Ограничения. Увольнения. Кризис. Российская экономика готовится уйти в минус

Я думаю, этот разрыв в некоторой степени объясняется еще и тем, что вот эти 2,3%, ― я сказал, что есть претензии к Росстату, ― на мой взгляд, дутые. Мы помним, что буквально за две недели до Нового года все оценивали в 1,5% рост ВВП по итогам года. Потом вдруг сногсшибательный рост строительства обнаружили, который вытянул всю экономику, и в результате экономика показала плюс 2,3%.

Поэтому 2,3% ― это не совсем правильно. Но даже если было 1,5% и вдруг 0,5%, это, конечно, провал. Почему? Есть негативные факторы. Даже по новой методике реальные располагаемые денежные доходы населения в первом квартале снизились на 2,3%.

Да, мы об этом сейчас поговорим обязательно.

Просто я уже говорю о тех негативных факторах, которые предопределили то, что мы имеем такой низкий показатель, в том числе и динамика по реальным доходам населения.

Хорошо, но тем не менее все-таки, действительно, вы сказали, что нефть вполне неплохо себя чувствует.

Да.

И правда, в районе 70 долларов и даже выше. Сильно выше, чем, собственно, заложено в бюджете, там около 40. Какого-то кризиса мирового мы не видим. В целом, правда, ничего принципиально не изменилось по сравнению с прошлым годом и вообще с последними годами, я бы сказал. Если мы так чуть более долгосрочно посмотрим на эту историю, опять же какие мы выводы можем здесь сделать?

Потому что про то, что экономика стагнирует, мы слышим уже действительно довольно давно, несколько последних лет. Но сейчас действительно 0,5%, правда, на это сложно как-то по-другому смотреть, кроме как на то, что мы на грани новой рецессии. А рецессия ― это все-таки не стагнация, это немножко другое. Как правило, у нее есть какие-то конкретные причины, почему она началась сейчас, а не год или полгода назад. Есть какое-то объяснение тому, что все-таки сейчас происходит?

Об одной причине я уже сказал: доходы падают.

Хочется понять, что причина, а что следствие все-таки.

Здесь такая, знаете, причинно-следственная связь: это действует на это, а это, в свою очередь, предопределяет вот это же. Такое бывает, и здесь то же самое. Если экономика не растет, то, соответственно, какая же будет тут потребительская активность? А если нет потребительской активности, то что может стимулировать развитие экономики?

Что-то другое, чего нет, очевидно.

Да, а вот этого другого не находится. У нас действительно драйвером такого небольшого роста была потребительская активность, которая в значительной степени основывалась на том, что люди стали брать кредиты. Как известно, несколько дней назад тоже была масса информационных сообщений об обеспокоенности (и правильной обеспокоенности) Центрального банка, что люди все больше и больше залезают в долги. И даже такая потребительская активность, основанная на заимствованиях, не дает нужного результата. То есть падение реальных доходов населения, которое на самом деле, хотя нам и подправили статистику по 2018 году, продолжается с 2014 года, фактически шестой год подряд. Да, в 2018 году стало плюс 0,2%.

Понимаете, идет такое накопление вот этого мощного негативного фактора по чуть-чуть, понемногу. Но когда люди уже потратили свои сбережения, начинают все больше заимствовать, то это сказывается на потребительской активности. Торговля у нас тоже практически не выросла, во всяком случае, тот показатель 1,8% ― это значительно меньше. Я имею в виду, по итогам первого квартала.

Рост розницы вы имеете в виду.

Да, рост торговли. Меньше, чем было еще год назад. Эффект базы ― это еще один фактор, который сказался на том, почему мы имеем такой низкий показатель.

То есть то, что мы показали относительно неплохие результаты год назад, означает, что сейчас нам от них сложнее показать новый рост.

Да, год назад президентские выборы, март. Денег очень много вбухали, как известно, в экономику. Реальные зарплаты. Это предопределило то самое оживление потребительской активности. И вообще в экономику влили достаточно денег. Но выборы надо было выигрывать. Чем больше денег даешь, тем шансов на это больше.

Эффект базы. База прошлого года очень высокая. На фоне того результата показывать высокий результат уже сложнее, естественно. Но я должен сказать, что у нас во втором квартале прошлого года база была еще выше. То есть вот те 0,5% по первому кварталу прироста ВВП, которые мы сейчас имеем, с учетом высокой базы второго квартала прошлого года.

