Жить станет еще хуже: как страх в России стал главным экономическим фактором

Сейчас страх стал острым и четко сформулированным: лишь бы не было войны. Но разве мало было страхов и до этого? Можно вспомнить данные декабрьского опроса «Левада-центра»* о страхах россиян. После болезни детей и мировой войны самый распространенный страх — произвол властей. От отравления политика Алексея Навального до произвольных арестов и обысков — за пост, за твит, за не тот символ на аватарке, за фото не на том фоне, ярлыки «иноагента», экстремиста, террориста и так далее, и так далее. 

Есть и категории людей, у которых другие представления о произволе: принудительная вакцинация и цифровой концлагерь с QR-кодами. Никуда не деться от страхов бытовых — страх столкнуться с худшими проявлениями оптимизированного здравоохранения или лишиться дохода и встретиться с российской системой социального обеспечения. Страх у российского государства найдется для каждого, министры, губернаторы и члены списка Forbes, сидящие в СИЗО и тюрьмах или находящиеся с условным сроком — напоминание их коллегам на свободе. 

Всеобщий страх может быть выгоден с точки зрения удержания власти, но это к политической науке. А вот для экономики страх губителен. Нет, конечно, никакого коллапса от него не будет. Он как ржавчина на какой-нибудь большой металлической конструкции — завтра от нее она не рухнет, но будет все слабее и слабее.

Страх несовместим с развитием. Коротко говоря, российская экономика не рухнет, но жить мы с вами будем хуже. Как это работает? 

Давайте начнем, что называется, с больших квадратов. С пресловутых инвестиций, причем не спекулятивных для быстрой выгоды, а прямых, вдолгую. Проще говоря, открытии новых компаний с новыми рабочими местами, высокой производительностью и хорошими зарплатами. Ни одна успешная экономика в мире не справилась с задачей развития в одиночку, то есть без тех самых иностранных инвестиций. Но инвесторы в долгую не любят риски, неопределенность — не любят жить в страхе (смотри дело Майкла Калви). Тут можно было бы показать печальную статистику притока прямых инвестиций, но в этом нет никакого смысла.

Бывший главный экономист Всемирного банка по России Апурва Санги: «Прямые иностранные инвестиции в российскую экономику не очень прямые и не очень иностранные, потому что значительная доля этих инвестиций – российские инвестиции, маскирующиеся под иностранные, или просто реинвестирование. На самом деле, реальные ПИИ за вычетом реинвестирования по ряду оценок составляли всего около 0,2% ВВП на протяжении последних трех лет. На уровне погрешности. Даже ниже, чем у Венесуэлы».

И это господин Санги говорит о сравнительно благополучной трехлетке с 2017-го по 2019-й. Короче говоря, прямые инвестиции не притекают. Это значит, что в России не открываются филиалы иностранных компаний, которые могли бы быть очень неплохими местами работы. А многие из тех иностранцев, кто когда-то все-таки привел бизнес в Россию, потихоньку уходят — от концерна Ford до ритейлера Billa. 

С бизнесом все ясно, но ведь страх разъедает жизнь и на индивидуальном уровне, и я сейчас не только и не столько о психологии и вреде стресса. Как можно строить планы на жизнь, если непонятно, чего ждать от своей страны даже в самое ближайшее время? Как планировать свою жизнь, брать ипотечный кредит, получать дополнительное образование, чтобы устроиться на работу получше, открывать свое дело? Это все вообще-то и есть экономическое развитие, оно начинается на личном уровне. А если экономического развития нет, то жизнь, конечно, не кончается, просто она будет похуже. 

И вот тут есть важнейший конфликт, несоответствие. Повторюсь. Российская экономика в целом, на макро, то есть государственном уровне может существовать в таком режиме долго и стабильно. Низкий госдолг, большие резервы, поступления от нефтегазового экспорта. А вот люди в России будут жить все хуже и хуже. Точно также работают и с санкциями или даже их угрозами, которые мы слышим сейчас то и дело, и они уже сами по себе работают как санкции. Экономику они не разрушат, а по людям ударят — это общий вывод российских экономистов. Вот, например, что пишет Константин Сонин, профессор Чикагского университета и Высшей школы экономики: «Это правда, что никакие внешние санкции не могут убить российскую экономику. Ещё раз - нет таких санкций, чтобы они привели к настоящему коллапсу экономики как в 1990-91 годах. Тогда к коллапсу привело затяжное, на протяжении десятилетий, отсутствие необходимых реформ.  Но и говорить, что санкции и контрсанкции (самострел) ничего не ухудшают — совершенно неверно». 

В этом посте Сонин комментирует очередной российский дипломатический перл. «Извините за язык — но мы срали на санкции Запада» — вы наверняка слышали высказывание посла России в Швеции Виктора Татаринцева о санкциях в интервью местному изданию.

Сонин, конечно же, критикует, Татаринцева, но мне кажется, российский посол, скорее всего, сам того не осознавая, четко выразил генеральную линию российской экономической политики не только в отношении санкций. Санкции бьют не столько по макроэкономике, а в первую очередь по благополучию людей в России, а на это, извините за язык, мы не обращаем внимания. Подставьте иное. Постоянное запугивание людей репрессиями бьет не столько по макроэкономике, а в первую очередь по благополучию людей в России. А на это, извините за язык… 

Страху и запугиванию сложно, если не невозможно не поддаваться, в наших силах разве что постараться его не множить, например больше прислушиваться не к тем, кто грозит апокалипсисом завтра или уже сегодня, а помогает объяснять пугающую действительность. Давайте этим и займемся. 

*«Левада-центр» внесен в реестр НКО-«иноагентов»