Полиция до утра не снимала активистов «Архнадзора» с крыши, активисты благодарят за это

25/06/2013 - 18:48 (по МСК) Юлия Таратута
Ситуацию вокруг реконструкции дома князей Волконских, который находится на Воздвиженке в центре Москвы, Юлия Таратута обсудила с координатором движения «Архнадзор» Рустамом Рахматуллиным. 
Таратута: Давайте расскажем зрителям, которые не держат руку на пульсе, как вы провели сегодняшнюю ночь.

Рахматуллин: Если мы говорим только про ночь, то после 12 ночи на уже широко известном доме Болконского, на Воздвиженке в Москве появился кран, который должен был зацепить и зацепил купол этого дома, самую яркую и выразительную часть его архитектуры. Это было уже скреплено цепями и должно было быть просто сорвано. Всю предыдущую неделю и даже больше застройщик готовил этот купол к срыву, обдирал с огромным трудом обшивку. Остался металлический каркас, срыв которого означал бы, на мой взгляд, то, что разрушение дома Болконского переходит критическую черту.

Таратута: Итак, наш сегодняшний гость - защитник дома Болконского. Давайте расскажем нашим зрителям, которые встречаются с двумя версиями названия, какое название верное, как говорить правильно.

Рахматуллин:  Это очень просто - и то, и другое правильно. Николай Сергеевич Волконский, князь – это дед Льва Николаевича Толстого по матери, владевший этим  домом, а Николай Андреевич Болконский – это написанный с него персонаж из романа «Война и мир», старый князь. Те, кто, может быть, еще не прочел роман, могут вспомнить его по фильму в исполнении Анатолия Петровича Кторова. Говоря «дом Волконского, Болконского», мы не делаем ошибку, причем, говоря «дом Болконского», мы можем иметь в виду как старого князя, так и князя Андрея, потому что это их родовой дом, и он определяется совершенно точно. Поскольку именно совершенно точно известно, где жил князь Волконский.

Таратута: Правда ли, что в этом доме была встречена Прасковья Щербатова, Кити Щербацкая?

Рахматуллин: Толстой не застал деда, и дом ему уже не принадлежал. Дед - основатель Ясной поляны, Ясная поляна сохранилась за Толстыми, а этот дом - нет. Толстой, конечно, знал о том, что это был их дом. А посещал он его, когда здесь жили Рюмины - рязанские дворяне. И у Рюминых он увидел Прасковью Сергеевну Щербатову, княжну Кити Щербацкую из «Анны Карениной», из другого толстовского романа. То есть это дважды толстовский дом. Нам это имя особенно дорого, потому что княжна Прасковья Сергеевна Щербатова стала впоследствии в замужестве графиней Уваровой, и вместе со своим супругом графом Алексеем Сергеевичем Уваровым – это основатели градозащитного движения, основатели московского археологического общества, юбилей которого мы будем отмечать в феврале следующего года.

Таратута: От прежних хозяев хочется перейти к нынешним. Тут есть политический момент, он в СМИ упоминался, на этом доме весит табличка «Центр развития межличностных коммуникаций», речь идет о центре, к которому имеет отношение Людмила Путина, экс-супруга президента РФ Владимира Путина. Реконструкцией этого здания занимается не лично она, а, насколько я понимаю, члены семьи Ковальчуков - это знаменитая семья в России. Юрий Ковальчук и Михаил Ковальчук - друзья Владимира Путина. Насколько на реконструкции здания отражаются эти громкие имена?

