«Правительство не понимает, чего хочет получить»: почему в России нет экономического роста?

Объясняет экономист Владислав Иноземцев
15/09/2017 - 13:52 (по МСК) Маргарита Лютова

В эфире программы «Деньги. Прямая линия» экономист Владислав Иноземцев ответил на вопрос телезрителя о том, почему в России не наблюдается экономического роста. Он рассказал о том, почему модель, которая работает в Китае, Корее или Бразилии, не прижилась в России, а также что нужно делать, чтобы выйти из кризиса.

— Почему не наблюдается устойчивого роста экономического, ВВП?

Такой лаконичный вопрос: почему не наблюдается устойчивого роста? Владислав Леонидович, я вас уже представила как колумниста, помню, недавно у вас был текст в РБК как раз по поводу ускорения экономического роста. Давайте об этом поговорим, действительно, почему нет у нас устойчивых, хотя, по-моему, никаких нет, но тем не менее устойчивых темпов экономического роста?

Тема, конечно, безграничная. Я остановлюсь на двух моментах. Первый момент, все-таки я хочу уделить пару минут тому, почему этот рост был. Обычно существует мнение, что рост 2000-х годов обеспечивался исключительно повышением цен на нефть, дополнительными финансовыми ресурсами, которые приходили в страну, инвестициями, высокими ожиданиями и так далее. Вот мне кажется, что это немножко однобокая точка зрения.

Дело в том, что если мы посмотрим на структуру российской экономики и сравним ее со структурой любой другой развивающейся экономики, мы увидим, что в России промышленность никогда не имела той роли в развитии, как она имела, допустим, в Корее, в Бразилии или в Китае. Рост 2000-х годов был ростом, основанным на сервисном секторе. И что это был за сектор? Это было совершенно понятно: мы увеличивали ВВП за счет торговли оптово-розничной — росли торговые центры, оптовые поставки, логистика, связанная с этим и так далее. Банковский бизнес тоже рос очень быстро и давал хороший прирост, риэлторские операции, строительство, естественно, коммуникации — мобильная связь, интернет и так далее. И все эти отрасли обеспечивали в 2000-е годы — с 2001 по 2007 год — приблизительно 68-70% прироста российского ВВП. Эти отрасли были отраслями, создавшимися с нуля, этих отраслей раньше не было вообще, то есть мы имели экономику, движущей силой которой были абсолютно новые для нее сегменты.

Позвольте, я уточню в этом моменте. Действительно эти отрасли все ориентированы, так или иначе, их двигал платежеспособный спрос, будь то населения или компаний, но ведь есть мнение, что этот спрос, в общем, тоже рождался во многом за счет тех самых нефтяных денег, например, повышение зарплат бюджетников и так далее. Все-таки, может, нефтяные деньги здесь помогли с нуля вырасти?

Я согласен, они помогли. Но если бы этих приводных ремней в виде этих отраслей не было, то и они бы не помогли. Но сейчас эти отрасли давно уже достаточно вышли в стадию насыщения: у нас на 100 человек больше мобильных телефонов, чем в Европе, сим-карт распространенных, у нас банковский бизнес практически обеспечивает полностью потребности населения, риэлторские операции, торговля тоже продвинулась. В общем-то, все эти отрасли вышли в предел насыщения, и они больше двигателями быть не могут.

Даже если появятся дополнительные нефтяные деньги, как экономика их переработает? Вы купите восьмой телефон? Нет. Что будет происходить дальше, даже если деньги в экономику начнут приходить? Где точки входа инвестиций в российскую экономику? И с этим очень большие проблемы. Это первое замечание. То есть на сегодняшний день мы вошли в ту полосу, где мы не очень понимаем, за что зацепиться должен этот рост. В быстрорастущей экономике развит экспорт, у нас его нет вообще фактически, кроме военного. Поэтому здесь первая проблема.

Вторая проблема заключается, конечно, в управлении. Мы любим об этом говорить, институциональные есть сложности и так далее. Я трактовал это таким образом, что у нас в принципе нет понимания, чего мы хотим получить. Наше управление очень ситуативно. Есть две модели развития, по большому счету. Такая успокоенная, когда вы один из лидеров мирового экономического роста, и вы реагируете на отдельные проблемы, которые у вас появились — кризис на рынке ипотеки, как в США, проблемы на рынке доткомов, как это было в начале 2000-х годов и так далее. Это одна модель. Вы и так развиваетесь хорошо, у вас не должно быть высоких темпов роста, вам хватает 3%, и все устойчиво и стабильно.

