Noize MC: не хочу агитировать, но происходящее в России мне радикально не нравится

Алексеев: Я знаю, что все билеты были проданы. Надеюсь, что удалось собрать.

Лобков: Вы известны как человек неравнодушный к политическим проблемам, Юрий Шевчук также, а вот участие Андрея Макаревича меня, конечно, потрясло. Потому что во время президентства Медведева Макаревич хвастался своим знакомством с Владиславом Сурковым, тем, что он чуть ли тексты ему показывает, Дмитрий Медведев приходил на посиделки, скажем так, к Макаревичу. У вас внутри были какие-то определенные разногласия, или вы согласились на определенные правозащитные повестки, что вне – вы не выходите?

Алексеев: Что вы имеете в виду?

Лобков: Свои – чужие, знаете, в рок-среде так часто бывает: кто-то не с тем спел, не с тем сходил, не с тем чаю попил.

Алексеев: Нет. Здесь были конкретные цели и задачи у мероприятия, поэтому я даже не думал о составе участников, если честно.

Лобков: А были люди, которые отказывались?

Алексеев: Я не в курсе, я же не организатор, но наверняка были.

Лобков: Вы с первого разу согласились?

Алексеев: Да, пришло предложение, и я его поддержал сразу.

Лобков: Вы никакого гонорара не получили?

Алексеев: Нет.

Лобков: А что вы вообще думаете по поводу «Болотного дела»?

Алексеев: Это ужасно.

Лобков: Те люди, которые собраны на скамье подсудимых, по какому принципу они собраны, они все такие разные, от огромного подмосковного качка, который уже получил свои 4,5 года, Максима Лузянина, до людей фактически инвалидов, инвалидов по психическим проблемам, инвалидов по зрению. Вот это разнообразие людей меня ужасно удивляет. Как могут такие разные люди оказаться на одной скамье подсудимых?

Алексеев: Очень просто. Очень много разных людей в тот день вышли для того, чтобы выразить свой протест, и в итоге оказались на скамье подсудимых.

Лобков: То есть в тот день мог оказаться на скамье подсудимых каждый, кто был в тот день на Болотной?

Алексеев: Да.

Лобков: А вы лично знакомы с кем-то из подсудимых?

Алексеев: Из подсудимых – нет.

Лобков: Но знаете их биографию примерно?

Алексеев: Я читал все эти материалы, что людям не дают договорить до конца, что они тусуются на квадратном метре, не могут даже посидеть нормально, что все возражения отклоняются. Все это мне известно.

Лобков: И даже что омоновцы их не опознают?

Алексеев: Мало того, что омоновцы их не опознают, я так понимаю, что потерпевшие омоновцы признают, что и не особо они уже потерпевшие, и особых претензий ни к кому не имеют, но дело продолжается.

Лобков: А как вы думаете, ваш концерт будет иметь какое-то публичное звучание? Я имею в виду не записи, которые, конечно же, разошлись в Youtube, а именно повлияет ли это как-то на мнение судей, на настроение в обществе?

Алексеев: На мнение судей это, если честно, повлиять не в состоянии. Я не думаю, что они за этим следят, более того, я не думаю, что, даже если они это увидят, это что-то для них значит. Я думаю, там другие рычаги управления, влияния и воздействия.

Лобков: Если все так предсказуемо, если итог дела практически предрешен, и Маша Баронова, моя хорошая знакомая, она говорит: «Да зачем эти все усилия, ведь нам приговор уже вынесен? Дело времени просто, юридических формальностей», тогда зачем вы организовали этот концерт?

Алексеев: Во-первых, организовал его не я. Во-вторых, цели у него было конкретные – помочь найти хороших адвокатов этим людям и нанять их.

Лобков: Многие адвокаты готовы работать бесплатно, потому что это как участие в деле Бейлиса, это репутация на всю жизнь.

Алексеев: Пусть они работают бесплатно, хорошо. Пусть лучшие адвокаты работают бесплатно. Супер.

Лобков: А какую композицию вашу вы там исполняли?