Рахматуллин: Князь Николай Болконский - знаменитая фамилия, князь Андрей Болконский - знаменитая фамилия, а то, что эта знаменитая, это для меня некоторая новость. Я думаю, что политики тут нет и не должно быть, попечительница, на мой взгляд, совершенно ни причем, но поразительно, как застройщик пытался репутационные риски свои фактически переложить на другого человека. Что касается Ковальчуков, я уже запутался в дядях и племянниках, я не знаю, что виной тому, что дело происходит так, как происходит. Я вижу, как оно происходит, а оно происходит действительно авантюрно. Но авантюрой было снять дом из «Войны и мира» и толстовский адрес  в качестве памятника. Это произошло еще при Лужкове, так называемые «выверенные памятники», то есть те, которые положительным  результатом прошли экспертизу, ждали только решения мэра об отнесении к региональным, и внезапно им было в этом отказано без объяснений, без уважительной экспертизы. Потому что никакой уважительной экспертизы под это подклеить невозможно, мы не знаем такого текста, наверное, он был. Это рассматривала комиссия Ресина, и Лужков это подписал, а застройщик, который тогда назывался «Центром развития русского языка», продавил это решение.

Мы долго не понимали зачем. Он построил соседний дом, соединил их переходом. Мы подумали, что может, это для того, чтобы сделать этот переход и хватит. И вдруг обнаружился градостроительный план земельного участка – ГПЗУ, выписанный бывшим главным архитектором Александром Кузьминым, обнаружилось, что еще раньше ГЗК, Градостроительно-земельная комиссия, во главе уже с новым мэром приняла решение продлить этот проект. Наконец, мы увидели согласование архитектурного решения или эскизы уже при нынешнем руководстве Москомархитектуры.

Таратута: Как так получилось, что история началась при Лужкове и была так подхвачена Собяниным?

Рахматуллин: Это поразительный случай, что есть некий застройщик, по отношению к которому мэр Москвы не хочет или не может сделать то, что он хочет и может сделать в отношении огромного количества традиционных лужковских застройщиков. Здесь все шло, как шло. Это печально. Архитектурное решение согласовано вообще чиновником среднего звена Москомархитектуры, главный архитектор уклоняется от комментариев на эту тему, ему неловко об этом говорить, нынешний, а прошлый успел выдать градостроительный план земельного участка. Что касается Москомнаследия, то поскольку дом перестал быть памятником, то Москомнаследия вообще отстранилось. Но дом остался в охранной зоне других памятников, напротив знаменитый дом Морозова, Музей архитектуры, кинотеатр «Художественный», это второй пояс охраны, вторая степень защиты.

Правовой режим охранной зоны гласит: только регенерация, то есть если у дома исторического в охранной зоне не было 3-4 этажей, то и быть не может. Между тем, проект состоит в том, чтобы  придать двухэтажному дому третий, четвертый этажи. Мы говорили и говорим, что это согласование незаконное, что чиновник, который ставит подпись под таким решением, не вводит ситуацию в правовое поле, а себя выводит из правового поля. Нам никак не удается в некоторых подобных случаях объяснить правоохранительным органам, что тут нужно бить по рукам. Сами правоохранительные органы готовы сослаться на эту подпись, не анализируя ее легитимность.

Таратута: Реконструкция уже привела к тому, что здание пострадало. Скажите, как?

Рахматуллин: К тяжелейшим последствиям. Если бы это был памятник, реконструкция была бы запрещена. Реконструкция - это не синоним реставрации, когда пресса иногда заменяет одно слово другим, это очень опасно. Реконструкция по Градкодексу в точном правовом смысле – это изменение параметров, для памятника, как для завершенного акта творчества, это запрещено. Дом перестал быть памятником и превращается в пластилин для творчества архитектора, которого раньше никто не знал, некого Петрова-Спиридонова, который рисует новые этажи. Кроме этих двух аристократических этажей создается третий в вертикальных отметках существующего дома и четвертый над ним, что позволяет считать его третьим по высотности.

Как это делается? Высокий парадный этаж, парадная анфилада господская, представляете, какие там потолки, делятся внутри, разбивается на два. Вновь появившийся третий этаж оказывается слепым, ему в сущности нужны окна, если соглашаться с этим решением. Откуда берутся окна? Разбивается все, что выше парадного второго этажа, сносится карниз, фриз, гербовый щит, при большевиках не стало герба, но он был, я думаю, что это герб Рюминых, просто знак аристократизма. Все, что выше окон, уничтожается, и туда ставится нечто с окнами. То же самое происходит в угловой ротонде: сносится купол, сносятся наличники окон в угловой ротонде, чтобы в этом уровне создать третий этаж, а потом над этим – четвертый, и нахлобучить купол снова.