Как раз когда были выборы.

Они еще покажутся нам очень приличным результатом.

Вообще я бы ориентировался на то, что во втором квартале наша экономика как раз уйдет в минус. Предпосылки говорить об этом есть. Есть такой малозаметный показатель, не очень обращают на него внимание, выпуск товаров по базовым видам экономической деятельности. Базовые виды экономической деятельности ― это промышленность, торговля, строительство, транспорт, сельское хозяйство. Это фактически большая часть экономики.

Так вот, в марте у нас этот показатель, выпуск по базовым видам экономической деятельности, а он считается и помесячно, в отличие от ВВП, он уже был в минусе. На это же не обратили внимание. А если посмотреть на этот же показатель, который был, допустим, в апреле прошлого года, я говорю о высокой базе. Там было плюс 5,1%, представляете?

Да, разница огромная.

На фоне плюс 5,1% что сейчас можно показать с учетом того, как мы растем? Поэтому мы уйдем в минус уже во втором квартале.

Хорошо. То есть плохо, но опять же, учитывая установку и требование президента к правительству и вообще, так сказать, ко всем выдать немедленно рост выше среднемирового и так далее, как вы думаете, можем ли мы в этой связи ожидать каких-то действий, мер, пожарных, может быть, срочных? Когда вот настолько уже реальность идет вразрез с планами.

Нет, судя по действиям правительства, ничего пожарного там никто не собирается предпринимать. Все надежды на нацпроекты. Небольшие основания для этого есть, но небольшие. Вот эта цифра, 25,7 триллионов рублей, которые у нас запланированы на нацпроекты до 2024 года, по-моему, все под впечатлением этого. Вот сейчас такие деньги огромные вбухаем и как раз получим тот самый вожделенный экономический рост, который просто обеспечит вхождение экономики России в пятерку крупнейших экономик.

Мировых, да-да.

И обеспечит темпы роста выше общемировых.

Да, мы сейчас об этом тоже поговорим.

Давайте.

Это про позитивное, но хочется закончить про негативное, потому что что у нас растет, так это отток, собственно, капитала, который мы видим в первые месяцы 2019 года. Цифры очень внушительные, почти 35 миллиардов долларов за январь-апрель. Это опять же почти в два раза больше, чем это было год назад.

Опять же не очень понятно вот так на первый взгляд, откуда эта цифра берется, учитывая, что раньше мы слышали много о том, что значительная часть оттока капитала ― это выплата задолженности иностранной частным и государственным сектором. Сейчас эта задолженность уже на минимуме за все годы, да. Какие-то пики кризисные оттока мы тоже уже прошли несколько лет назад.

Что это за деньги сейчас? Это сверхприбыль от нефти та самая, да, от высоких цен на нефть? Или какие-то последние, еще недовыведенные какие-то средства и сбережения, которые оставались здесь, в стране? Потому что если экстраполировать, то по итогам года это 100 миллиардов долларов, что цифра просто колоссальная.

Да.

Фактически как раз ровно та сумма, которую должны потратить на нацпроекты в этом году, примерно около 100 миллиардов.

100 миллиардов долларов ― это очень много, это большой отток капитала с учетом того, сколько уже было выведено из страны. Кажется, сколько ж можно? Все течет и течет. Действительно, цены на нефть, ведь 73, 72, вот так сейчас, семьдесят с небольшим, а вспомним, в начале 2016 года это было 30. Цены на нефть значительно выросли.

Естественно, от этого выгоду экономическую получают не только нефтяники, вся экономика. Эти нефтяные деньги, как круги по воде, камень брошен, получают от этого все. А с учетом перспектив ― ведь как бизнес оценивает, где лучше деньги, где им спокойнее, уютнее? Лучше там, что называется. Вывод капитала.

Нет, это понятно. Я имею в виду в том смысле, что последние годы мы видели, в общем, относительно позитивную динамику в этом смысле, что он снижался, в общем, цифры были не очень большие и так далее. Сейчас кажется, что это выглядит как некоторый разворот всей этой ситуации, рост, и довольно значительный.

Разворот произошел уже в прошлом году. Уже в прошлом году было больше по сравнению с позапрошлым.

В 2017-м.

Да. Естественный вопрос: если так все хорошо, то почему деньги в ускоренном режиме начинают бежать из страны? И еще: ориентир вы правильно сказали, около 100 миллиардов долларов может получиться. Но ведь это сопоставимо с кризисными годами.

