Алексашенко: «Путин не потерпит сильного премьера». Есть ли у Кудрина шанс?

Шанецкая: Ну а сегодняшняя программа у нас с вами, Сергей, будет не совсем обычная, потому что, как вы знаете, сегодня...

Алексашенко: Потому что денег нет. Праздники кончились, денег нет.

Шанецкая: Ой, ну это само собой. Денег еще до праздников, честно говоря, у нас не было. Но, тем не менее, сегодня начался Гайдаровский форум в Москве и, естественно, там и Дмитрий Медведев, и все министры, и много было всяких ярких заявлений. Хочется некоторые из них с вами обсудить. Вот давайте, в частности, начнем с заявления нашего премьер-министра Дмитрия Медведева, который сегодня сказал примерно следующее: «Нашу экономику обещали порвать в клочья, но этого не произошло». То есть, я не знаю, как представляет себе клочья Дмитрий Медведев, как вам кажется, нашу экономику порвали в клочья?

Алексашенко: Ну давайте скажем так: я ни разу не слышал, чтобы кто-то хотел порвать российскую экономику в клочья, более того, и Россию никто в клочья рвать не хотел, и отрывать от нее куски тоже никто никогда не хотел. Вот, собственно, не было таких ни заявлений, ни целей. Где-то чуть меньше года назад было выступление, действительно, президента Обамы, президента США, который после декабрьского 2014 года валютного кризиса сказал: «Ну вот, санкции работают, российская экономика получила урок». Ну что-то там типа этого, что-то она поняла, в чем влияние. Сказать, что декабрьского кризиса прошлого года не было, ну это неправда, я же сам был на этом форуме, слушал. Там каждый второй министр вспоминал: «А вот в декабре 2014 года, а вы помните какой там кошмар, а в 2015-м кошмара не было, значит, мы отработали хорошо». Поэтому сказать, что российская экономика в хорошем состоянии, тоже нельзя.

Потому что на форуме все эксперты международные, которых спрашивали, говорят: «Ну ребят, вообще-то глобальный кризис закончился. Уже все страны встали на траекторию устойчивого роста. США растет, Европа растет, скорее всего, Япония будет расти. Да, у Китая там есть проблемы, но она, вообще говоря, растет со скоростью 7% в год, а Россия падает. Вот вы в противофазе». Ну, в общем, конечно, это не клочья, но как-то обидно. Вот все страны идут вперед, мы идем назад. Поэтому, наверное, с Дмитрием Медведевым можно согласиться, что в клочья нас не порвали, но сказать, что нам хорошо — как-то вот ну не похоже. Вот участники форума как-то не оценили юмора и не поняли, почему нам должно быть от этого хорошо.

Шанецкая: Сегодня как раз министр финансов Силуанов, тем не менее, как-то был довольно пессимистичен и сказал, что, может быть, даже нас ждет сценарий 1998 года, когда, собственно говоря, рядовые граждане, россияне действительно почувствовали это на себе. Давайте сейчас посмотрим, что именно он сказал и обсудим.

Антон Силуанов, министр финансов: Наша задача сейчас — привести бюджет в соответствии с новыми реалиями. Если мы это не сделаем, то произойдет то же самое, что было в 1998, 1999 годах, когда население заплатит через инфляцию за то, что мы не сделали в рамках приведения бюджета в соответствии с новыми реалиями.

Шанецкая: Как вам кажется?

Алексашенко: Я слышал эту фразу в зале, и моя первая реакция: такое ощущение, что министр финансов даже сводки Росстата не читает. Вот он не знает, что наше население уже заплатило за кризис падением реальных доходов на 10% в прошлом году за счет инфляции той же самой, которая у нас за 2 года, инфляция за 2014-2015 составила 25%. Только бюджетникам не индексировали зарплату. Соответственно, потребление упало на 10%. И вот министр финансов говорит: «Нет, этого ничего не было, у нас все только впереди, все страшное впереди».

Шанецкая: Ну впереди у нас, действительно, судя по всему, страшное, если инфляция предполагается и в этом году тоже двухзначная.

Алексашенко: Нам Центральный банк сейчас скажет, что она, конечно, будет однозначная, мне кажется, что сейчас рано на эту тему говорить. Давайте мы пройдем январские праздники, нам Росстат скажет, посмотрим, что будет с рублем, насколько он устойчивым окажется. Я думаю, что от 8 до 10%, а дальше я все время вспоминаю: 9.9 — это однозначная инфляция, а 10.0 — это двухзначная, поэтому вот Росстат может посчитать и однозначную инфляцию, и двухзначную. Одним словом, заявление министра более чем странное, потому что, конечно, ничего похожего на 1998 год нету, потому что причина кризиса 1998 года была совершенно в другом. Потому что там была, ну нельзя сказать — ошибка, вот была такая целенаправленная бюджетная политика, которая строилась на том, что можно занимать в долг долго, можно занимать в долг под любые проценты и не собирать налоги — и вдруг оно как-то само собой рассосется.

Ну вот не рассосалось, и опять на форуме было пару раз, кто-то говорил, что, на самом деле, кризис 1998 года заставил российские власти выучить урок. То есть, никто не выступает за то, чтобы Центральный банк давал кредиты и никто не выступает за то, чтобы бюджет брал в долг немеренно. Нынешний кризис совсем другой. С одной стороны, российские власти делают все, чтобы кошмарить бизнес было легко и удобно, а бизнесу сопротивляться было практически невозможно. С другой стороны, еще вошли и в конфронтацию со всем остальным цивилизованным миром, который, вообще говоря, является техническим лидером, партнером для России, рынком сбыта, рынком поставки товаров к нам. Ну вот в такой ситуации, конечно, с 1998 годом сравнивать невозможно — гораздо хуже.

