Нарколог Алексей Надеждин: Ройзман – мой друг, но он перегибает палку

Кремер: Скажите, откуда, по вашим исследованиям, дети получают информацию о наркотиках?

Надеждин: Мы провели опрос несовершеннолетних интернет-пользователей, получили парадоксальные результаты. Мы думали, что основное – это СМИ, интернет и какие-то фильмы. Ничего подобного, оказывается 60% тех людей, которые отвечали на наши вопросы, получили информацию о наркотиках от близких знакомых.

Кремер: Для меня это очевидный вывод. Но когда вы об этом говорите, мне кажется, что все, что мы делаем, бесполезно, потому что это никто не услышит.

Надеждин: Я думаю, что несовершеннолетние подростки не смотрят ваш канал, при все моем уважении к нему.

Кремер: Смотрят их родители.

Надеждин: Наверное, для родителей мы говорим, эта информация найдет свое применение.

Кремер: Что полезного вы можете сообщить родителям? Как родителям говорить со своими детьми о наркотиках?

Надеждин: Я считаю, что любые разговоры – вещь очень нудная, не совсем эффективная. Есть такое понятие, как социальная реклама и современные медийные технологии воздействия на поведение человека. Их надо применять.

Кремер: Как родителям применять медийные технологии?

Надеждин: Не родителям, а к родителям.

Кремер: Например?

Надеждин: Я имею в виду социальную антинаркотическую рекламу. Масса стран имели эти проблемы, и решили их путем эффективного медийного воздействия.

Кремер: Вам кажется, что это способ предупредить родителей. Но родители и так знают о вреде наркотиков. Зачем им лишний раз об этом напоминать?

Надеждин: Родителям надо напоминать очевидные вещи, чтобы они проверяли свои аптечные шкафчики, в которых могут случайно оказаться одурманивающие препараты, которые интересны несовершеннолетним, чтобы они правильно интерпретировали поведение подростка, чтобы они знали первые признаки опьянения, чтобы они понимали, как оказать первую помощь при случайной передозировке наркотиком. Это важная информация, она модет спасти жизни.

Кремер: Сколько сейчас в нашей стране наркоманов? Известны какие-то официальные цифры – по оценке Минздравсоцразвития, 500 тысяч наркоманов. А по экспертным оценкам – это 2,5 млн.

Надеждин: У нас не 500 тысяч наркоманов, у нас на конец 2010 года было 339 тысяч больных наркоманией и порядка 200 тысяч потребителей наркотиков с вредными последствиями, у которых не сформировалась зависимость.

Кремер: Очевидно, что эти цифры в разы меньше, чем экспертные оценки. Где правда?

Надеждин: Мы оперируем той статистикой, которая есть в наших учреждениях. У нас нет принудительного лечения, у наших учреждений нет обязанности проводить мониторинг ситуации с потреблением наркотиков. Мы регистрируем тех, кто к нам обратился. Для того, чтобы оценить общее реальное количество, эту нашу цифру надо умножить на коэффициент латентности, то есть на тех людей, которые никогда не обращались в наши медицинские учреждения и не были зарегистрированы. Считается, что у нас этот коэффициент порядка 7-8. Поэтому число наркоманов у нас, по разным оценкам, колеблется от 2 до 3 млн. человек на страну.

Кремер: Вы сказали о принудительном лечении. Вы сторонник принудительного лечения?

Надеждин: Нет, я не являюсь сторонником принудительного лечения, я являюсь сторонником системы замены – лечение вместо наказания, когда потребитель наркотиков совершает нетяжкое правонарушение, ему предлагается либо пройти лечение, либо отбыть тюремный срок.

Кремер: Это в некотором роде принудительное лечение.

Надеждин: В определенном смысле.

Кремер: То есть вы сторонник принудительного лечения.

Надеждин: Нет, принудительное лечение – это другое. Когда человека принудительно лечат не за то, что он совершил, а за болезнь – за то, что он является больным наркоманией. Есть у вас диагноз – вас принудительно лечат. Приезжают сотрудники правоохранительных органов, заламывают вам руки и везут в клинику.

Кремер: Вы сторонник принудительного лечения в случае, если человека поймали с поличным, правильно? Вы просто только что сказали: если человека поймали, и у него есть вариант – либо сесть в тюрьму, либо лечиться...

Надеждин: Я сказал, что если человек совершил нетяжкое правонарушение, то есть преступление, то ему можно предложить альтернативу – или отбыть наказание за свое преступление, либо быть осужденным условно и пройти курс обязательного лечения.

Кремер: Если человека поймали с наркотиками в кармане – это нетяжкое правонарушение.

Надеждин: Зависит от объема. Если большой – то может быть очень тяжкое правонарушение.

Кремер: Если человека поймали с небольшим объемом наркотиков, то это нетяжкое правонарушение.