Да-да, собственно, я так вспоминаю, в 2008-м, по-моему, 140 миллиардов было, около того, 130–140, да.

2008-й, по-моему. То есть полторы сотни миллиардов долларов ― это были пиковые значения. 100–150 ― это уже время кризиса, чтобы на таких уровнях выводились деньги, а сейчас мы выходим на такой уровень. Это лишний раз свидетельствует, что инвесторы, просто бизнес оценивает не очень хорошо, тревожно состояние российской экономики. Судя по результатам первого квартала, это действительно так.

Печально это слышать, но вот как раз о чем мы начали уже говорить, о национальных проектах. Там пока тоже дело не очень идет, прямо скажем. Недавно и Владимир Путин на заседании правительства по поводу национальных проектов говорил о том, что все очень медленно происходит. В общем, действительно, фактически уже год от роду этим проектам, год, как подписаны указы. Пока, в общем, каких-то серьезных видимых шагов мы в эту сторону не видели.

И вот теперь уже, собственно, Счетная палата с цифрами в руках об этом говорит, что по состоянию на сегодня, то есть это уже конец пятого месяца, грубо говоря, почти полгода, из бюджета потратили всего около 13% денег, которые запланированы на, собственно, национальные проекты в этом году. Самое высокое исполнение ― проект здравоохранения, нулевое, просто ноль ― это производительность труда, про это мы сейчас тоже подробнее поговорим.

Но тем не менее вообще в целом в чем проблема-то, как вам кажется, с национальными проектами? Да, деньги выделены, указы есть, желание есть, планы есть, но как-то… Все боятся или на самом деле не очень понимают, что делать?

Но там же надо, чтобы процедуры определенные были, тендерные процедуры проведены. Во-первых, подготовить тендеры ― на это тоже надо время. Могут тендеры и не состояться. Действительно, у нас еще месяц назад сетовали на то, что контракты практически не заключаются региональными органами власти.

Поэтому мало просто выделить деньги, надо, чтобы была еще ясность, а что делать-то надо. Вот с этим у нас проблема. Мы думаем почему-то, не мы, а власть предержащие, что если триллионы, то все это гарантирует. Нет! Первое и самое главное ― это содержательная часть. Вы знаете, что надо делать, чтобы добиться тех целей, которые вы провозгласили? А у нас получается, что это вторично, деньги, а потом начинаем думать, что же будем делать.

Оказывается, это сложно. Во-первых, определить, что надо сделать, это же программно-целевой подход, это не просто так. Все эти кубики должны сложиться, чтобы реализовать ту самую благую цель, которая на вершине пирамиды. Это наука. Мы просто так дилетантски подходили и подходим к этому, и в результате получается, что мы не можем реализовывать такие вещи.

Это означает, что эти деньги, так сказать, об их выделении принимали решение, не имея представления о том, как их тратить?

Да.

Тогда откуда эта цифра?

Кстати, у меня вопрос: откуда эти деньги, если вы с тем, что надо делать, определяетесь после того? Вот откуда 25,7, откуда вы знаете, сколько денег потратить?

Да, в этом и вопрос, собственно.

У меня этот вопрос с самого начала возник. Логично, да, что вы строите этот весь план мероприятий, увязанный по срокам и так далее, потом осмечиваете его и получаете, сколько вам нужно денег. А у нас сначала цифра везде стала гулять, 25,7, а потом стали думать, а что же делать. Поэтому и получаем такую реализацию неудовлетворительную.

Но проблема не только в этом. Проблема в том, что эта ставка на госинвестиции ведь не очень оправдана. Почему-то решили, и я уже об этом говорил, что думаю, что к концу года это вытянет, эти 0,5% ― покажется, что да, были неприятности в начале года. У нас структура инвестиций уже давно другая. Госинвестиции в нашей экономике, наверно, к счастью, не решают все проблемы. Если структурировать инвестиции в основной капитал по формам собственности, то государственные инвестиции составляют по итогам 2018 года где-то 14%.

Всего 14%.

60% ― это уже частные. Поэтому даже если вы на госинвестиции сделаете ставку, погоду делают уже частники, вот что надо учитывать. А у нас все надежды сейчас на нацпроекты, на госинвестиции. Они могут чуть-чуть подправить положение, но погоду определяют уже частники.

