' style='fill:%23c4c4c4;fill-opacity:1'%3E%3Cpath d='M93.28-57.4h2.52l-6.33 11.74h-2.6l6.41-11.75zM98.5-57.4h2.52L94.7-45.67h-2.6l6.4-11.75zM103.78-57.4h2.52l-6.33 11.74h-2.6l6.4-11.75z'/%3E%3C/a%3E%3C/svg%3E)
Писатель Дмитрий Глуховский: «Это была первая акция, соответствующая духу Конституции»
Автор «Метро 2033» Дмитрий Глуховский о том, зачем он сегодня прошел с другими писателями от памятника Пушкину до памятника Грибоедову и о выводах, которые можно сделать по благополучно завершившейся сегодня акции.
Лика Кремер: Вы прошли всю прогулку, от Пушкинской до Чистых?
Дмитрий Глуховский: Исправно прошел от Александра Сергеевича к Александру Сергеевичу.
Кремер: Какие ощущения и есть ли у вас ощущение, что от этого будет какой-то толк?
Глуховский: На самом деле, ощущение двойственное. С одной стороны, все прошло на загляденье хорошо и мирно. Сотрудников полиции я видел числом не более 10-ти человек. Это был не ОМОН, а милые «пузатые дядечки в фуражках». Таких выбрали, мне кажется, чтобы не раздражать общественность. С другой стороны, я изначально какого-либо эффекта не ждал. И не жду теперь. В отличие от других участников акции, я лично никакого конкретного результата от этой акции не ждал. Они, возможно, и ждали.
Кремер: Зачем вы тогда вышли?
Глуховский: После всего, что я видел, что происходило здесь 6 мая - я участие не принимал, так как меня в Москве не было - с моей точки зрения, тогда происходило совершенно идиотское и недопустимое. И затем де-факто был введен комендантский час, когда этих несчастных активистов с белыми ленточками тренированные, перекаченные ОМОНовцы выдергивали из «Жан-Жака» и гоняли по всем бульварам. Это было что-то из хроник какого-то тоталитарного государства - то, что к нашему современному государству отношения не должно иметь совершенно. Для меня это был жест отчаяния: показать, что с нами нельзя так поступать, что мы не должны жить в такой стране, показать, что мы не полицейское государство.
Дмитрий Глуховский: Исправно прошел от Александра Сергеевича к Александру Сергеевичу.
Кремер: Какие ощущения и есть ли у вас ощущение, что от этого будет какой-то толк?
Глуховский: На самом деле, ощущение двойственное. С одной стороны, все прошло на загляденье хорошо и мирно. Сотрудников полиции я видел числом не более 10-ти человек. Это был не ОМОН, а милые «пузатые дядечки в фуражках». Таких выбрали, мне кажется, чтобы не раздражать общественность. С другой стороны, я изначально какого-либо эффекта не ждал. И не жду теперь. В отличие от других участников акции, я лично никакого конкретного результата от этой акции не ждал. Они, возможно, и ждали.
Кремер: Зачем вы тогда вышли?
Глуховский: После всего, что я видел, что происходило здесь 6 мая - я участие не принимал, так как меня в Москве не было - с моей точки зрения, тогда происходило совершенно идиотское и недопустимое. И затем де-факто был введен комендантский час, когда этих несчастных активистов с белыми ленточками тренированные, перекаченные ОМОНовцы выдергивали из «Жан-Жака» и гоняли по всем бульварам. Это было что-то из хроник какого-то тоталитарного государства - то, что к нашему современному государству отношения не должно иметь совершенно. Для меня это был жест отчаяния: показать, что с нами нельзя так поступать, что мы не должны жить в такой стране, показать, что мы не полицейское государство.
При этом я был вполне себе готов «огрести» дубинкой «Аргумент-1» или «Аргумент-2». «Аргумент-1» - это прямая дубинка, «Аргумент-2» - с уголочком, чтобы было удобнее в голову стучать этим уголочком. Я был вполне готов это получить. Взял паспорт с собой, потому как думал, что вполне могу попасть в ОВД, как это произошло со всей редакцией «Афиши», например, 6-7 мая. Ничего конкретного я добиться не планировал. Но, с другой стороны, то, что произошло, фактически уже беспрецедентно, потому что вышло больше 10 000 человек. Полиция всегда врет, занижает в 10 раз - это понятное дело.
