Юрий Сапрыкин: Оргкомитет митинга 4 февраля – это не политбюро ЦК КПСС

Кремер: Скажите, кто был сегодня на оргкомитете?

Сапрыкин: Все.

Кремер: Все – это кто?

Сапрыкин: В оргкомитет входят сейчас 15 человек. В диапазоне от Навального до Сергея Удальцова, и от Бориса Акунина до Сергея Пархоменко присутствовали, по-моему, все, кроме Парфенова.

Кремер: Вы написали у себя в Twitter-e, что вы говорили с Владимиром Тором. Он тоже там был?

Сапрыкин: Он поймал меня за рукав на выходе из сахаровского центра, имел со мной тяжелую продолжительную беседу.

Кремер: О чем, если не секрет?

Сапрыкин: Разумеется, хотел войти в состав оргкомитета. Но поскольку я не являюсь тайным руководителем или мозгом, центром принятия решений оргкомитета, то единолично я такое решение принять не смог.

Кремер: Что будет происходить, если шествие по намеченному маршруту не разрешат? Вы готовы взять на себя ответственность и вывести людей?

Сапрыкин: Вы знаете, я немного в идиотской ситуации. Я застрял в пробке, опоздал на оргкомитет, и как раз часть обсуждения про шествие я пропустил, не слышал его своими ушами. Но, насколько я знаю, оргкомитет намерен вести переговоры, есть варианты маршрутов, которые находятся внутри Садового кольца, которые, кажется, могут быть приемлемыми для мэрии - по крайней мере, такие сигналы поступали - и с точки зрения оргкомитета вполне допустимые.

Кремер: Уже вижу довольно агрессивную реакцию на такой вариант – обсудить с мэрией, договориться и пойти по маршруту, предложенному мэрией. Люди пишут: «Вот, мы уже выходили несколько раз так, как нам разрешали, и там, где нам разрешали, и это не работает. Поэтому давайте пойдем по тому маршруту».

Сапрыкин: А что значит – не работает?

Кремер: Никакие требования не выполнены.

Сапрыкин: То есть если мы пойдем драться с ОМОНом, то требования буду выполнены?

Кремер: Эффект будет громче, говорят те люди, которые так считают.

Сапрыкин: Люди, которые так считают, вполне вправе делать то, что они считают. Оргкомитет занимается шествием, на которое придет предположительно несколько десятков тысяч человек, и я полагаю, что далеко не все из них готовы идти драться с ОМОНом. Поэтому в наших интересах, чтобы шествие было согласовано и проходило в каком-то оптимальном наилучшем виде.

Если вы помните историю с Болотной, которая всем так полюбилась и которая была абсолютно хороша, за три дня до Болотной происходило тоже довольно унизительное, с точки зрения некоторых радикальных коллег, согласование с мэрией и перенос мероприятия с Площади Революции на Болотную. На самом деле, резоном для этого было исключительно то, что Площадь Революции, тот участок, который был тогда отведен, действительно не вместил бы то количество людей.

Сейчас резоны, которые приводит мэрия, почему пройти по этому маршруту сложно и травматично и для шествия, и для городского движения, мне тоже кажутся вполне…

Кремер: То есть вы с мэрией, скорее, согласны?

Сапрыкин: Я с мэрией не то чтобы согласен, но я понимаю, о чем они говорят. Те аргументы, которые они приводят, они не абсурдные, не идиотские, они не взяты с потолка, они вполне резонные. Есть еще один аргумент: этот маршрут, изначально заявленный, это маршрут продолжительностью 6 км, а все прогнозы обещают нам температуру порядка минус 20 в этот момент. Мне кажется, что в интересах митингующих, среди прочего, подумать также и о том, сколько времени мы готовы провести на свежем воздухе.

Кремер: Но в такую температуру лучше идти, чем стоять на митинге.

Сапрыкин: Безусловно.

Кремер: Что по этому поводу решил оргкомитет? Я слышала мнение Олега Кашина, которое там звучало, что, может быть, вообще лучше пройти и разойтись, и не надо никакого митинга.

Сапрыкин: У этого шествия должна быть какая-то смысловая точка. Главное содержание всего этого, безусловно, шествие. Но оно должно чем-то закончиться. Чем оно заканчивается – возможны варианты. Понятно, что все политические участники оргкомитета заинтересованы в том, чтобы это был митинг, и он продолжался бы максимально долго. Час – хорошо, полтора – еще лучше, три часа – вообще замечательно. Десять выступающих – хорошо, 40 – это просто полный класс.

На самом деле, с точки зрения и меня, Олега и многих других людей, это должно быть не содержанием этого мероприятия, а именно финальной точкой. Мне кажется, что было бы очень хорошо, если бы это был митинг, но какой-то совсем стремительный и молниеносный, буквально с тремя выступающими. Было бы прекрасно, если бы завершился он не выступлениями, а какой-то духоподъемной музыкой, каким-то подобием концерта.