Да, но тем не менее, все-таки то, о чем вы говорите, это некая доля. Если мы говорим в абсолютных цифрах, то, действительно, суммы предполагаются очень большие.

А нам важна именно доля, потому что, имея представление о доле, мы можем правильно понимать, насколько эта доля может влиять в целом на состояние экономики. Если это одна седьмая всего, только в седьмой части она и повлияет. Я так огрубляю на перспективы экономического роста. Поэтому здесь важнее даже доля.

Хорошо. Вот что касается как раз производительности труда, где не потратили ни рубля в 2019 году. Понятно, с одной стороны, что, в отличие от дорог, наверно, это такая более сложная для планирования и вообще понимания, что с этим делать, тема, такой скорее качественный, чем количественный показатель, да.

Но тем не менее, наверно, я так предполагаю, как обыватель, что есть какие-то очевидные вещи, которые можно сделать для повышения производительности труда. В чем проблема, как вам кажется? Почему не могут сдвинуть с мертвой точки эту историю?

Я хочу сказать, во-первых, свое отношение к тому, что собираются делать в этой сфере и как собираются повышать производительность. Собираются учить на самом деле предприятия. Это то же самое: предприятия должны поучаствовать в этих программах, на это деньги выделены, вас научат, покажут, посодействуют. Но это все тоже требовало и требует подготовительной работы. В значительной степени она проведена, я не сомневаюсь, что деньги будут потрачены.

Но проблема производительности у нас даже не в этом. У нас есть фундаментальная проблема, на которую, к сожалению, решая проблему производительности, не обращают внимания. Это низкий, недостаточный уровень конкуренции в экономике. Ведь что может заставить повышать производительность труда? Если понятно, что если я ее не повышу, я разорюсь, я уйду с рынка, то есть высокая конкуренция. А у нас подчас административное влияние, административные рычаги, условно говоря, если я дружен с губернатором, мне это решит все проблемы.

Вот с чего надо было заходить, решая проблему повышения производительности труда, а не просто научить по учебникам, можно сказать, что вам надо делать, какие технологии внедрять. Но это другая сторона проблемы.

Да, но, с другой стороны, можно предположить, что, грубо говоря, сама перспектива повышения производительности труда может принести вам дополнительный доход, что вы просто сможете произвести больше. Пускай, ладно, конкурентов у вас нет, но вы сможете больше произвести, больше продать и в конечном счете больше заработать. Но это не является достаточной мотивацией?

Я думаю, что это мотивация, но она менее сильная по сравнению с тем, если бы стоял вопрос жизни и смерти.

Если бы рядом кто-то стоял, кто был бы быстрее, да.

Да. Или конкурент тебя победит, ты разоришься, или ты можешь больше подзаработать. А мне и так хватает! Ведь у нас зачастую и такие настроения присутствуют.

Да, но с другой стороны, опять же, учитывая огромную долю государства в экономике и во владении просто производствами, предприятиями и так далее, просто хотя бы в эту сторону, не знаю, обновления оборудования, роботизации, какие-то вещи, действительно, такие абсолютно понятные и очевидные, когда вместо одного работника ставишь одного робота и производишь в десять раз больше. Так это не работает?

Нет-нет, за счет государственных денег ― нет. Тогда вам будет куплена масса оборудования, за которое кто-то там получит свою ренту, и оно будет простаивать. Вот когда частник рискует своими деньгами, он выберет то оборудование, которое действительно будет повышать производительность труда. А если за это дело возьмется государство, то это будут бесполезно потраченные деньги.

Хорошо, но если в целом смотреть, как вам кажется, можно ли как-то ситуацию эту кардинально изменить и вот эти 13%, которые потрачены из запланированного, к концу году превратить все-таки во что-то близкое к 100% и при этом потраченное как-то с умом и туда, куда надо?

Нет, к концу года не получится. Мы много времени уже упустили. Для начала надо просто, чтобы было понимание, правильное понимание проблемы. Вот этого нет.

Да. Как вам кажется, его в принципе нет или просто все происходит медленнее, чем должно было бы быть, но происходит?

К сожалению, понимания в значительной степени нет. Иногда говорят: «А что они там не понимают?». Я хочу сказать: а почему решили, что если там, то все понимают? Тоже люди, что-то понимают, что-то нет. К сожалению, да, в правительстве тоже много недопонимают, на мой взгляд. Для этого нужна и квалификация соответствующая, увы, не хватает. Им тоже надо повышать производительность труда, кстати.