Алексеев: Я исполнил пять песен, нам дали 20 минут, «Наше движение» про политические организации, «Кури бамбук» - песня про милицию, «Бассейн» - это метафорическая песня о прохождении через трудности, «Yes Future!» -  о светлом будущем, которое когда-нибудь, может быть, наступит в нашей стране, и «Устрой дестрой» - такая песня-демотиватор.

Лобков: Ваня, а вообще рэпер должен быть политизирован?

Алексеев: Не должен никому ничего ни один художник на свете.

Лобков: Вас вдохновляет, как я понимаю, биение политической жизни в России.

Алексеев: Я, скорее, слежу за социальной жизнью, для меня политика – это лишь часть социального. Меня интересует именно та ее часть, которая касается непосредственно обычных людей, а не тех, кто политику вершит.

Лобков: Обычных людей касается каждый сотрудник милиции, которого мы встречаем. Вы замечаете, что если лет 10 назад мы равнодушно проходили мимо милицейских в метро или на улице, то сейчас большая часть людей старается как-то их обходить сторонкой? Появился ли в обществе страх?

Алексеев: Он всегда был. Я в Москве живу 10 лет, уже 11, пресловутую песню «Кури бамбук», описывающую нехороших сотрудников милиции, я написал в 2004-м. У меня были для этого все основания.

Лобков: Какие?

Алексеев: Меня задерживали в метро, проверяли документы на каждом шагу, я бывал в отделе.

Лобков: Мы регулярно, слава Богу, благодаря… Кстати, у вас есть какой-нибудь камкордер, на что записывают видео, телефон? Благодаря этим техническим устройствам мы видим многие дела, которые совершаются в местах до этого сакральных, секретных. В этих самых отделениях полиции мы видим, как задержанным по многу часов не дают воду, как их требования не выслушивают, как абсолютно равнодушные сотрудники продолжают что-то писать в своем блокноте, когда люди сидят в «обезьяннике». Как вы считаете, благодаря этим техническим средствам, когда все это обнародуют, какие-то изменения происходят или в ответ на то, что вы поете песни, потерпевшие выкладывают такие видео, что-то меняется, что-то может измениться или нет?

Алексеев: Меняется. Такого чувства безнаказанности у них уже нет. У сотрудников полиции появился определенный страх за то, что последствия могут быть другими.

Лобков: И Стив Джобс разрушает, да, это закрытое пространство полиции?

Алексеев: У него есть помощники, но в целом, да.

Лобков: Вань, как проходит ваша жизнь вне концерта «РокУзник»? Вы участвуете, допустим, в корпоративах, приглашают крупные компании?

Алексеев: Крупные компании не приглашают практически никогда. У нас бывают два-три корпоратива в год, как правило, это какие-то дни рождения. Один раз мы выступали на празднике какой-то компьютерной компании.

Лобков: Это молодые ребята, которые, в общем, разделяют ваши убеждения.

Алексеев: Я вообще не припомню корпоративов, их не так много, но я не припомню таких, где публика была бы мне отвратительна.

Лобков: Ксения Собчак, известно, что она потеряла львиную долю своих корпоративных контрактов, когда заняла определенную политическую позицию, вышла на митинги. Вы после того как стали исполнять политический рэп, вы потеряли какую-то клиентуру?

Алексеев: Нет. Дело в том, что не было такого момента, когда я начал что-то эдакое исполнять, чего не исполнял ранее. Мое творчество обретает какие-то новые темы, тематика расширяется, но общий вектор отношения к жизни, к происходящему, всегда было примерно таким.

Лобков: Как вы думаете, художник, рэпер, вы же творите с листа фактически, поете, не много времени уходит на…

Алексеев: Почему? На разные песни тратится разное количество времени. Что-то пишется очень быстро, что-то приходит очень долго. Какой-то кусок в 4-8 строчек может ждать два года своего часа, когда к нему будет дописано основное.

Лобков: Все равно вы должны реагировать немедленно на события в жизни или у вас это отстаивается, переваривается, и выход в виде готового продукта уже?

Алексеев: Очень по-разному. Разные песни пишутся по-разному. У меня их 200 штук с лишним, все они пишутся по-разному.

Лобков: Ваше имя зазвучало после известной композиции, которая была посвящена трагическому событию, это тому происшествию на Ленинском проспекте.

