформы прошлого. Это вопрос об активности давления со стороны гражданского общества, других политических сил и так далее.

Представьте себе, если вдруг наступит политический момент, а такие моменты наступают не только когда происходит политический переворот, но и когда происходит просто смена элит, и уходящая элита вообще-то заинтересована в более независимой судебной системе, чтобы ее активы, она была защищена от тех, кто придет потом. Есть такая закономерность в мировой практике. Но чтобы действительно эти рецепты были, это знание было — вот это максимум, что мы можем. Я, конечно, согласен с Павлом, что ситуация у нас тяжелая, и она ухудшается, но я не согласен с тем, что ничего не надо делать.

Фото: Роман Яровицын / Коммерсантъ