Второй вариант: когда вы кого-то догоняете. Это вариант той же самой Восточной Азии и, собственно, то, что мы хотели всегда сделать, когда господин Путин в начале 2000-х годов выступал относительно наших ориентиров, вы помните, был тезис о том, что надо догнать Португалию.

Теперь мы опять отстали, насколько я помню, от Португалии.

Не в этом дело. Идея заключалась в том, чтобы кого-то догнать, то есть это было четко проектированное развитие. Но если вы идете по такому пути, у вас должна быть цель. Она не может быть в том, чтобы догнать Португалию. Мы должны понимать, какие отрасли основные, должны понимать, как вы встраиваетесь в глобальную экономику, вы должны ориентироваться не на количественные, а на качественные показатели. Если вы посмотрите на китайское планирование сегодня, оно фактически все в натуральных выражениях. Там говорится о том, какое количество мощностей портов вы должны ввести в действие, дорог, железнодорожных линий, сколько построить зданий, сколько выпустить той или иной продукции. У нас идет всегда разговор об освоенных средствах. Какой результат — никто не говорит. Мы можем освоить огромное количество средств, но у нас нет дороги в Петербург до сих пор автомобильной нормальной и так далее.

То есть проблема заключается в том, что правительство никогда не вырисовывает четкого понимания того, что мы хотим получить, какую страну: индустриальную — один вариант, технологического гиганта — другой вариант, остаться сырьевой страной, но при этом иметь самую высокую технологическую, скажем так, продвинутость в переработке нефти, зеленых технологий и прочее — третий вариант. И этого никогда не обсуждалось, вот в чем проблема.

Я согласна с вами, конечно, что проблема нашего короткого горизонта планирования вечная. У нас, в конце концов, даже бюджет трехлетний по факту не получается, все на один год. Но все-таки, вы знаете, не могу не вернуться к первой части, когда мы с вами говорили о насыщении и о том, что восьмой телефон вряд ли себе купим. У нас все-таки количество тех, кто живет даже официально за чертой бедности, в стране огромное и, в общем, они могли бы себе, но если не восьмой, то хоть первый или второй телефон купить. Здесь почему, как соотнести, даже нашим зрителям: с одной стороны, вы говорите о насыщении, с другой стороны, огромное количество людей, которое до сих пор живет по стандартам, но далеко не постиндустриального общества.

Я согласен. Но смотрите, это вопрос несколько другого свойства, и он тоже, конечно, правительству может быть адресован. Если мы посмотрим на стратегию выхода разных стран из кризиса последнего, я имею в виду 2008 года, она была очень разная, и я бы обратил внимание на французскую стратегию, потому что одним из шагов, которые сделало французское правительство в ответ на кризис, оно первым делом резко повысило минимальные зарплаты. Это было очень разумно, между прочим, потому что когда вы повышаете минимальную зарплату, вы фактически уверены, что человек, получивший больше денег, приходит в магазин, покупает довольно дешевые товары, которые процентов на 80 произведены местными производителями, он не вывозит деньги за рубеж, он не ездит на отдых в другие страны и так далее.

У нас совершенно другая психология. Когда у нас возникает кризис, мы хотим сэкономить на людях. Я всегда говорю и повторяю, что самым важным антикризисным методом у нас борьбы с кризисом был бы, конечно, метод повышения пенсий, повышения низких доходов, выдача любых… Понимаете, организация социальных программ, даже в Америке, в стране очень благополучной, есть гигантская программа так называемых продуктовых марок, когда малоимущие получают талоны, которые они могут использовать для расчетов в магазинах. И это правильная мера, потому что вы канализируете деньги в четко понимаемое количество товаров, эти товары, в основном, особенно сейчас, в условиях санкций, произведены в России, они поднимают спрос.

А мы можем себе такое позволить? Мы все-таки по масштабам нашего бюджета, тем более, учитывая вечный дефицит Пенсионного фонда, у нас есть возможности для такой социальной меры?

Вы знаете, это не совсем социальная мера, это мера, в общем-то, запуска экономического роста, о котором мы говорили. То есть если мы считаем себя нормальной страной, мы просто должны как минимум посчитать, что более дает нам экономический эффект: расходы на оборону, о которых мы уже сегодня говорили, или такого рода вложения. Потому что государство, когда оно стеснено в средствах, а это наш конкретный случай, должно вкладывать только туда и в первую очередь туда, где возникают наибольшие мультипликаторы.