Алексеев: Скажем так, мое имя зазвучало в общественно-политических СМИ. Мое имя звучало и до этого.

Лобков: Это было ДТП так называемое с участием вице-президента «Лукойла» Анатолия Баркова. И вот с момента исполнения вашей композиции случилось две вещи: уже в третий или четвертый раз посмертно врач Александрина и Сидельникова были признаны виновными в ДТП. И совсем недавно – три недели назад – Анатолий Барков ушел на пенсию. Вас это как-то затронуло, вас это вдохновило это, что Барков ушел на пенсию? Видите ли вы в этом свою личную заслугу?

Алексеев: Нет, не вижу в этом своей личной заслуги. Я ничего не знаю о подробностях его ухода, и связывать это, мне кажется, было бы надуманно. Мне причины неизвестны, не знаю. Может быть, он просто ушел на пенсию – и все.

Лобков: Ваня, ну не лукавьте. Не испытали никакого чувства вообще?

Алексеев: Меня несколько, наверное, удивила эта новость, я обратил на это внимание, но я не сделал из этого далеко идущих выводов.

Лобков: Вообще справедливость на земле торжествует?

Алексеев: Справедливость в конечном итоге торжествует все равно в голове каждого человека, который сделал что-то не так. Я уверен, что от кошмаров никуда не деться.

Лобков: А в отношении «узников Болотного дела», как вы считаете, результат предсказуем или на него можно повлиять? Сейчас очень многие говорят об амнистии, и даже влиятельные думцы и члены «Единой России» такие, как Павел Крашенинников, председатель юридического комитета Госдумы, они поддержали эту идею. Может быть, вы продолжите проект «РокУзник», составите некое обращение, напишите некое открытое письмо к руководителям, как раньше было, к партии государства? Потому что если там будет ваше имя, Макаревича, Шевчука, я думаю, что его не смогут положить в долгий ящик.

Алексеев: Стоит попытаться, я думаю. Совершенно точно – надо что-то делать. Что-то делать лучше, чем ничего не делать.

Лобков: А что делать обществу? Что делать тем людям, которые не очень себе представляют, что такое «Болотное дело», знают, может, что на Болотной кто-то кого-то побил?

Алексеев: Да, я сталкивался не раз с мнением людей неосведомленных, которые знают об этом очень поверхностно и высказываются в стиле: нечего было туда ходить, было бы все нормально, не надо было омоновцев бить. Во-первых, надо распространять эту информацию как можно шире, во-вторых, нашему обществу нужно бороться с равнодушием. Нет такой ценности как участие в происходящем, моя хата с краю – популярный по-прежнему подход.

Лобков: А вы не были на Болотной 6 мая?

Алексеев: 6 мая не был, меня не было в городе.

Лобков: А вообще бывали на этих митингах?

Алексеев: Да, я был на самом первом в декабре, я был…

Лобков: Это тот самый страшный митинг 5 декабря 2011 года, когда все было непонятно, все было темно, страшно.

Алексеев: Значит, это был не первый. Это было 10 декабря.

Лобков: Когда было уже все более-менее  ясно.

Алексеев: Я был 10-го там, я был на аналогичном мероприятии в Казани 24 декабря, я посещал «Марш миллионов» второй, он, кажется, был второй, который был на День России 12 июня. Еще на каких-то мероприятиях я был.

Лобков: Но вы не относите себя к оппозиции все-таки? Вы не принадлежите к какой-то партии?

Алексеев: Я не хочу агитировать ни за какую конкретную партию, просто то, что происходит, мне не нравится радикально, по этому поводу я и высказываюсь.

Лобков: А то, что происходит в оппозиции, вам разве нравится? Мне, например, не нравится, фактически усилиями властей, равнодушием оппозиционное движение расколото на разные мелкие фрагменты, они все друг с другом конфликтуют, не ладят на радость Кремлю. Вы это замечаете?

Алексеев: Ну да, конечно.

Лобков: А вот на концерте «РокУзник» это было заметно? Там были какие-то деятели оппозиции, они пытались сделать на вас пиар?