Надеждин: Он может не лечиться, он может ответить за это правонарушение согласно закону и отказаться от системы лечения.

Кремер: Не хочешь лечиться – садись в тюрьму.

Надеждин: Все правильно.

Кремер: Как вы относитесь к методам Евгения Ройзмана?

Надеждин: Мы с Евгением Ройзманом находимся в приятельских, я бы даже сказал, в дружеских отношениях. Он мне очень симпатичен как человек, но некоторые его методы я не разделяю. Мне кажется, что общество поменялось. Когда Женя начинал свою деятельность, он был очень позитивен, смел, его все поддерживали. А сейчас, мне кажется, он немного отстал. Поменялась ментальность, поменялась проблема наркомании, изменилась вообще ситуация с наркоманией.

Кремер: А что изменилось? Стало меньше наркоманов?

Надеждин: Наркоманов стало меньше, кстати сказать. Мне кажется, ему надо стать мягче, что ли.

Кремер: Он перегибает палку?

Надеждин: Мне кажется, да.

Кремер: Сегодня появилось сообщение Минздрава России, что негосударственные центры по реабилитации наркоманов не должны заниматься лечением. Что вы думаете по этому поводу?

Надеждин: У нас нет принудительного лечения. Негосударственные центры лечением заниматься не должны, они должны заниматься реабилитацией.

Кремер: У нас официально нет принудительного лечения, или у нас его нет по факту?

Надеждин: У нас его нет официально, его нет по факту. У нас нет лечения по приговору суда. Что такое принудительное лечение? У нас его нет законодательно и по факту.

Кремер: По факту, существуют ли какие-то центры, в которые я, как родитель наркомана, могу прийти, написать заявление и сказать: пожалуйста, задержите моего ребенка.

Надеждин: Это преступление.

Кремер: Но такое существует?

Надеждин: Такой вид преступлений – да.

Кремер: Насколько часто это происходит в нашей стране?

Надеждин: Это происходит, и, как правило, этим грешат негосударственные лечебные учреждения.

Кремер: Есть ли эффект от такого насильственного удержания людей в попытке их вылечить?

Надеждин: Иногда такой эффект бывает. Но когда мы будем говорить о массовости этой практики, я думаю, что эффекта не будет. У нас была массовая практика недобровольного лечения больных алкоголизмом и наркоманией в Советском союзе, она имела определенные социальные результаты, но говорить о ее значимой медицинской эффективности мы не можем.

Кремер: Вчера главный нарколог России Евгений Брюн заявил, что в наркотизации России виновна группа The Beatles.

Надеждин: Это мнение главного нарколога России Евгения Брюна.

Кремер: Вы же тоже занимаетесь этой проблемой. Как вы относитесь к этому мнению?

Надеждин: Я никогда не сопоставлял группу The Beatles и потребление наркотиков в Российской Федерации. Подчеркну, это мнение главного нарколога России Евгения Брюна.

Кремер: Я часто читаю о том, что распространение наркомании в нашей стране – это происки каких-то зарубежных стран, которые пытаются повлиять на нашу страну, это такое нападение извне. Что вы по этому поводу думаете?

Надеждин: Конспирологическая практика вообще очень привлекательная штука. С одной стороны, иногда здесь перегибается палка, и конспирология бывает избыточна. Наркотики хлынули в страну, потому что были разрушены привычные барьеры, было сломлено предшествующее общество. С другой стороны, наркотики используются для достижения политических, идеологических и даже военных целей. Мы помним опиумные войны, сознательное ослабление Китая и огромный экспорт опиума, который вела Ост-индская компания в Китае. Такие исторические прецеденты есть, поэтому в конспирологической точке зрения тоже есть истина.

Кремер: Вы согласны с тем, что некоторые опасности извне существуют, и это некоторая намеренная акция каких-то людей?

Надеждин: Нет, я с этим не согласен.

Кремер: Но вы сказали, что это имеет право на существование.

Надеждин: Я сказал, что такая точка зрения имеет право на существование.

Кремер: Кто на самом деле виноват в той ситуации, которая сейчас сложилась с наркотиками в нашей стране?

Надеждин: Никто, мы просто переняли тот общий мировой тренд, который существовал в мире. Когда Советский союз был разрушен, когда прежняя система правоохранительных органов перестала функционировать, когда существующее законодательство повисло в воздухе, были отменены основные положения, которые препятствовали развитию той ситуации, которую мы имеем, у нас случился огромный всплеск потребления наркотиков. Причем, если западное общество было к нему готово, у них это развивалось достаточно эволюционно – выработался и иммунитет у населения, и умение государственных и общественных структур реагировать и бороться с этой проблемой, то у нас не было ничего, мы оказались абсолютно беззащитны и растеряны.