При этом есть, например, такое мнение, мы его тоже здесь, в студии, обсуждали с гостями, что в некотором смысле общая атмосфера, что ли, да, работы, условий работы чиновников, правительства, тех, кто вообще принимает решение о том, как эти деньги использовать, атмосфера эта не очень способствует принятию каких-то решений, потому что если грубо говорить, то страшно.

Вот сейчас что-нибудь не так решишь, куда-нибудь не туда направишь, дальше за тобой придут, потому что борьба с коррупцией, потому что мы видим едва ли не еженедельно, как сажают министров, губернаторов, людей уже, в общем, действительно на самых высоких постах. Это просто парализует в некотором смысле.

Как в известном фильме, «не воруй», да, если речь идет об этом. За это действительно могут посадить. А вот если просто неэффективно, то это еще дискуссионный вопрос, надо за это наказывать или нет. Лишать должностей, наверно, можно, но у нас за это не сажают, и, наверно, правильно, потому что может быть и ошибочное решение просто, думали из благих побуждений, что так лучше, а оказалось, что вот так вот, но никто ничего не воровал. Ну и что? За это сажать? Конечно, нет.

Знаете, кажется иногда… Нет, по логике, конечно, нет, но у нас, мне кажется, в последние годы иногда можно наблюдать такую картину, когда обвинения по части коррупции каким-то чиновникам выглядят довольно странно, то есть, есть ощущение, что, так сказать, в целом по делу, но конкретные претензии выглядят, бывает, порой, довольно алогичными. Ну ладно, хорошо.

Хотелось теперь перейти как раз к доходам, о которых вы уже сказали, о том, что там действительно цифры не очень хороши. Но опять же Счетная палата нам говорит, что они не просто не хороши, а они в этом году продолжат падать и дальше. Такие цифры там приводят, что вот собственно в первом квартале 2019 года упали на 2,3%, по сравнению с аналогичным периодом прошлого года, и то, что уже такой результат за первый квартал, означает, что в концу года в лучшем случае в ноль мы выйдем, 0-0,1%, потому что просто отыграть при нынешней ситуации такое падение уже будет очень сложно, не говоря о том, чтобы оно не увеличилось еще больше. Это уже будет какой, шестой, получается, у нас год падения доходов?

А он был бы шестым, но после того, как изменили методику, как раз чтобы подправить статистику. Там же прикольная ситуация получилась, что методику в значительной степени меняли потому, что статистика не удовлетворяла, потому что, как Антон Силуанов сказал, что методика расчета ужасная, ну и исправили методику. Исправили, по новой методике еще хуже получилось.

Так может, наоборот, это говорит о том, что…

У меня вопрос — вы снова будете методику менять? Ну, 2018 год вытянули, там плюс 0,2% получилось, а это значит, что вот с исключением 2018 года шестой год подряд падают.

Наоборот, мне кажется, хорошо, потому что это означает, что целью изменения методики было все-таки не правка цифр, а действительно, может быть, поиск более оптимального способа подсчета.

Нет, целью была именно надежда получить, пересчитать за весь ряд более хорошие показатели. Ну да, за десять лет получилось падение не на 10%, а на 8,2%, по-моему, но тем не менее, как я уже сказал, а по 2019 году ситуация еще более ухудшилась, по первому кварталу. Поэтому просто методика не оправдала свои ожидания, но теперь придется считать по вот этой методике, которая показала, что реальные доходы населения в этом году уже сильно снизились. И действительно, перспективы, что они будут расти, не просматриваются.

Вот, собственно, о чем говорят в Счетной палате, что для того, чтобы выйти на прогноз, на цель, которая стоит в этом году, ежеквартальный рост должен быть выше двух процентов. Каждый квартал, соответственно, во втором, третьем и четвертом, что, наверное, сейчас сложно себе представить, опять же по текущей ситуации.

Да невозможно себе представить. Опять же вспомним высокую базу 2018 года, весенние месяцы вот этого всего, выполнение майских указов, выборы президента, база высокая очень весной была, то есть по реальным доходам населения, я думаю, и второй квартал будет сильно минусовой. За третий и четвертый, с учетом таких реалий развития экономики, чтобы вытянуть их в плюс, нереально.

Окей, вы сказали о том, что все-таки там уже не 10%, а 8% общее падение, по новой методике.

