Рубен Аганбегян о рокировках в правительстве и Кремле: «Мы на эти изменения повлиять не можем, да и не хотим»

Ведущие ДОЖДЯ Юлия Таратута и Ренат Давлетгильдеев пообщались на ПМЭФ-2013 с генеральным директором ФК «Открытие» Рубеном Аганбегяном. 
Давлетгильдеев: Сегодня многие говорят, что за аж три года рубль побил очередной антирекорд. У нас евро сейчас 43, доллар - 33. Это крайняя планка или будет падать дальше? И когда будет то время, когда устаканится?

Аганбегян: Во-первых, у нас курс более-менее отпущен, у нас идет попытка перейти на инфляционное таргетирование и смотреть на инфляцию, как на основной индикатор экономический. Поэтому курс у нас, если вы посмотрите последний год-полтора, то увидите, что курс достаточно сильно гуляет относительно того, что было раньше, когда управляли деньгами через курс. Поэтому я ничего страшного не вижу, я всегда говорил, что с тех пор, как Центральный банк стал переходить на инфляционное таргетирование, что надо всем начинать немножко ментально менять свое отношение к курсу, перестать на него смотреть, как на основной индикатор. Все-таки 20 лет привычки, к сожалению, никуда не деть.

С точки зрения того, какой уровень возможный максимально, это тоже, мне кажется, вытекает больше всего из того, какую инфляцию допустит государство, какой будет взгляд на какие-то инфляционные вещи, готовы ли они изменить. Безусловно, для страны рост курса рубля к доллару позитивен, прежде всего, для экспортеров, для многих других, у кого затраты в рублях.

Давлетгильдеев: Для страны да, но для людей, они очень пугаются. Вот вырос курс на 2 рубля, все побежали скупать доллары в обменниках.

Аганбегян: Поэтому тут вопрос, что видим, что это происходит не в одночасье, не каким-то очень мощным образом, это постепенно происходит. Мне кажется, что мы не находимся в опасности курса 50. Это движения в рамках нескольких рублей.

Таратута: С рублем у нас все в порядке, никакой опасности нет, но все равно впечатление того, это впечатление создается после каждого выступления руководителя страны Владимира Путина, что мы готовимся к довольно серьезной кризисной фазе. Насколько нам всем следует бояться, и в какой день опасность наступает?

Аганбегян: Я не верю в какой-то архикризис, я считаю, что более-менее мир находится с точки зрения своего мирового кризиса больше в стабильной ситуации. В Америке, я бы сказал, что даже хорошая. Мне кажется, что есть еще очень важная история, заключающаяся в замедлении темпа роста нашей экономики, замедления деловой активности. Это то, что волнует нас, как людей, которые занимаются здесь бизнесом. Более того, мы же в бизнесе финансового посредничества, кредитования, реального сектора экономики, бизнеса малого, среднего, поэтому замедление темпов роста экономики очень сильно бьет по нашим клиентам, по нам оно бьет очень сильно, по розничным нашим клиентам. Конечно, это очень сильно нас волнует.

Мне кажется, что большая часть полемики, которую мы слышим, это, в общем-то, полемика вокруг того, что власть пытается а)неким образом для себя, для всех объяснить, почему происходит это замедление; б) найти какие-то способы и пути , как это замедление остановить и эту ситуацию как-то исправить. Эта история про ограничение роста тарифа, еще какие-то. Мне кажется, что мы находимся в поиске правильных решений. Найдем - не найдем, не знаю.

Таратута: Одним из симптомов этой угрозы довольно серьезных экономических проблем для многих политических наблюдателей стал тот факт, что во время прямой линии президент буквально заигрывал с экономистами либерального толка. Пригласил к себе в гости Кудрина, защитил Чубайса перед населением. Вы чувствуете, что руководство сейчас нуждается в этих либеральных экономистах, потому что наступают тревожные времена?

Аганбегян: Я не вижу того, что мы находимся на каком-то либеральном… Мне кажется, мы находимся в области поиска каких-то простых действенных решений, желательно ручных, которые бы помогли быстро, скоро изменить этот тренд - тренд роста ВВП и снижения этого роста. Мне кажется, это реально заботит, потому что рост ВВП позволяет всем нам жить спокойно, населению быть довольным, власти быть довольным. Мне кажется, мы находимся в области поиска, и кто принесет нормальные идеи, либеральные, не либеральные экономисты. Безусловно, я, как человек либеральных взглядов, рад тому, что определенная часть либеральных экономистов из серии «взять резервы Центрального банка и поделить их между всеми или Стабфонд полностью раздать», которые я считаю довольно крупными завоеваниями последних лет, вот эта подушка стабильности, что эти идеи не прошли. Это, безусловно, радует.

Давлетгильдеев: Если говорить о том, кто у нас ищет те самые новые идеи, в том числе на форуме, говорят о рокировках в  правительстве, о том, что нынешний министр экономики Белоусов уйдет в администрацию президента, займет место Набиуллиной, а на его место уже из ЦБ придет Улюкаев. Во-первых, слышали ли вы что-то о таких рокировках? И как бы вы к ним отнеслись?

Аганбегян: Тут два есть момента. Первое - что все названные вами люди достаточно уважаемые профессионалы, давно работают. Я с ними лично довольно давно знаком и имею достаточно спешный опыт работы. Второе – мы, как частная финансовая группа, особо повлиять на эти изменения никак не можем, и, в общем-то, не хотим. В этом смысле работаем с теми, кто есть, кто назначен. Мы активно пытаемся сотрудничать, нести свои идеи. Поэтому с точки зрения спекулировать слухами, честно вам скажу, думаю, что это у вас их больше, чем у меня.