Шанецкая: Не говоря уже о быстром отскоке в 1998.

Алексашенко: Вы правильно говорите, ведь я все время повторяю эту фразу, что 1998 год кризис было решить относительно легко. Да, были болезненные решения и кризис тяжелый, заплатить пришлось много, в ноябре 1998 года экономика начала расти. Вот прошло 3 месяца между 17 августом и ноябрем — в ноябре вот промышленность начала расти, несмотря на все сложности. Сейчас у нас уже 5 кварталов подряд продолжается снижение и, в общем, никто не может сказать уверенно когда… хорошая шутка на форуме прозвучала: депутат Госдумы, бывший адвокат Андрей Макаров сказал.

Шанецкая: Сейчас, подождите, мы к нему сейчас дойдем.

Алексашенко: Это просто, я считаю, что нужно премию вручить человеку за абсолютно удачную шутку.

Шанецкая: Я не знаю, про ту ли шутку мы с вами говорим.

Алексашенко: Про водолаза.

Шанецкая: Давайте посмотрим сейчас то, что мы вам подготовили, а дальше вы нам расскажете, что вас потрясло.

Макаров: Что хотелось бы сказать по поводу программы Грефа. А я, кстати, объективно считаю, что это действительно лучшая программа, которая у нас была. Я хотел бы напомнить, что до того, как она была утверждена правительством, она начиналась со следующего предложения: «Экономические проблемы России находятся во вне экономической плоскости». После того, как правительство утвердило эту программу, именно это первое предложение почему-то из программы исчезло. И поэтому строго я сейчас буду не отвечать, а, наверное, буду задавать вопросы. У нас состоялась реформа судебной системы? У нас состоялась реформа правоохранительной системы? У нас состоялась реформа, которая дает гарантии права собственности? Или итоговый вопрос: это все осталось в рамках тех 60%, которые выполнить не удалось?

Шанецкая: Итак, то есть, основная мысль, что решение экономических проблем лежит вне экономической плоскости?

Алексашенко: Да-да, абсолютно правильно, возразить этому сложно, потому что я то же самое говорю, что выход из этого кризиса он не связан ни с процентными ставками, ни с дефицитом бюджета, он связан был с решением тех политических вопросов, о которых сказал Андрей Макаров. Очень примечательно, что никто из министров на это не отреагировал и эти слова больше никто не повторял. То есть, просто полное табу, такое добровольно взятое на себя табу не обсуждать эту тему. Неприятная тема. Ну неприятная тема. Все понимают, что надо делать. Вот даже спорить не с чем. Вот вопрос повисает в воздухе, и все это сказано 250 раз.

Шанецкая: Ну просто с одним человеком можно только обсудить, а его там не было.

Алексашенко: Да, а его там не было. И нет смельчака, который может к нему зайти и эту тему обсудить. Вот просто ни одного смелого не нашлось. 15 лет уже нету. У нас программа Грефа с 2002 там, 14 лет. Вот нет ни одного смелого человека, причем этот смелый человек, тоже ему там несколько раз в речь это все вписывали, и он все это говорил. То есть, у него тоже можно те же самые слова найти — про независимую судебную систему, про защиту прав собственности, вот про все сказано. Не делается.

Шанецкая: Как раз-таки вот Макаров вспоминал Грефа.

Алексашенко: Да, и в связи с этим, там другая шутка, она, видимо, к вам не вошла. Что, собственно, кризис уже 5 кварталов подряд, и Андрей Макаров говорит: «У нас министр экономики Алексей Улюкаев, он как водолаз одевает скафандр, куда-то заныривает, выныривает и торжественно объявляет раз в 2 месяца: «Есть дно». Ну вот, я считаю, что это гораздо интереснее. Я к тому, что этот кризис длинный, он затяжной и, вообще говоря, от того, что вдруг, предположим, не знаю, со второго квартала, с первого квартала, с четвертого квартала этого года российская экономика начнет расти со скоростью 0,5% в год, это не означает, что мы вышли из кризиса. Это все равно мы будем расти медленнее, чем весь остальной мир, и наше отставание будет только нарастать. Поэтому этот кризис абсолютно другой, он гораздо тяжелее, и из него выход лежит в политической плоскости. Вот точно совершенно двухстраничным заявлением от 17 августа отделаться невозможно.

Шанецкая: Ну, тем не менее, говоря о том, как все-таки это можно решать на уровне, так сказать, текущего дня, опять же-таки, Медведев сегодня говорил о том, что при нынешних ценах на нефть все-таки, наверное, дефицит бюджета будет минимум в 2 раза больше, чем предполагалось. Естественно, тут речь идет о секвестировании бюджета в дальнейшем, может быть, неоднократном, может быть, потребуется пару раз это делать. Вот как вам кажется, все-таки откуда тогда будут резать, потому что мы видели, что предыдущие попытки сокращать бюджет все-таки, в первую очередь, сказывались на образовании, на медицине и на прочих социальных статьях, хотя вроде говорят «не будем»?

Алексашенко: Значит, решение пока не принято: делать или не делать секвестр бюджета, но денег не дали. Знаете, вот как: на первый квартал денег выдали 90% от того, что было записано. Причем министр финансов Антон Силуанов абсолютно честно сказал: «Мы не знаем, что сокращать, и времени думать над тем, что сокращать, мы не знаем, поэтому мы всем бюджетополучателям говорим, министерствам и ведомствам: «Сами решайте». Но нельзя сокращать зарплаты, нельзя сокращать социальные пособия, нельзя сокращать пенсии, нельзя сокращать военные расходы, нельзя сокращать трансферты по регионам, нельзя сокращать обслуживание долга».