Если вы создадите танк — это значит, что вы вкладываете в отрасль, которая абсолютно неконкурентна, у вас уже сейчас скоро будут все самолеты производиться одной компанией в стране, даже в Советском союзе не было такого. То же самое касается всех военных отраслей. На Западе почему вложения в военную отрасль часто дают хороший эффект? Потому что фактически нет компаний, которые делают только военную продукцию. Когда вы покупаете топливозаправщики авиационные у Боинга, самолетозаправщики, вы отдаете деньги компании, которая половину их потом вкладывает в производство гражданских самолетов. И так везде. У нас, когда мы вкладываем в ОПК, это все уходит только туда. После этого этот танк стоит на складе, если он даже выпущен или, дай Бог, уезжает из России. И в итоге где прирост для экономики? Он минимален. Когда вы даете деньги пенсионеру, он идет в магазин, их тратит, вы запускаете огромную цепочку роста.

Но это если он их тратит на отечественные продукты, которых у нас все-таки не во всех товарных категориях достаточно, чтобы удовлетворить потребительский спрос даже пенсионера.

Это немножко иезуитский, конечно, подход. Не помирать же людям из-за того, что у нас мало отечественной продукции. Я считаю, что, опять-таки, поймите, торговля — это та отрасль, которая обеспечивает очень высокую маржу самого торговца. Даже если вы закупаете какие-нибудь импортные бананы, то цена, по которой они находятся у вас в магазине около дома, будет раза в четыре выше, чем  та оптовая цена, за которую вы купили. Поэтому в любом случае даже если это не российская продукция, получат деньги с нее перевозчики, которые привезли это из порта в Москву, складское хозяйство, которое это все содержит в холодильнике и прочее, сами магазины, работники этих магазинов, огромное количество добавленной стоимости останется в стране. Поэтому мне кажется все-таки, что если мы хотим действительно дать толчок экономике, нельзя забывать этот огромный пласт наших потребителей, которые действительно, вы правы абсолютно, недопотребляют.

Но вообще удивительно, потому что, во-первых, интересно, что в плане повышения МРОТ, который вы упомянули, французский опыт выхода из кризиса, немножко это перекликается, пожалуй, с самым знаменитым экономическим предложением команды Навального в части увеличения МРОТ до 25 тысяч рублей, которое вызвало довольно большую критику. Вы как к этому относитесь?

Я отношусь к этому, скорее, позитивно. Я думаю, что это вопрос заключается в суммах, но в целом, конечно, я абсолютно убежден в том, что мы должны... Смотрите, еще раз: во всех развитых странах нет такого разрыва гигантского величины МРОТ с величиной средних доходов. Сегодня наша статистика показывает среднюю зарплату порядка 34 тысяч рублей в России. Я думаю, что МРОТ должен отличаться от нее максимум на 20-25%. То есть, в принципе, я думаю, что ориентировки, которые дает Навальный, в данном конкретном случае правильны или близки к правильным.

Я думаю, что экономика вполне это стерпит и, конечно, проблема в данном случае, почему идет такая большая дискуссия на эту тему, проблема, конечно, в том, что самые низкие зарплаты, конечно, в государственном секторе. И, естественно, если такое решение будет принято, государство вынуждено будет резко увеличить расходную часть бюджета именно с точки зрения альтернативных госслужащих и с точки зрения финансирования работников сферы образования, здравоохранения и так далее, люди, которые получают в России безумно низкие зарплаты, безумно низкие зарплаты. Если мы посмотрим сегодня, допустим, на среднюю зарплату врача в Соединенных Штатах и конгрессмена, то самый обычный врач-терапевт получает больше конгрессмена. Врач-реаниматолог получает в среднем в 2,5 раза больше члена Палаты представителей Соединенных штатов Америки. Сравните эти зарплаты наших врачей с нашими думскими депутатами.

Даже не хочется сравнивать, если честно.

Не хочется сравнивать — это правильно. То есть в данном случае я думаю, что правительство просто реально не хочет повышать бюджетную нагрузку, ему весьма комфортно тратить эти дополнительные средства на МВД и армию, что гораздо, видимо, лучше вызывает ощущение соблюдения собственной безопасности и дает гораздо больше возможностей для всякого рода коррупционных эффектов. Поэтому мне кажется, что с точки зрения повышения заработной платы минимальной Навальный прав, и то, что нужно двигаться в этом направлении, я думаю, это совершенно очевидный факт.

Фото: DepositPhotos

Другие выпуски