Кремер: Есть цифра 2000 человек, по официальным подсчетам ГУВД. Есть цифра 10 000, которую произносят организаторы.
Глуховский: Я вам скажу так: от кинотеатра «Россия» до памятника Абаю практически все было забито людьми. Проезжая часть вся была занята людьми одновременно. Это никак не 2000 человек. Я думаю, это 10 000 или больше.
Кремер: Ну и что это означает?
Глуховский: Фактически, это было первое шествие, первая крупномасштабная политическая акция, которая не была ни с кем согласована, разрешение на которую не было унизительно «выклянчито» у господина Горбенко и других представителей мэрии. Это была первая массовая акция, проведенная в соответствии с духом Конституции, предполагающей не выпрашивание разрешения у властей, а свободный выход и заявление о своей позиции. На эту акцию разрешения получено не было, и его никто и не просил. Она была проведена, прошла успешно, мирно. Власти ничего не провоцировали. Не было ни кровопролития, ни актов вандализма. Вообще ничего агрессивного не было.
Кремер: Означает ли это, что дальше будет еще одна акция, на которую выйдут еще больше человек?
Глуховский: Это ровным счетом ничего не означает. Если завтра на улицу выйдет не Акунин с Пархоменко, а просто люди: либо политические активисты, либо просто люди, стихийно самоорганизовавшиеся через Facebook, то, однозначно, опять будет ОМОН, будет «месиво» с применением дубинок «Аргумент», газа «Черемуха» и так далее.
Кремер: То есть вам кажется, что сегодняшняя акция была под «магией» Акунина?
Глуховский: Да. Все-таки неловко человеку в очках и с такой интеллектуальной внешностью бить дубиной промеж глаз. Тем более он один из самых популярных писателей - если не самый популярный - среди интеллигенции так точно уж. Поэтому власти решили «самоустраниться». Но то, что всего 3-4 дня назад это происходило, и ОМОН крушил дубинками интеллигентов, студентов и какое-то количество левых или правых активистов, говорит о том, что власть та же самая, система не поменялась, люди те же самые, ментальность у них та же самая и принципы действия те же самые. Поэтому нынешняя миролюбивая прогулка - это, скорее, исключение. Я думаю, что она тренда никакого не создаст и существующую ситуацию не переломит.
Кремер: Как вам кажется, чем закончится акция у памятника Абаю Кунанбаеву?
Глуховский: Мне трудно предположить.
Кремер: Ваш прозноз?
Глуховский: Прогноз мой такой - это процитированный Быковым русский народный способ, описанный у Толстого, борьбы с медведем: когда у порога дома вешается тяжелая дубовая колода с медом. Приходит медведь, хочет полакомиться медом, отодвигает лапой колоду, колода возвращается и бьет его в лоб. Медведь злится, бьет колоду сильнее, колода начинает вращаться еще сильнее. И так происходит пока медведь не умирает, потому что колода убивает его до смерти. Если же медведь перестанет бить по колоде - колода остановится. Спад протестной активности не связан с тем, что что-то коренным образом переменилось. Просто власть на некоторое время перестала стараться нас выбесить. Перестала нас бесить какое-то время. И сейчас власть выступает раздражителем, а митинги, которые происходят, с моей точки зрения, являются ответом на этот раздражитель. То есть они не сами по себе - они просто реакция на какие-то действия.
Кремер: То есть лучший способ для власти, на ваш взгляд - проигнорировать?
Глуховский: Да. Как сегодня. Через некоторое время, боюсь, это все просто сдуется. Как это уже сдувалось.
Кремер: Почему вы боитесь? А если это не сдуется, то что хорошего произойдет?