Шанецкая: А все остальное можно?

Алексашенко: А что еще остается? Ну вот там остается образование, не знаю, учебники, парты, школы, больницы, медикаменты, стройки, машины для чиновников, наверное, тоже остаются, счета за электричество. То есть, на самом деле, меня это сильно поразило. Я вообще считаю, что вот в нынешней ситуации это неправильное решение. По большому счету, стоит выбор: или увеличить дефицит бюджета и его профинансировать, не знаю, за счет Резервного фонда, за счет заимствования, или сократить расходы. Вот в условиях, когда экономика скользит вниз, в условиях того, когда население в большинстве своем не очень понимает что делает правительство, ему не сильно верят, что экономическая политика правильная. Вообще-то говоря, правительство месяц назад, Дума 4 декабря утвердила бюджет, прошел месяц и она говорит: «Нет, бюджет не считается, мы все по новой сейчас будем делать».

Шанецкая: Слушайте, ну там было 50 долларов за баррель, а сейчас у нас 30.

Алексашенко: Ну подождите. А что, 4 декабря она была 50 долларов за баррель? Она была, посмотрите, ну 40, наверное, может, 38.

Шанецкая: Надежда умирает последней.

Алексашенко: Вот она умерла, она умерла. И я к тому, что, на самом деле, меня удивило, что эту мою позицию, что расходы сокращать неправильно, нужно увеличивать дефицит, поддержал Алексей Кудрин.

Шанецкая: О Кудрине сейчас поговорим отдельно, а пока у нас есть звонок на нашей прямой линии. Мы вас слушаем. Добрый вечер.

— Добрый вечер. Александр из Белгорода. У меня такой вопрос: допускаете ли вы принудительную конвертацию валютных вкладов населения, то есть физических лиц, в рубли?

Алексашенко: Вы знаете, сказать, что я совсем не допускаю, я не могу. Потому что это инструмент экономической политики, который некоторые из стран несколько раз использовали, то есть, он известен. Это не есть что-то такое необычное. С другой стороны, понятно, что вот если сейчас спросить весь экономический блок правительства, то они скажут: «Нет, нельзя». Вот просто нельзя, и они приведут там аргументы, что это делать невозможно, нарушает доверие, нарушает вклады, нарушает законы и вообще рушит основу доверия государству.

Шанецкая: А какой мог бы быть потенциальный выхлоп? То есть, стоила бы овчинка выделки?

Алексашенко: Сейчас, смотрите, в моем понимании принудительные конвертация вкладов не дает никакого положительного эффекта, потому что вот банк, он у меня, у вас взял валютные депозиты. Вы вот в чем любите? В долларах? А у меня в евро взял и выдал кредит компании Дождь, валютный кредит. У него, вообще-то говоря, валюта в банке не лежит. Банк взял деньги для того, чтобы выдать кредит. И от того, что наши с вами вклады переведут в рубли, вообще-то говоря, у банка доллары тоже не появятся. Телекомпания Дождь все равно будет должна ему заплатить в долларах. Вот это какая-то иллюзия у людей, что если депозиты перевести из долларов в рубли, то доллары откуда-то неожиданно появятся и достанутся государству. Это фантазия абсолютно неграмотных людей.

Но вот сказав, что это нерационально, это глупо и это никакого эффекта не дает, я очень хорошо понимаю, что вот в российских условиях это вообще не имеет никакого значения. Что если люди, которые имеют доступ к уху, как вы назвали, очень серьезного человека, и вот если они будут ему объяснять, объяснять и объяснять, что это сделать надо, и что это сделать правильно, приводить свои аргументы, и в какой-то момент случится кризисная ситуация, например, как в декабре 2014 года, когда рубль рухнет не 100 рублей за евро, а 150 или 200 рублей за евро, он может сказать: «А давайте мы сделаем это». Этот человек скажет, и никто с ним спорить уже не будет. Вот он рубанет рукой и скажет: «А я решил». И вот тогда это может случиться.

Шанецкая: То есть, вы сейчас говорите, скорее, не про экономическую составляющую, а про какое-то эмоциональное внезапное..?

Алексашенко: Абсолютно эмоциональное. То есть, эта тема, очевидно, обсуждается, очевидно, я и сам не знаю, скорее всего, есть там советники, которые эту точку зрения поддерживают. И если она до него доносится, то есть, просто так он ее придумать не может, этот серьезный человек, ему долгое время должны рассказывать, что это правильно, и должна случиться кризисная ситуация, и тогда с эмоциональным всплеском это может случиться.

Шанецкая: Кто-то окажется в нужном месте и в нужное время.

Алексашенко: Да.

Шанецкая: У нас есть еще один звонок. Мы вас слушаем. Добрый вечер.

— Здравствуйте. Сергей меня зовут, я из Москвы. У меня вот такой вопрос: я не политик, не экономист, так просто слежу за положением дел в стране. И вот когда принимался бюджет на 2016 год из расчета 50 долларов за баррель, меня как-то сразу резануло, что, по-моему, это чересчур оптимистично было. Просто смысл вопроса в том, я человек далекий от этого, сразу понял, что это глупо.

Шанецкая: И вопрос ваш в чем? Зачем это было сделано?

Алексашенко: Почему? А что, в правительстве умных людей нету, что ли, если простому человеку, гражданину, стало понятно.