Ну, с 2014 года, да, накопленным итогам.

С 2024 года. Можем ли мы говорить о каких-то, не знаю, фазовых, что ли, переходах, при таком длительном падении и таком постоянном тренде, что в определенный момент ситуация и положение населения переходят в какое-то другое некое состояние, допустим, не просто медленного нищания или чего-то подобного, а там, не знаю, перехода на другую модель потребления, на другое планирование жизни, отношений и так далее? В общем, какие-то тектонические сдвиги может это нам выдать по итогу, как вам кажется? Или, в общем, это такая просто день за днем текущая жизнь просто?

И ничего, да.

Ну да, и вроде ничего, грубо говоря, ну еще чуть-чуть беднее, еще чуть-чуть беднее. В общем, тут 2%, тут 2%.

То, что по процентику ежегодно, это, конечно, предопределило ситуацию, когда несмотря на многолетнее фактическое падение, с точки зрения социального спокойствия все более-менее. Почему так? Люди же нашли чем демпфировать, чем компенсировать это. Но я об этом уже говорил в начале программы, вот тот рост заимствований по необеспеченным потребительским кредитам, он же очень значительный. Центробанк уже пытается предпринимать меры, чтобы приостановить этот бум. Но это же естественным образом компенсировало, когда падают доходы. Что может быть? Если перестанут использовать эти возможности, вот это будет становиться чувствительнее, конечно, и там уже вот так спокойно относиться к тому, что «да ничего страшного», я думаю, будет невозможно.

Да, но при этом тут как раз по поводу закредитованности хочется уточнить, потому что отчасти это еще и вопрос цикличности, потому что последний такой кризис некоторого пузыря на рынке потребительского кредитования был как раз 2011-2012 годы, если я правильно помню. Тоже об этом очень много говорили, очень высокий рост, тогда ЦБ принимал разные меры, и в общем, эту историю ограничивал.

И вот тогда уже говорили, что, в общем, это некая стандартная ситуация для рыночной экономики потребительской, когда пузырь, вслед за пузырем следует кризис, потом новый, ну и так далее, когда люди сначала очень много занимают, потом наступают некоторые проблемы с перезанятием и так далее, и все возвращается на круги своя. Отчасти это может быть фактором того, что сейчас вот так растет потребительское кредитование, что вот новый цикл вот этих массовых заимствований пришел на рынок в последний год?

Оно растет потому что доходы падают, люди компенсируют просто падающие доходы этими заимствованиями. Действует ли это как закон? Нет. Что, нельзя было раньше обратить на это внимание? Почему те же меры по ставкам резервирования для банков и так далее только сейчас активно стали предпринимать? Кстати, со стороны банка России здесь так получается, что, по-моему, чуть опоздали все-таки с принятием этих мер. Хорошо, что они видят эту проблему и пытаются ее решить, но проблема уже достаточно значительная. Это не то, что обязательно сопровождает, цикличность развития, если вы опаздываете, вовремя не предпринимаете меры, то да, у вас такое будет происходить, что мы и видим.

Понятно. При этом опять же параллельно статистика такая, которая приходит с разных сторон, и со стороны социологов, и со стороны ЦБ, по части того, сколько денег вообще у россиян, она такая, довольно устрашающая. Вот что нам «Левада» сообщает, «Левада-центр», что 65% российских семей не имеют никаких сбережений, и этот процент не меняется с 2012 года, то есть две трети фактически. И уж совсем такая цифра, пугающая отчасти, что по итогам 2018 года доля сбережений от общих доходов, которую россияне собрали, это 3,7%, и это самый низкий показатель за последние двадцать лет, с 1998 года, когда россияне сохранили всего 2,5%. В общем, действительно какие-то крохи удается отложить, причем очень небольшой части наших сограждан. При этом, как вы сказали, что растет кредитование, и очевидно, судя по мерам ЦБ, скоро эта возможность тоже закроется или очень сильно ее зажмут. Что дальше? Нет сбережений, вкладов нет, кредит взять невозможно. Какой следующий шаг, как вам кажется?

Со стороны кого? Со стороны населения?

Со гражданина, со стороны человека. Какие дальше в цифрах мы видим последствия?

Дальше люди просто вынуждены жестко ограничивать себя. Ведь сейчас почему еще этот бум?

То есть дальнейшее снижение потребления будет просто более резкими темпами.