Алексеев: К счастью, нет. Ничего такого я там не заметил. Тусовка, в основном, была все-таки музыкальная и пресса. Попытки ангажировать и привязать это к какому-то конкретному политическому течению – этого я не почувствовал. При этом надо сказать, что я на всем мероприятии не присутствовал, к сожалению. Но мне не показалось, что что-то такое в воздухе есть.

Лобков: А что это за публика, в основном?

Алексеев: Публика необычная была для меня. Если бы я знал заранее, как это будет выглядеть, я бы, наверное, немного по-другому построил выступление. Потому что это были, во-первых, только сидячие места, очень много людей взрослых, я бы даже сказал в возрасте.

Лобков: Как я?

Алексеев: Старше даже.

Лобков: Спасибо.

Алексеев: Пожалуйста. И это было странно немного в том плане, что ты играешь концерт, выдаешь какой-то максимальный драйв, а все это таким образом воспринимается, а потом аплодисменты в перерывах между песнями. Возникало легкое ощущение – кто здесь?

Лобков: А обычно ваша аудитория – это 16-25, да?

Алексеев: Обычно – да.

Лобков: Может быть, эти люди просто молоды душой?

Алексеев: Вся в порядке. Я все понимаю прекрасно, просто говорю про себя, что если бы я знал примерно, как это будет выглядеть, что там только сидячие места существуют, я по-другому построил бы программу, может быть, это было бы акустическое выступление. Вот и все.

Лобков: Ну, Ваня, хорошо, что и так дали концертный зал.

Алексеев: Да нет, все замечательно. Мы еще первыми выступали…

Лобков: Это спасибо, что называется, каким-то властям, не знаю, каким. Потому что когда телеканал ДОЖДЬ пытался организовать прямую линию с кандидатами в мэры Москвы, оказалось, что на всех кинотеатрах, на всех площадках висел амбарный замок. Значит, кому-то из организаторов удалось все-таки пробить этот кинотеатр, что само по себе показалось уже практически невозможным по нынешним временам.

Алексеев: Все здорово. Просто мы еще выступали первыми, может быть, это было немного неожиданно для всех, для нас в том числе.

Лобков: А есть какие-то планы, будут ли еще гастроли, может быть? Может быть, даже выскажу крамольную мысль, «узникам Болотной» еще немного повезло, потому что здесь Москва, и их все видят, они на виду, есть прямые трансляции с судебных заседаний, там есть корреспонденты. Очень много людей, которые находятся в провинции, в том же Петрозаводске, в Казани, в Петербурге…

Алексеев: Петербург сейчас недоволен, я думаю, что их записали в провинцию.

Лобков: Там тоже людей преследуют по политическим мотивам, не только в Москве.

Алексеев: Я понимаю. И что? Я еду на гастроли…

Лобков: Планируются ли какие-то гастроли?

Алексеев: Да, у меня сейчас будет огромный тур на весь октябрь в поддержку нового альбома.

Лобков: Куда поедете?

Алексеев: Это все крупные сибирские города, это Уфа, Екатеринбург. Очень много городов, я не помню все.

Лобков: А там не случится так, что где-то амбарный замок повесят перед вами? Noize MC - политический рэпер, если бы я был в администрации какого-нибудь города, я бы сказал: «А, политический рэпер. Может, что-то устроим, электричество отключим, газ?».

Алексеев: Пока такого не случалось. Я думаю, что такой случай вызовет сам по себе такой резонанс, чем просто мой концерт, который пройдет в городе.

Лобков: У вас не было никогда конфликтов с властями?

Алексеев: Были. После инцидента в Волгограде, когда я отсидел 10 суток и вышел, у нас сразу после этого отменили два выступления. Одно в Чебоксарах на «КофеМолке», это хип-хоп фестиваль всероссийский, и концерт в Коломне по инициативе местных властей. Но после этого такие случаи не повторялись, пока не было.

Лобков: Вы чувствуете повышенное внимание к вашей персоне со стороны властей, органов правопорядка, госбезопасности?

Алексеев: На гастролях такое практически не случается. Когда речь идет об открытых каких-то мероприятиях, когда мы участвуем в каком-то крупном фестивале региональном, там периодически полиция нервничает. Но до каких-то запретов пока не доходило, за исключением двух случаев, которые я назвал.