— Ну вот именно, совершенно верно.

Шанецкая: Спасибо, Сергей, спасибо большое.

Алексашенко: Сергей, смотрите, во-первых, у нас бюджет верстается в рублях, и вообще-то бюджет зависит не только от цены на нефть, но и от курса рубля. То есть, перемножением одного на другое получают...

Шанецкая: И там заложен курс в 65, если я точно помню.

Алексашенко: И там 60.5, итого рублевая цена экспортной нефти — 3050 рублей. Я вот взял специально график цены нефти в рублевом выражении, цены нефти нашей Urals с 2011 года по конец 2015. До середины 2014 года рублевая цена нашей нефти держалась в диапазоне между 3000 и 3500 рублей за тонну, за баррель. Вот она вот так ходила в этом диапазоне. И, вообще-то говоря, в бюджет была заложена рублевая цена нефти по нижней границе. Ну просто перемножением, делением одного на другое. Вот поэтому сказать, что люди там чего-то не понимали — они все понимали. Они понимали и они, вообще-то говоря, со своей бюрократической точки зрения подстраховались. Потому что а ты обоснуй, почему другое. Там цену на нефть еще можно было как-то спрогнозировать. Опять, бюджет составлялся, вот параметр там 50 долларов за баррель, он был где-то утвержден, не знаю, в середине августа, может быть, во второй половине августа. То есть, его же нельзя просто...

Шанецкая: На основании некого технического анализа, они просто взяли, посмотрели на...

Алексашенко: Да, нефть в начале июля стоила 65 долларов за баррель, потом она начала потихонечку снижаться, но вот, я думаю, что в середине августа она все равно была еще выше 50. И в тот момент она была нормальной. Проблема в другом: экономика уже приспособилась, и экономике… сегодня сколько, не знаю, 76 рублей за доллар, и, вообще говоря, спроса на доллар большого нет. Он есть, пожалуйста, иди и покупай. Дураков у нас нет, никому этот доллар не нужен, а Минфину мало 76 за доллар. При цене нефти 30,5 рублей за баррель Минфину нужно 100 рублей, чтобы в бюджете появились вот те самые 3050.

Шанецкая: А вот об этом у нас есть с вами определенное количество вопросов. Собственно, министр Силуанов нам рассказывает про то, каким образом мы все-таки будем закрывать бюджетную брешь, у вас по этому поводу были ваши соображения. Вот что нам рассказывает министр. Давайте посмотрим.

Антон Силуанов, министр экономики: Но самое главное — мы считаем сейчас большую работу и продолжаем работу с привлечением доходных и ресурсных источников. Мы ведем работу с администраторами доходов — это налоговые службы, таможня, Росалкогольрегулирование — по большему увеличению сборов доходов в бюджет. Мы говорим об увеличении таких ресурсов бюджета как приватизация. Задача стоит в том, чтобы получить примерно 1 трлн. рублей за 2 года от дополнительного привлечения средств от реализации имущества государства, это вполне реалистичная цифра. И все это дает возможность нам говорить о лучшей сбалансировке бюджета.

Шанецкая: Как вам такие методы решения вопросов?

Алексашенко: То, что доходы надо собирать лучше — это ну кто бы с этим спорил, если есть возможность собрать больше, и не...

Шанецкая: Конечно, лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным, да.

Алексашенко: Конечно. Что касается приватизации, то это тоже странное заявление, потому что приватизация — это источник финансирования дефицита бюджета. Это вообще никак на дефицит не влияет. Ну вот просто, это не доход бюджета, это источник финансирования, поэтому странно, что вообще министр на эту тему говорит. Ну опять, министр честно говорит: «Будем работать, будем пытаться найти решение так, так, по-всякому». Вот в данном случае вы взяли его цитату про доходы или про источники финансирования, там, я думаю, что если посмотреть его выступление, он там и про расходы что-нибудь сказал, что нужно и расходы сокращать, это главное. На самом деле, это главное. Если там цена на нефть останется на нынешнем уровне, то, я думаю, что по итогам первого квартала бюджет будет сильно изменен в сторону сокращения расходов. Вот просто сильно изменен.

Шанецкая: У нас сейчас есть еще один звонок, давайте его послушаем. Добрый вечер. Говорите, пожалуйста.

— Здравствуйте. Татьяна из Ульяновска. Все эти высокие материи слушать очень интересно. Скажите, пожалуйста, простого человека интересует такое: может ли произойти девальвация рубля принудительная. В свое время я квартиру покупала за 1000 рублей, а кухню в эту квартиру — за 15 тысяч, то есть, несопоставимая была ситуация. Может ли это произойти? Спасибо.

Алексашенко: Принудительная девальвация по приказу — ну вряд ли она может произойти, потому что, если предположить, что сейчас очень серьезный человек принял решение и объявил, что с завтрашнего дня доллар стоит 100 рублей, я представляю, сколько ему долларов принесут завтра, потому что просто это несопоставимые вещи. Конечно, нет. Вы знаете, я, наверное, много критикую, часто критикую российские власти за экономическую политику, но им надо отдать должное в одном: они очень твердо держат политику свободы цен, не трогают вообще. Базовый принцип рыночной экономики. Она балансируется за счет свободы цен. И с какого-то времени, с конца, я думаю, что с конца зимы 2015 года Центральный банк реально перешел к свободному курсу образования. То есть, свобода цен рублевых, движение с одной стороны, с другой стороны — свобода движения цены доллара или цены рубля, как вам больше нравится, вот это и балансирует нашу экономику. Поэтому  если российские власти хотят сделать как можно хуже и хотят, действительно, создать нам проблему, которую решить будет практически невозможно, то они должны заморозить или курс в любую сторону, или цены. Но они этого не делают — и слава Богу.