Кремер: Опять-таки ваши оппоненты пишут сразу: «Зачем нужен концерт? Мы хотим добиться чего-то. А таким образом мы просто повеселились, мило, модно выступили и разошлись».

Сапрыкин: Послушайте, мы не хотим веселиться, мы не хотим, чтобы там выступала группа Tesla Boy и была дискотека. Мы хотим, чтобы это был… ну представьте себе, в конце выходит Шевчук и поет песню, хорошо, две песни. Это концерт или нет?

Кремер: Это красиво. Но эффективно ли?

Сапрыкин: Это красивый финал. Помимо прочего, помимо эффективности, которую невозможно в момент мероприятия оценить, люди должны расходиться с ощущением, что они поучаствовали в чем-то великом и достойном. Им должно хотеться поучаствовать в этом вновь, в случае чего. Они не должны, как у многих было на проспекте Сахарова, уходить с ощущением, что им тут 3 часа ездили по мозгам непонятно зачем, и вообще оседлали их эмоции и собираются на них въехать в Государственную думу или обменять их на какие-то мандаты. Именно таким было для многих ощущение от этого бесконечного разговорного митинга. Оттого, что на сцене было 40 выступающих, которые кричали «Банду Путина под суд», мы не приблизились к выполнению наших требований.

Кремер: А что по поводу выступления политиков? Решили, будут они или не будут?

Сапрыкин: Они будут, их будет немного. Сколько немного – это вопрос, на который еще предстоит дать ответ.

Кремер: Есть по этому поводу споры в оргкомитете?

Сапрыкин: Есть.

Кремер: Какие позиции существуют?

Сапрыкин: Существует позиция, что этих выступлений должно быть ноль, и существует позиция, что этих выступлений должно быть 30. Где-то между ними мы до чего-то договоримся.

Кремер: какие новые требования, о которых вы договорились на этом заседании?

Сапрыкин: По-моему, с очень эффектной и красивой инициативой выступил Борис Акунин. Это была совершеннейшая импровизация. Он предложил организовать на митинге подписание документа, который он назвал кандидатский минимум. Это не резолюция митинга ни в коем разе, это некоторая программа из очень простых трех пунктов, трех лозунгов, под которыми, как нам кажется, большинство участников митинга готовы подписаться в буквальном смысле - взять ручку и поставить на бумажке подпись. Это освобождение политзаключенных, парламентские выборы через год, президентские выборы через два года.

Кремер: Это такой сокращенный список тех требований, которые уже были?

Сапрыкин: На самом деле, требования по срокам на предыдущих митингах не звучали.

Кремер: То есть он более конкретный, но сокращенный, получается?

Сапрыкин: Это не резолюция митинга, это те вещи, на которых, как мне кажется, мы можем сойтись. Резолюция митинга будет более длинной и заковыристой и будет включать в себя требования по изменению избирательного законодательства и, наверняка, она повторит некоторые требования Болотной и Сахарова, которые до сих пор не были выполнены, вроде отставки Чурова и расследования фальсификаций и так далее. Это тот сухой остаток максимально лаконично сформулированный, который вполне годится, как база для некоторого консенсуса, для некоторой общей программы, под которой готовы подписаться все, кто туда придет.

Кремер: А что по поводу следующего митинга? – вроде как планируется следующий, уже 26 февраля, это так?

Сапрыкин: С этой инициативой выступил Борис Немцов. Мы как-то в первом чтении все на нее кивнули, но тут, конечно, нужно до 4-го дожить и посмотреть, как будут развиваться события.

Кремер: А как бы вам хотелось, чтобы развивались события, потому что сейчас, когда вы рассказывается о том, как это хорошо и красиво будет организовано, такое ощущение, что это вполне себе приятный процесс, который вошел в нашу жизнь и теперь мы будем всегда, как минимум раз в месяц ходить на митинги. Ну и?

Сапрыкин: Я хотел бы, чтобы события развивались так, чтобы большинство людей, которые соберутся на этот митинг пошли бы и записались наблюдателями. Я хотел бы, чтобы логичным продолжением митинга был бы не следующий митинг, а работа на выборах 4 марта, тотальный общественный контроль за тем, как это происходит. И чтобы следующие акции или формат этих акций, присутствие или отсутствие этих акций определялось по результатам этой работы, а не кого-нибудь заседания оргкомитета.

Я бы хотел сказать всем, кто нас сейчас смотрит, попросить их не переоценивать роль оргкомитета – это не политбюро ЦК КПСС, которое принимает решения, обязательные к исполнению. Это техническая служба, пусть она и состоит в огромной части из политиков, которая определяет рамки проведения этих мероприятий. Но то, как это все развивается в каком-то глубоком смысловом и политическом смысле решается не оргкомитетом, а, простите за пафос, самой жизнью.

И кажется, что самый важный момент, точка отсечения в этой самой жизни – это выборы 4 марта и то, в какой роли мы с вами будем принимать в них участие. И то, что мы там увидим, и то, какие выводы мы для себя сделаем.