Таратута: А мы верно понимаем, что фасад уже обвалился?

Рахматуллин: Он не обвалился, его обваливают. С 9 по 10 марта в ночь, когда начались эти работы, они начались на заднем фасаде, почти никто не мог это видеть. Мы останавливали работы в марте и апреле, сносилась жилая часть, та часть, я уверен, которая помнит князя старого Волконского-Болконского, это жилая часть с антресольным этажом. Она уничтожалась сначала отбойниками, мы тормозили эти работы, вызывали полицию, полиция выводила гастарбайтеров, блокировали или вывозили компрессор для бойного молотка. Все это продолжалось часть весны - часть марта, апрель и до майских праздников.

После майских праздников мэрия Москвы сделала вид, что она перепроверила документы, и все закрутилось с новой силой, полиция на некоторое время перестала выходить на объект, сносные работы ускорились. Была сорвана кровля, ведь там надстройка, стали заливаться новые перекрытия согласно этому плану изменения этажности внутри здания. И, наконец, они вышли на фасады, сначала на фасады по Крестовоздвиженскому переулку, где корпус 1907 года, тот самый с красивым угловым куполом на Воздвиженку, а затем и на фасад по Воздвиженке. Это фасады Рюминых, то есть фасады, которые застал Толстой во время сочинения «Войны и мира», вот этот самый красивейший фриз, карниз и гербовый щит относится к 1850 годам.

Если говорить о переулке, то это печально закончилось 17 июня, неделю назад, когда отламывая с помощью отбойных молотков фрагмент карниза, это бетонная отливка, два гастарбайтера, по сведениям прессы, граждане Узбекистана, упали вместе с этим куском, вместе с лесами на улицу. Я замечу, что на улицу со стороны Крестовоздвиженского переулка стройка вообще не огорожена, под этими лесами расположена автостоянка Центра развития межличностных коммуникаций, а этот кусок упал на проезжую часть прямо перед подъездом. Двое рабочих, по данным прессы, находятся в Склифосовском, один в реанимации, возможно, уголовное дело. В прокуратуру направлена проверка и по строительной линии, на фоне всего этого снос ускоряется и те же или следующие гастарбайтеры, которые работают то ли от поезда до поезда, не знаю, известна ли им история недельной давности или им не рассказывают, те же гастарбайтеры выходят на Воздвиженку. С чем? Уже с ломами, с молотками, отбивая белокаменный карниз в ручном режиме.

Таратута: А вообще мэрия Москвы в этом смысле однородна? Вы с кем вступали в коммуникацию, просили о помощи, вели переговоры?

Рахматуллин: Вот это самое интересное. Смотрите, кто принимал решения - Градостроительная земельная комиссия ГЗК во главе с мэром, которая продлила этот проект, этот контракт как таковой, затем Архитектурное ведомство, которое согласовало градплан земельного  участка, то есть параметры и общее архитектурное решение.  Вот ответственность на уровне правительства Москвы. На основании этих документов Мосгосстройнадзор и ОАТИ должны выдать свои документы разрешения, ордер, и уже тут начинается самое удивительное.

Мы давно знали, что на стройке есть предписания ОАТИ, Объединения административно-технических инспекций Москвы об остановке работ. Часть работ или всех работ? Мы долгое время не могли этот ордер найти. В последнее время мы полагали, что он выдан заново после падения рабочих на асфальт. Сегодня депутат от коммунистической партии Владимир Иванович Родин, за что ему колоссальное спасибо, сумел получить копию предписания ОАТИ об остановке работ. Угадайте, каким числом она датирована. Снос начался с 9 на 10 марта, как я говорил. 11 марта выдано предписание об остановке всех работ до выдачи отдельного ордера по фасадным решениям.