Шанецкая: У нас, кстати, есть довольно большое количество вопросов про рубль, в частности, через сайт вас спрашивают: «Уважаемый Сергей Владимирович, как вы считаете, до какой отметки власти будут опускать рубль, чтобы выполнить даже секвестированный бюджет, и по вашей оценке, будут ли использоваться резервы ЦБ?».

 Алексашенко: Ну смотрите, Минфину при все прочем равном нужно 100 рублей. Ну просто этого никто не может сделать. Это нужно столько, не знаю, покупать долларов, а кто их будет покупать? Ну кто может? Нужно купить, не знаю, каждый день кто-то должен покупать по 2, 3, 4 млрд. долларов, чтобы в течение двух недель догнать до 100 рублей за доллар. Ну просто такого количества рублей ни у кого нету, на это никто не готов. Поэтому никто, конечно, двигать не будет власть. Вы знаете, на самом деле, власть — она же такая циничное существо. В прошлом году прошла девальвация, случилась инфляция, потребление население, уровень жизни населения упал на 10%, народ стал еще...

Шанецкая: Это по официальным данным?

Алексашенко: По официальным. Ну слушайте, 10, 12 — не очень принципиально. Люди, кто могут, они стали умнее, кризис тяжелый, значит, деньги надо копить — и стали потреблять еще меньше.

Шанецкая: Про это Силуанов отдельно сказал. У меня про это есть вопрос.

Алексашенко: Сказал, сейчас, я чуть-чуть про другое. И население молчит. Ну почему власть должна менять свою политику? На самом деле же у нас секвестр бюджета был в 2014 году, в 2015 году, теперь в 2016.

Шанецкая: У нас население об этом не знает.

Алексашенко: Население терпит. Зарплаты бюджетников второй год подряд не индексируются. В прошлом году, в 2015 году, пообещали индексировать в октябре на 5 месяцев. В марте-месяце бюджет пересмотрели и сказали: «А не будет вам индексации». Хоть один бюджетник возмутился? Нет. А тогда почему власть должна менять? Власти проще, там много было разговоров про структурные реформы, про еще что-то делать, про политические реформы, как Андрей Макаров говорит. А власть говорит: «А зачем? Нам проще сократить расходы».

Шанецкая: А действительно проще?

Алексашенко: Проще, абсолютно проще. Вообще говоря, население же не возмущается, значит, политическая ответственность — ну мы готовы взять на себя такую политическую ответственность даже в год выборов, даже перед выборами в Думу.

Шанецкая: Ну тем более, что мы сами с вами понимаем, что...

Алексашенко: Ну тем более, что выборы в Думу, все равно о результатах уже известно заранее.

Шанецкая: Кстати, вот интересный вопрос. Он меня тоже волнует. Это через сайт вас спрашивают: «При существующей на данный момент цене на нефть в 30 курс должен быть равновесный примерно 85-87 за доллар. Но, как мы видим, этого не происходит».

Алексашенко: Он должен быть 100 для того, чтобы...

Шанецкая: При 30-ти — 100?

Алексашенко: При 30-ти. Это же два действия арифметики. В бюджете заложена рублевая цена нефти 3050 рублей. При цене на нефть 30,5 за баррель, делите одно на другое — получается 100. Вот просто 100 получается.

Шанецкая: Почему это? А ну, потому что вы объяснили уже, потому что некому покупать доллары.

Алексашенко: Ну потому что бюджет так заложен. Чтобы были доходы в бюджете в соответствии с планом. Ну просто никто не будет покупать, это не нужно. Равновесный сегодня на рынке —76 рублей с чем-то. Вот это равновесный, когда количество продавцов долларов равняется количеству покупателей. Вот на такой цене сторговались. И по 75 никто не хочет продавать, и по 77 никто не хочет покупать. Ну по 76 на сегодня, завтра может быть по-другому.

Шанецкая: Давайте сейчас, если у нас есть звонок, давайте его примем. Добрый вечер. Вы в прямом эфире. Говорите, пожалуйста.

— Меня зовут Анатолий. Вопрос мой кратенький. На нашей таможне, по данным комиссии Левичева и статье в «Аргументах недели», теряется порядка 2,5 трлн. рублей — это раз. Почему наше государство не вводит обязательную продажу какой-то части валютной выручки, что делал Иран много лет для стабилизации своей валюты? И третий вопрос: почему не вводятся прогрессивный налог подоходный? У нас много богатых людей слишком.

Шанецкая: Спасибо большое. Слишком много у нас богатых людей.

Алексашенко: Богатых людей много. Президент России Владимир Путин обещал не повышать налоги с 2018 года. Поэтому вообще какой налог, почему не повышается, вот есть такое политическое решение и все стараются его выполнять, правда, как опять тот же самый, много раз сегодня цитируемый депутат Андрей Макаров сказал, что ровно через 11 дней после того, как президент сделал это заявление, правительство внесло законопроект о том, что нужно повысить какой-то налог. Он, правда, не сказал какой, но неважно. Но я думаю, что это слишком серьезное решение, прогрессивный налог не будет вводиться. Нужно понимать, что те самые долларовые, рублевые миллиардеры или мультимиллионеры, когда мы говорим, что миллиард у него, это не означает, что он миллиард каждый год получает. И от этого миллиарда 13% или 15% мы заберем в бюджет. Нет, это его имущество столько стоит. Вообще-то говоря, доходов у него может быть ноль рублей и 0 копеек. Или там 5 рублей и 0 копеек. И облагаются налогом вот эти его доходы, которые он будет заявлять в налоговой деклараций. И наша налоговая инспекция не умеет ловить доходы физических лиц. Пока не умеет.