Глуховский: С моей точки зрения, нынешняя протестная активность должна была бы привести к каким-то конструктивным изменениям во власти. Поскольку произошел спад протестной активности, люди, возглавляющие систему, решили, что, это, значит, слабаки, и с ними можно говорить языком силы. В нашей стране реформы всегда происходят под угрозой и страхом необратимых изменений - революции. Чтобы не допустить революцию, власти готовы пойти на какие-то реформы. Сейчас, как только призрак революции немножко растаял или отступил, люди во власти сразу расслабились, и решили продолжать заниматься тем, чем занимались, поскольку сейчас нет необходимости какой-либо демократизации. Они кинули сейчас эту «обглоданную кость» губернаторских выборов, которую, впрочем, никто особенно не просил. Будем и дальше симулировать демократию, как мы ее симулировали; натягивать на остов феодализма, который у нас в стране был выстроен за последние 10 лет, какую-то шкурку, спущенную с демократического режима; продолжать загонять рассерженных горожан в какие-то фиктивные демократические институты: приглашать их в «Большое правительство», в общественные палаты, в различные общественные советы.
Кремер: Есть цифра 2000 человек, по официальным подсчетам ГУВД. Есть цифра 10 000, которую произносят организаторы.
Глуховский: Я вам скажу так: от кинотеатра «Россия» до памятника Абаю практически все было забито людьми. Проезжая часть вся была занята людьми одновременно. Это никак не 2000 человек. Я думаю, это 10 000 или больше.
Кремер: Ну и что это означает?
Глуховский: Фактически, это было первое шествие, первая крупномасштабная политическая акция, которая не была ни с кем согласована, разрешение на которую не было унизительно «выклянчито» у господина Горбенко и других представителей мэрии. Это была первая массовая акция, проведенная в соответствии с духом Конституции, предполагающей не выпрашивание разрешения у властей, а свободный выход и заявление о своей позиции. На эту акцию разрешения получено не было, и его никто и не просил. Она была проведена, прошла успешно, мирно. Власти ничего не провоцировали. Не было ни кровопролития, ни актов вандализма. Вообще ничего агрессивного не было.
Кремер: Означает ли это, что дальше будет еще одна акция, на которую выйдут еще больше человек?
Глуховский: Это ровным счетом ничего не означает. Если завтра на улицу выйдет не Акунин с Пархоменко, а просто люди: либо политические активисты, либо просто люди, стихийно самоорганизовавшиеся через Facebook, то, однозначно, опять будет ОМОН, будет «месиво» с применением дубинок «Аргумент», газа «Черемуха» и так далее.
Кремер: То есть вам кажется, что сегодняшняя акция была под «магией» Акунина?
Глуховский: Да. Все-таки неловко человеку в очках и с такой интеллектуальной внешностью бить дубиной промеж глаз. Тем более он один из самых популярных писателей - если не самый популярный - среди интеллигенции так точно уж. Поэтому власти решили «самоустраниться». Но то, что всего 3-4 дня назад это происходило, и ОМОН крушил дубинками интеллигентов, студентов и какое-то количество левых или правых активистов, говорит о том, что власть та же самая, система не поменялась, люди те же самые, ментальность у них та же самая и принципы действия те же самые. Поэтому нынешняя миролюбивая прогулка - это, скорее, исключение. Я думаю, что она тренда никакого не создаст и существующую ситуацию не переломит.
Кремер: Как вам кажется, чем закончится акция у памятника Абаю Кунанбаеву?
Глуховский: Мне трудно предположить.
Кремер: Ваш прозноз?
Глуховский: Прогноз мой такой - это процитированный Быковым русский народный способ, описанный у Толстого, борьбы с медведем: когда у порога дома вешается тяжелая дубовая колода с медом. Приходит медведь, хочет полакомиться медом, отодвигает лапой колоду, колода возвращается и бьет его в лоб. Медведь злится, бьет колоду сильнее, колода начинает вращаться еще сильнее. И так происходит пока медведь не умирает, потому что колода убивает его до смерти. Если же медведь перестанет бить по колоде - колода остановится. Спад протестной активности не связан с тем, что что-то коренным образом переменилось. Просто власть на некоторое время перестала стараться нас выбесить. Перестала нас бесить какое-то время. И сейчас власть выступает раздражителем, а митинги, которые происходят, с моей точки зрения, являются ответом на этот раздражитель. То есть они не сами по себе - они просто реакция на какие-то действия.
Кремер: То есть лучший способ для власти, на ваш взгляд - проигнорировать?
Глуховский: Да. Как сегодня. Через некоторое время, боюсь, это все просто сдуется. Как это уже сдувалось.