Таратута: Я подумала о том, что сейчас такой редкий случай - избирательная кампания Сергея Собянина, насколько я понимаю, он публично не высказывался на эту тему. Но в принципе сама история, этот скандал - это довольно громкая история для Москвы, и вряд ли она найдет сочувствие у москвичей, на поддержу которых рассчитывает Сергей Собянин, с которыми он сейчас заигрывает разными способами. Вам никто не назначал встреч сейчас? Никто не пытался с вами выйти на связь?

Рахматуллин: Нет.

Таратута: Давайте вспомним, что произошло сегодня ночью. Как себя вела полиция?

Рахматуллин: Полиция вообще с 9, 10 марта вела себя, в общем, замечательно, это правда. Мы сбились со счета, до двух десятков раз полиция не просто приезжала, а по вызову жителей ли, градозащитников, депутатов ли она останавливала работы, она останавливала их по разным основаниям, начиная с нелегального статуса рабочих, заканчивая действительно отсутствием документов на площадке. Что касается событий последней ночи, им предшествовал этот выход людей с ломами на белокаменный карниз по улице. И уже накануне было ясно, что ситуация входит в критическую фазу, а купол разобран до каркаса, и действительно дом выглядит как умирающий, как раздетый.

Таратута: Я верно понимаю, что как только вы забрались на купол, вы остановили то, что вы хотели остановить?

Рахматуллин: После полуночи появился внезапно кран, который никто не стал останавливать, наоборот, полиция уже другая – дорожная перегородила Воздвиженский переулок, чтобы он мог работать, как раз с той стороны, где упали рабочие неделю назад. И этот кран уже зацепил этот купол, тогда действительно пришлось на этот купол взобраться и просто потребовать, стоя на нем, чтобы кран и купол были расцеплены. Действительно, это было выполнено, кран опустился. До пяти утра нужно было ждать, пока он уедет, у него, видимо, наряд закрывался в пять часов. В это время уже никто из сотрудников полиции не просил нас спуститься, и мы рассчитывали дождаться в этой позиции какого-то комментария, какой-то реакции правительства Москвы, которая, как я помню, выходит на работу в 8 утра. Но в 7.30 нас попросили на выход, появилась утренняя полиция, и ночная часть истории закончилась этим.

Таратута: А что было сегодня в ОВД Арбат? Как с вами себя вели правоохранительные органы там?

Рахматуллин: Все очень корректно, на самом деле очень уважаем ОВД Арбат за все, что было сделано с 9, 10 марта. Мы написали наше объяснение и вышли на улицу Арбат. Важно, что в это время происходило на Воздвиженке.

Таратута: То есть встретили они вас дружески?

Рахматуллин: Они нас встретили по должности. Мы излагали нашу позицию довольно долго устно, письменно и так далее, как это бывает в подобных случаях.

Таратута: Я верно понимаю, что вы потом отправились на прежнюю точку?

Рахматуллин: Тут важнее, что на прежней точке находились в этом время люди, которые отстояли дневную смену. Это снова было очень горячо и жарко в буквальном смысле, потому что сегодня очень жаркий день. Здесь нужно вспомнить депутатов в особенности левых фракций: и социалистов, и коммунистов, я не буду всех перечислять, которые помогают все время, честно, совершенно честно. Я не левых популистских убеждений, но я вижу, что левые партии искренне сочувствуют градозащитному движению. Они сделали сегодня огромную работу, я уже упоминал, как был найден этот ордер, в противоречии с которым работы шли с того дня марта, с какого мы противостоим.

Таратута: А что сейчас там происходит?

Рахматуллин: Вечером депутат, уважаемый Владимир Иванович привез нам эту копию. Перед этим инспектору ОАТИ, как и вчера, кстати, и сегодня прошел на территорию, снова в сопровождении полицейского наряда и, выйдя оттуда, офицеры сообщили нам, что работы на сегодня окончательно приостановлены, как они выразились. Но я полагаю, что появление копии ордера от 11 марта, копии предписания о запрете работ 11 марта должна поставить в этой истории, если не точку, то многоточие, потому что это позорная история. 

Другие выпуски