Шанецкая: Ну, опять-таки, это кажется, что не повышают, когда, условно говоря, повышается налог при продаже недвижимости, и этот срок теперь уже не 3, а 5 лет — это же тоже своего рода повышение, верно?

Алексашенко: Да, но это вот такое маргинальное. Но пока, знаете как, есть налоги — это всегда есть согласие тех, кто платит, и тех, кто собирает. Вот договорились, что подоходный налог не трогают, тем более, что, думаю, что даже если введут прогрессивную шкалу, денег не очень много дадут, а крика и шума будет очень много. Про таможню сегодня был разговор, и очень хорошо выступил ректор Академии внешней торговли Сергей Синельников, который сказал: «У нас таможня построена по принципам 19 века». Сначала нужно принести 25 бумажек, потом у тебя их всех проверят, потом ты должен заплатить деньги, потом убедятся, что деньги дошли, только после этого тебе разрешают ввезти товар. И поэтому все, соответственно, пытаются вот эту таможню как-то обмануть, потому что так нельзя, ни один налог авансом не взимается.

Таможня — не реформированный орган, она же силовая структура. У нас ни одна силовая структура не реформирована. Кажется, он сказал, что нужно само администрирование таможенных сборов отдать в налоговую службу, чтобы все вообще всем занималась, вот налоги там, казна государства, чтобы одно ведомство по единому принципу. Потому что все и бизнесмены, и чиновники, и министры финансов, все хвалили налоговую службу, например, за то, что она сделала с НДС. Быстро, оперативно, компьютерно, предприятия могут сдавать по интернету всю свою отчетность. То есть, многие бюрократические проблемы, на которые жаловались много лет, их там.

Шанецкая: То есть, они доказали, что могут, почему бы это не перенести?

Алексашенко: Да, ну типа вот «давайте дальше, распространять хороший опыт дальше. Вот поэтому, я думаю, что проблема с таможней рано или поздно решится тоже.

Шанецкая: Давайте послушаем звонок, который пришел на прямую линию. Добрый вечер.

— Добрый вечер. Меня зовут Александр, из Красноярска. Хотел спросить вот что, по аналогии: допустим, в колхозе сторож не может сторожить, у него все разворовывают. У механизатора сеялки, комбайны непригодны, он их не подготовил, агроном жернова не приготовил, доярки не выходят доить. Они виноваты, что колхоз разваливается или все-таки председатель колхоза? Мало того, ему бы можно было пойти туда, взять комбайн и еще что-то, так он тоже как все. Хотел спросить, вы можете не отвечать, даже я вас прошу не отвечать, чтобы вы под всякие экстремизмы не подпадали: народ у нас плохой или все-таки нами правят как-то не так? Вы меня простите, но я вас смотрю и люблю.

Шанецкая: Мы вас тоже любим. Спасибо вам большое. Вот такой вопрос — кто виноват?

Алексашенко: На самом деле ответ очень простой, что называется, лежит на поверхности. Это колхоз. Если бы это было какое-нибудь акционерное общество, где были собственники — это одна проблема, колхоз — это коллективное хозяйство. Люди, которые живут вокруг этого колхоза в деревне, в поселке, несколько деревень — они являются собственниками всего. Они голосуют, у них есть выбор, они избирают председателя. Кто виноват в том, что у них такой? Когда есть большая семья, в семье крыша протекает, окно разбито, щи протухли — кто виноват? Враги, ЦРУ, Моссад, президент?

Шанецкая: То есть по этой аналогии кто виноват, что мы не колхоз?

Алексашенко: В этом колхозе виноваты колхозники, в том, что там происходит, люди, которые принимают решения. Соответственно, в нашей стране есть выборы, в сентябре 2016-го. Я же не говорю, что за одни выборы можно что-то поменять, но можно попытаться изменить. В колхозе проще изменить, в области — посложнее, в стране — еще сложнее. Но если говорить: «Нет, ну так нельзя. Как мы председателя колхоза снимем?». Да как — соберите собрание, проведите, проголосуйте. И все. В колхозе это очень просто делается. Глядишь, и комбайны закупят новые.

Шанецкая: Давайте еще один звонок примем. Добрый вечер.

— Здравствуйте, я звоню из Красноярска. У меня такой вопрос вашему уважаемому экономисту. Скажите, пожалуйста, каким образом в такой ситуации сложной экономической упали цены на продукты питания в конце 2015 года?

Шанецкая: Это был ваш вопрос: каким образом упали цены на продукты питания в конце 2015 года, а в России при этом цены повысились? Как так получается, что там падают, а у нас растут?

— Да, это мой вопрос.

Алексашенко: Знаете, как: у них там и нефть дешевеет, а у нас дорожает. И бензин тоже.

Шанецкая: Я только что из Штатов вернулась, там бензин фактически как был в начале 90-х.