Кремер: Почему вы боитесь? А если это не сдуется, то что хорошего произойдет?
Глуховский: С моей точки зрения, нынешняя протестная активность должна была бы привести к каким-то конструктивным изменениям во власти. Поскольку произошел спад протестной активности, люди, возглавляющие систему, решили, что, это, значит, слабаки, и с ними можно говорить языком силы. В нашей стране реформы всегда происходят под угрозой и страхом необратимых изменений - революции. Чтобы не допустить революцию, власти готовы пойти на какие-то реформы. Сейчас, как только призрак революции немножко растаял или отступил, люди во власти сразу расслабились, и решили продолжать заниматься тем, чем занимались, поскольку сейчас нет необходимости какой-либо демократизации. Они кинули сейчас эту «обглоданную кость» губернаторских выборов, которую, впрочем, никто особенно не просил. Будем и дальше симулировать демократию, как мы ее симулировали; натягивать на остов феодализма, который у нас в стране был выстроен за последние 10 лет, какую-то шкурку, спущенную с демократического режима; продолжать загонять рассерженных горожан в какие-то фиктивные демократические институты: приглашать их в «Большое правительство», в общественные палаты, в различные общественные советы.
То есть власти пытаются просто выпустить пар. С моей точки зрения, система устроена так, что ее невозможно реформировать частично. Основополагающим принципом и силой, удерживающей все нынешние властные структуры - под властными структурами я подразумеваю и исполнительную власть, и законодательную власть, и РПЦ, и прокуратуры, и суды. Это все - различные головы одной «лернейской гидры». Невозможно «рубануть» одну голову так, чтобы не посыпались другие. Потому что круговая порука всех их соединяет и скрепляет. Именно поэтому власти и не пытаются даже предпринять каких-либо серьезных попыток реформ. Потому что начнешь реформировать - придется кого-то сдавать, которые, в свою очередь, будут сдавать других. И все сразу же развалится. Это трагично для власти. Если не будет реальной угрозы социальных потрясений и полного демонтажа системы, то власти, конечно же, ни на какие реформы не пойдут. Единственный способ заставить их пойти на реформы - это наращивать протестную активность, создавая у них четкое ощущение, что вот-вот и все навернется.
Кремер: Но в этот сценарий вы не верите?
Глуховский: Как мне кажется, революции - в нашей стране уж точно, но и в редких случаях за рубежом - делаются не теми людьми, у которых все, в принципе, нормально, но хотелось бы им немножко лучше. Революции делается людьми, которых лишили чего-то жизненно важного. Вот когда кончится нефть и перестанут платить пенсии бабулькам, и когда бабульки выйдут на ОМОН - вот эти бабульки могут революцию совершить. А городской средний класс, интеллигентный, креативный, благодушный - он к революции не способен. Возможно, это хорошо. Лично я революции не хотел бы. Я хотел бы, чтобы власть немножко вспомнила, что они раньше тоже были смертными людьми, что они тоже раньше по земле ходили, а не только катались на бесшумной резине в своих «Пульманах». И вспомнили вообще откуда их корни, немножко опустились на землю и попытались все-таки страну, в которой все остальные живут, а не ту страну, в которой они живут, направить на путь развития.
Кремер: Спасибо большое.
Кремер: Но в этот сценарий вы не верите?
Глуховский: Как мне кажется, революции - в нашей стране уж точно, но и в редких случаях за рубежом - делаются не теми людьми, у которых все, в принципе, нормально, но хотелось бы им немножко лучше. Революции делается людьми, которых лишили чего-то жизненно важного. Вот когда кончится нефть и перестанут платить пенсии бабулькам, и когда бабульки выйдут на ОМОН - вот эти бабульки могут революцию совершить. А городской средний класс, интеллигентный, креативный, благодушный - он к революции не способен. Возможно, это хорошо. Лично я революции не хотел бы. Я хотел бы, чтобы власть немножко вспомнила, что они раньше тоже были смертными людьми, что они тоже раньше по земле ходили, а не только катались на бесшумной резине в своих «Пульманах». И вспомнили вообще откуда их корни, немножко опустились на землю и попытались все-таки страну, в которой все остальные живут, а не ту страну, в которой они живут, направить на путь развития.
Кремер: Спасибо большое.