Да. А что, естественно, если свои потратил, заначки потратил, что было у тебя, раньше еще поддерживал этот уровень потребления заимствованиями, беря средства по потребительским кредитам, сейчас это тоже ужесточили. Ну, чудес не бывает, если денег нету, то я вынужден просто экономить.

Можно ли здесь в этом смысле ожидать какой-то кризис неплатежей в банках, который будет иметь какие-то последствия тоже дальнейшие, какие-то сопряженные?

Не то что может, я уверен, что будет этот кризис. Действительно, слишком поздно обратили на это внимание. А потом, мы это сейчас анализируем, пытаемся прогнозировать, исходя из нынешней экономической ситуации, которая, вот мы говорили, 0,5%, роста нет, стагнация, это так. А если экономика, а она уйдет в кризис, в минус, тогда, собственно говоря, помимо того, что вы потратили, вам не дают больше кредитов, у вас и доходы по основному месту работы будут снижаться, и увольнения, все те «прелести» в кавычках, которыми сопровождается кризис. Он будет, вопрос только времени, когда он начнется, это несколько месяцев или это 2020 год. И вот в такой период, естественно, это будет самый сложный период.

При этом, завершая, получается из ваших слов, что если последние полгода мы говорили о том, что есть некоторые шансы, признаки, индикаторы того, что надвигается некая мировая рецессия, и, возможно, новый большой, рецессия в Штатах, соответственно в Европе и в мире, и мы можем от этого пострадать, то из ваших слов следует, что, в общем, и без проблем на мировом рынке наши собственные показатели, которые мы сейчас видим, ведут нас именно в спад экономический.

В том-то и дело. Ситуация в этом смысле в нехорошую сторону отличается от ситуации того же 2008-2009 годов, того кризиса мирового. Там мы подходили с ростом к этому периоду, к тому кризису 2008-2009 года, 7-8%. И то, разразился мировой экономический кризис, и экономика страны в 2009 году обвалилась почти на 8%. Сейчас мы без всякого мирового экономического кризиса, с относительно высокими ценами на нефть, без пока еще ужесточения санкций, которое тоже с большой вероятностью будет, мы уже видим ситуацию, когда доходы населения падают, а экономика не растет. Теперь представьте, что весь этот негатив: мировой экономический кризис, санкции, снижение цен на нефть, они включаются, они будут включаться. Ну, тогда… Не хочется даже говорить.

Коротко только хочется у вас спросить, спасут ли нас в этом смысле в очередной раз резервы, которые мы так активно накапливаем? Уже накопили едва ли не полтриллиона долларов. Может быть, потому мы так и копим, потому что, так сказать, правительство и Кремль предвидят некоторое неизбежное развитие всей этой ситуации?

Я думаю, не знаю как Кремль, но то, что Банк России здесь очевидно проводит такую вот линию, действительно поднакопить, да, это некое свидетельство. Но никто вам, естественно, об этом не будет говорить. Это первое, что я хочу сказать. Второе, к сожалению, кризисы, которые были, они показали, что те сотни миллиардов долларов, которые накоплены, они улетучиваются очень быстро. Поэтому если мы думаем, что те, сколько у нас там, полтриллиона, то есть пятьсот миллиардов, которые есть, это гарантия от всех наших бед, конечно, нет. Знаете, по стандартной схеме, если что-то будет совсем острое, спустят несколько сотен миллиардов, а потом скажут — нельзя больше палить резервы. Помните, именно так же говорили — палить резервы.

Да-да, были такие фразы.

И все, и тогда вот вся тяжесть ложится на людей.

Понятно. Не очень веселая картина в целом вырисовывается.

Не очень.

Главное, не очень пока понятно, действительно, за что можно было бы зацепиться, чтобы ожидать какого-то хорошего развития событий. Спасибо вам большое.

Спасибо вам.

Это был Игорь Николаев, директор Института стратегического анализа компании ФБК. Обсудили мы такие ключевые, я бы сказал, макроэкономические показатели, рост экономики и состояние доходов наших сограждан, и все эти цифры, к сожалению, пока что гораздо хуже, чем хотелось бы нам, и чем стоят цели для российского правительства, которое вроде как старается изо всех сил этих цифр добиться. На этом мы закончим. Это была программа «Деньги. Прямая линия». Меня зовут Лев Пархоменко, увидимся с вами в следующий понедельник, снова обсудим последние новости экономики. Всего доброго, оставайтесь на Дожде.