Алексашенко: Да. Нефть пошла вниз, и с таким лагом цена вниз пошла на бензин. У нас есть такое понятие как контрсанкции продовольственные, когда наши власти приняли решения — в августе 2014 года и в декабре 2015-го — о том, что мы ограничиваем ввоз продовольствия на территорию Российской Федерации. Вообще говоря, никто же не приказывал ввозить яблоки из Польши, помидоры из Турции, еще что-то откуда-то. Этим занимается частный бизнес, государство не занималось этим. Вот частный бизнес нашел наилучшие, самые дешевые, самые эффективные решения, быстрые, скорые и дешевые. Нам на прилавки пришли польские яблоки, турецкие помидоры, итальянские, французские сыры. Все остальные решения или хуже, или дороже. Правительство говорит: нет, это нельзя, это нельзя. А тогда получается, что бизнес должен зарабатывать деньги, мало того, что он потерял деньги на этих санкциях, он должен искать какие-то заменители. Ваня Сидоров умеет возить помидоры, он в них хорошо разбирается, в яблоках хорошо разбирается, у него логистика работает. Но он ищет другие, которые хуже и дороже. И привозит, говорит: «Ну берите». А тут еще и рубль упал, вот и получается, что в рублях все выросло.

Шанецкая: Понятно, что это в некоторой степени стало жертвой политических решений, но нельзя же так, чтобы назло маме отморозить уши. Наверное, надеялись на позитивный экономический эффект через импортозамещение или еще что-то.

Алексашенко: Импортозамещение очень редко работает — через два месяца мы получаем результат. Потому что в сельском хозяйстве вообще цикл долгий. Если мы с урожая 2014 года перестали ввозить польские яблоки, то для того, чтобы вырастить в России яблоневые сады, предположим, мы даже нашли место, где они будут расти так же хорошо, нашли таких же рачительных хозяев и работников, которые так же, как в Польше, этим будут заниматься, я не знаю, сколько нужно — 3 года? — чтобы яблоки начали плодоносить, в общем, какое-то время должно пройти, импортозамещение не случается на следующий день. Весь прошлый год после введения санкций правительство обещало: цены не будут расти, продовольственные прилавки не оскудеют. В результате и на продовольственных прилавках пусто стало, и цены выросли, потому что никакого импортозамещения в течение одного года случиться не может.

Шанецкая: Давайте послушаем еще один вопрос, который есть у нас на прямой линии. Добрый вечер!

— Здравствуйте. Меня зовут Александр, у меня такой вопрос. Смотрите, сейчас экономика переживает не лучшие времени, все трещит, все разваливается. И вот такой вопрос: если в ходе экономических потрясений или по естественным причинам рано или поздно власть сменится, и новая власть неизбежно столкнется с тем, что экономика разбита, ее надо как-то ремонтировать, скорее всего, что новая власть — я на это надеюсь — неизбежно привлечет к ответственности всех путинских друзей, олигархов, которые наворовали в тучные годы. Если они ликвидируют состояния всех этих Тимченко, Ковальчуков, Ротенбергов, хватит ли их активов для того, чтобы заткнуть все дыры в экономике.

Алексашенко: Короткий ответ — не хватит. Притом, что можно обсуждать, много наворовали, мало наворовали и наворовали ли вообще или им создали такие кормушки, где они смогли хорошо заработать и честно заработать, и что находится в их собственности. Даже предположить, что мы знаем 20 фамилий, у каждого из них по 5 млрд., есть 100 млрд., мы нашли, как говорит Остап Бендер, 487 способов законного отъема этих денег. И вот мы получили эти 100 млрд. долларов. Я хочу просто для сведения привести, что на пике Резервный фонд составлял 88 млрд. долларов и Фонд национального благосостояния — 87 млрд. долларов, было почти в два раза больше 175 млрд. Резервный фонд у нас должен закончиться примерно во второй половине 2017 года, Фонд национального благосостояния закончится еще через год. Если ситуация, как Минфин ее планирует, будет осуществляться. Даже этими деньгами решить все проблемы невозможно. Быстро деньги можно проесть, а, к сожалению, 15 лет экономику двигали, корежили, лишали, как говорит Макаров, системы защиты прав собственности, завтра она не возникнет. К сожалению, на обратный путь понадобятся не столько деньги, сколько упорная работа и активная позиция граждан. Как в колхозе. Если граждане пассивны, если они терпят то, что происходит, то новая власть очень быстро начнет делать то же самое, что старая.

Шанецкая: С активностью граждан, конечно, тоже это все за один день не произойдет. У нас есть видеовопрос, записанный сегодня на Гайдаровском форуме, который касается не столько смены самой власти, сколько, пожалуй, смены одних из ключевых игроков в сегодняшней власти.

— Как вы считаете, в 2016 году, наконец-то, станет достаточно плохо, чтобы они начали что-то реформировать и вернули Кудрина?

Алексашенко: Мне кажется, что, по большому счету, власть понимает, что уже плохо. Конечно, они, выступая публично, все говорят: могло быть гораздо хуже, мы не сделали ошибок и вообще не так все страшно.

Шанецкая: Могло быть гораздо хуже?

Алексашенко: Слушайте, как есть оптимист и пессимист. Пессимист говорит: «О, будет хуже», оптимист: «Хуже некуда». Для того, чтобы сделать хуже, нужно было заморозить цены. Точно было бы намного хуже. К сожалению, из всей дискуссии на Гайдаровском форуме, он огромный, на трех сессиях был, никаких конструктивных идей, что делать… сокращение расходов бюджета точно не решает проблемы нашей экономики.

Шанецкая: В смысле, что Кудрин не поможет?