Таратута: В эпоху резидента Медведева было несколько громких инициатив, связанных с его именем. В частности одна финансовая - Москву собирались превратить в финансовый центр, это связывалось с именем тогдашнего президента. Сейчас времена другие, и все достижения прошлого президента зачеркиваются и иногда на участников проекта заводятся уголовные дела. С финансовым центром вроде все спокойно. Перспективы остаются превратить Москву в это средоточие финансовой мысли?

Аганбегян: Поскольку я был в эпицентре этой деятельности и стоял у истоков идеи не один, а с большим количеством коллег, идея эта происходит из фундаментальных вещей, то, что Россия очень крупная страна, большое количество денег, очень много индустрии, большая потребность финансирования и так далее, поэтому все это крутится вокруг денег. В России достаточно мощная валюта, большие резервы, стабильная экономическая ситуация, все это равняется тому, что у нас есть возможность иметь свой региональный финансовый центр для себя и для ряда соседей, близких к нам, у которых нет критического размера.

Вообще очень важная вещь - у России есть критический размер, большие компании, большое население - 140 миллионов человек, а вместе с соседями 300. При этом никто из соседей - ни Казахстан, ни Украина, ни Белоруссия - не способны создать финансовый центр у себя сами, нет критического размера. Но мы можем получить большой плюс от этой синергии, работая вместе. И в этом была основа идеи, идея не носила политического характера, она была узка, цинична, честно говоря, коммерческая идея.

Откуда взялся международный? Потому что мы, как страна растущая, постоянно ориентирующаяся на лучшие решения, которые многие на Западе или на Востоке. Для нас термин «международное» создает очень сильный «бэмпс», мы к нему относимся серьезней, то есть это уже больше была маркетинговая история, по моему мнению. В основе лежала идея региональная. Огромное количество инвесторов, которые покупают финансовые инструменты, находясь в Лондоне, Нью-Йорке, на каком-то острове делают это посредством электронных систем. И де-факто локальное место, где происходит та биржа или та инфраструктура, оно де-факто является локальным. Бразильские вещи торгуются в Бразилии, а не в Нью-Йорке, на самом деле это крупные хабы финансовых посредников. Поэтому было понимание, что здесь в нашей инфраструктуре можно построить очень хороший бизнес, он создаст большое количество работ, будет потребность в иностранных специалистах, в русских специалистах и двинет всю систему целиком. То есть систему и обучения, и институты, и университеты. В этом была идея, я считаю, что эта идея, как была, так и имеет абсолютно макроэкономическую финансовую основу, характер и смысл ее делать.

На самом деле много всего сделано, центральный депозитарий сделан, допуск иностранных клиреров на долговой рынок. На самом деле, прошла идея приватизации в России на российских биржах, несколько сделок прошло, биржа сама разместилась, ВТБ успешно разместилось, очень мощно двигается история, чтобы вообще все перевести на международные стандарты финансовой отчетности. Очень много всего делалось, сделано и продолжает делаться. Поэтому я считаю, что тема есть, она двигается, и я надеюсь, что про нее не забудут. То, что к ней чуть меньше внимания, это сейчас не самое плохое.

Таратута: То есть политический аспект влияет на скорость продвижения. Просто можно вспомнить историю с «сколковскими» законопроектами, а какой-то момент, когда «Сколково» вышло из моды, симптомом этого вопроса стало то, что новый блок законопроектов по «Сколково» отодвинут во времени. С вами происходит так же?

Аганбегян: Во-первых, у нас не было такого а-ля проекта «Сколково», на самом деле это проект по улучшению всей инфраструктуры, там много участников, там нет какой-то головной истории, где-то в Рублево-Архангельском давайте построим город-сад, то есть там нет этой основы. Но, безусловно, уровень фрустрации очень высокий, потому что разные точки зрения по любому вопросу есть. Вася считает, что надо идти налево, Петя считает – направо. Очень тяжело часто договориться, очень много уходит туда энергии. Многие законы, которые были приняты и изменены, принимались с большим боем и очень тяжело, конечно же, очень много противоречащих вещей.

Например, пенсионная реформа прошлого года, давайте закроем не государственные пенсионные фонды. Ну это идет в прямое противоречие с идеей строительства финансового центра, потому что негосударственные пенсионные фонды плохие, хорошие, это один из мощнейших сегодня институтов, имеющих длинные деньги в стране. Давайте его уничтожим, и не будет его, останутся одни только банки, при этом у банков не такие длинные деньги. У банков длинные деньги в том смысле, что они-то на самом деле короткие, просто люди их очень долго держат, сами об этом не думая. Думаешь: завтра возьму депозитик со счета, а на самом деле сидишь и три года не снимаешь, он там и лежит. У банка статистически длинные деньги, а у пенсионного фонда они реально длинные, потому что ни вы, ни я не планируем завтра выходить на пенсию, а наши деньги там копятся. Они 15-летние, их можно вкладывать в долгие проекты, в хорошие вещи. Сегодня, правда, это очень сложно, тем не менее, поэтому, конечно, очень много противоречащих каких-то сигналов часто нам посылает власть в этих проектах.

Последовательности не хватает, вообще наша капитальная беда многих лет – последовательность, причем это не беда этой власти, это беда всей страны, столыпинские реформы резко прекращены, идеи Витте тоже многие не были воплощены в жизнь. Это такая национальная беда многолетнего характера. 

Также по теме