Алексашенко: Сейчас я к тому, что власть понимает, что плохо, а второе — а может ли Кудрин все эти проблемы решить? Я вспоминаю интервью Алексея Леонидовича, он его дал, наверное, года два назад, не прошлой осенью, а осенью 2014 года. Он сказал примерно так: «Да, я согласен пойти во власть, но я хочу быть реально сильным премьер-министром, у которого есть все полномочия по проведению политики». То есть, грубо говоря, я хочу быть премьер-министром а-ля Путин при президенте а-ля Медведев, то есть при слабом президенте, который не будет мешать, я согласен быть в правительстве и делать настоящие реформы. Слушайте, у нас сейчас у президента точно другая фамилия и он точно не похож на президента Медведева по своему психотипу. Он точно не готов терпеть сильного независимого премьера. Мне так кажется. Поэтому я думаю, что от того, что Алексей Кудрин завтра, в понедельник объявит, что он пришел первым вице-премьером или первым замглавы кремлевской администрации, все равно его возможности будут ограничены.

Шанецкая: А премьер-министром просто невозможно по определению?

Алексашенко: Мне кажется, что это другой вопрос. Все-таки премьер-министр — это человек, которому президент Путин должен бесконечно доверять, что он его не предаст и что он выполнит перед ним все обязательства. Дмитрий Анатольевич Медведев выполнил все обязательства, то есть, он честно в 2012 году, когда ему сказали, типа, сдай назад, он все сдал и отдал власть, то есть, выполнил все договоренности, которые между ними были. То есть, вот это человек, который прошел испытание, огонь, вода и медные трубы и не предал. Для президента Путина это очень важно, что лояльность и исполнительность.

Шанецкая: То есть, отсутствие идей компенсируется абсолютной лояльностью?

Алексашенко: Абсолютно. Вот помните, в 1996 у президента Бориса Ельцина была операция по шунтированию сердца, он на сколько-то часов должен был передать обязанности президента премьер-министру. Вот премьер-министр — это человек, который становится президентом, если с президентом что-то случается. Ну все мы люди, ну мало ли что случится на неделю, на 2 дня, на 4 дня. Вот это должен быть человек, которому ты абсолютно доверяешь. В нашей конструкции власти. Мне кажется, что у президента Путина при очень хороших отношениях с Алексеем Кудриным такого доверия, политического доверия, не экспертного… как эксперту, как экономисту, конечно, Путин Кудрину доверяет, а вот как к политику, мне кажется, что такого доверия нет.

Шанецкая: Давайте у нас есть еще один звонок, сейчас послушаем. Добрый вечер. Вы в прямом эфире. Говорите, пожалуйста.

— Меня звать Анатолий. Я звоню из-за границы. Сегодня форум идет Гайдара. Передавали выступления профессионалов высочайшего уровня экономистов, финансистов. Потом выступают министр финансов, премьер-министр Медведев. Медведев объявляет, что положение будет усугубляться для населения, а Силуанов говорит, повторением может быть 1998 год. Так вот эти предложения профессионалов как-то реализуются, как-то принимаются или это все уходит в воздух?

Шанецкая: Анатолий, спасибо. Ну мы, по большей части, на самом деле, уже обсудили эти заявления.

Алексашенко: Да. Я хочу сказать, что идеологические позиции министра финансов в нынешней системе у нас очень сильные. И он способен донести свою точку зрения до президента, и президент его слушает. То есть, если в критической ситуации президенту министр финансов говорит: «Вот если этого не сделать, то будет как в 1998 году», вот большего пугала для российской власти не существует, потому что вот миф о 1998 годе, конечно, их парализует. Министр финансов точно знает, что было в 1998 году, потому что в 1998 году именно Минфин не исполнил обязательства по бюджету.

Шанецкая: Ну это те самые страшилки, в связи с которыми мы не наращиваем, в частности, дефицит бюджета сейчас, то, с чего вы начали?

Алексашенко: Помните сказку «Мальчик и волк», который кричал там: «Волк, Волк!». Мне кажется, что, к сожалению, этот ресурс может в какой-то момент уже перестать работать, потому что ситуация другая, проблемы другие, решения должны быть другими. Помните, я начал говорить, что Алексей Кудрин тоже сказал: «Мне кажется, что сейчас, конкретно в 2016 году, сокращение расходов — вещь неправильная. Сокращение расходов оно должно быть системным, точечным и мы к нему должны готовиться. Это в рамках бюджетного процесса минимум должно занять год. Поэтому давайте мы лучше сейчас профинансируем, возьмем еще денег из Резервного фонда или займем на рынке, но профинансируем все расходы бюджета, чтобы не ломать всю бюджетную конструкцию, а за год подготовим нормальный урезанный бюджет». Поэтому, к сожалению, мне кажется, что министр финансов не совсем прав в своих рекомендациях.

Шанецкая: Вы знаете, не могу не задать, есть у нас через сайт, зритель спрашивает: «А чем грозит обычным россиянам приватизация ВТБ и Сбербанка?».

Алексашенко: Да ничем не грозит. Ну просто она не грозит простым россиянам ничем. Я, во-первых, надеюсь, что приватизация, если она случится, она, вообще говоря, не изменит банков, они будут работать, ВТБ то он точно станет лучше, потому что хуже некуда. Сбербанк будет работать и, я надеюсь, что люди, которые станут собственниками банка, будут ходить зарабатывать прибыль. Кроме того, сегодня есть система гарантирования вкладов населения, и даже в обанкротившихся банках люди ничего не теряют, большинство из них ничего не теряет, если мы говорим об обычном населении. И последнее: две трети россиян вообще не имеют сбережений. То есть, вообще — ни в ВТБ, ни в Сбербанке, ни в каких-то других банках, ни под подушкой. Поэтому им точно ничего не грозит.

Шанецкая: Какая хорошая новость. Спасибо вам большое, что под конец так нас как-то обнадежили.