Бывшая заключенная колонии №14: в Мордовии если ты осужденный, то ты – оно, и в туалет будешь ходить по жетону

Мальцева: Нет, я не видела, к сожалению.

Давлетгильдеев: Она упоминает такого человека по имени Юрий Куприянов, это нынешний замначальника колонии №14. А вы не помните такого человека?

Мальцева: Наслышана, но не сталкивалась с ним. Я в этой колонии была всего полтора месяца, но мне хватило.

Давлетгильдеев: Вы можете вспомнить, какие тогда были условия содержания в этой колонии?

Мальцева: Ужасные условия. Меня туда привезли, я жила в седьмом отряде, меня поселили. Отряд сам по себе как склеп, в других отрядах я не была. Отношение со стороны администрации ужасное, администрация, естественно, все делает руками осужденных, простых осужденных там очень гнобят. Кто не хочет подчиняться, того, естественно, бьют аккуратно, по поводу и без повода пишут рапорта. А сами условия содержания – столовая грязная, там есть просто невозможно – мухи в рот залетают.

Давлетгильдеев: Вы говорите, что аккуратно бьют, а это как, чтобы не было заметно, чтобы не было следов?

Мальцева: Естественно. Это тоже все делается через руки осужденных. Администрация, как мне показалось, это поощряет, у нее есть свои люди, которые не подчиняются, но тихонечко зажали и сделали. Будет подчиняться.

Давлетгильдеев: Надежда, а вы работали там?

Мальцева: Естественно. Я работала на промзоне, а работала слесарем-ремонтником швейного оборудования. Что я там увидела, это не назовешь «очень хорошо». Оборудование все старое, от людей требуют норму какую-то немыслимую.

Давлетгильдеев: Надежда Толоконникова пишет, что работать заставляют по 16-17 часов, и тоже как раз пишет про норму – 150 костюмов для полицейских нужно сшить в рамках одной рабочей смены.

Мальцева: Да, ничего не изменилось. Там еще оставляли на переработку, то есть они в своем реестре, у них же есть документация, по их документации, по белой, как я поняла, написано, что осужденный работал, как и положено, по 8 часов. Но оставляли на переработки хочешь -  не хочешь, но сегодня ты до стольки-то, получалась большая смена. Естественно, платили за это копейки, вообще копейки. Я там полтора месяца проработала, я вообще ничего не получила.

Давлетгильдеев: Толоконникова пишет, что 29 рублей она получила за июнь.

Мальцева: Я верю ей, да.

Давлетгильдеев: Это похоже на правду, да?

Мальцева: Это не похоже, это правда, так и есть. Я была там в 2011 году, там ничего не изменилось, как я поняла. Там и тогда ничего не менялось, там все стоит на одном уровне, на одной точке. Как было заведено когда-то, так и сейчас. Никто этого изменить не может. Есть осужденные, которые пытаются с этим бороться, у которых есть связи на воле, но это как лбом об стену.

Давлетгильдеев: Толоконникова пишет, что часто запрещают ходить в туалет за какие-то нарушения, например, за не выработку нормы работы, или есть свою еду.

Мальцева: Да, вообще ничего не изменилось. Какая вообще система на промзоне, там туалета в цеху нет. Там самый большой – первый цех, насколько я помню, не буду врать, он самый большой, там основная масса осужденных работает, чтобы выйти в туалет, надо взять жетон. Я не знаю, но, скорее всего, там ничего не изменилось, хоть их и отменили, все равно их надо брать. Если тебя сотрудник администрации ловит на улице, за пределами цеха, и у тебя нет жетона, естественно, это рапорт, и неважно, что ты хочешь в туалет, это неважно. Люди боятся, люди хотят уйти домой, тем боле женщины, у них у всех дома семьи, дети.

Давлетгильдеев: Так же Надежда Толоконникова пишет, что перед тем, как отправиться в Мордовию, все до последнего мечтают, только бы не в Мордовию. Насколько я понимаю, вы поменяли несколько колоний.

Мальцева: Да.

Давлетгильдеев: Как вам кажется, действительно мордовские колонии самые страшные?

Мальцева: Самые страшные, да. С колонии №14 меня этапировали обратно на Пермский край обратно, в колонии №28 я досиживала свой срок, и оттуда освободилась по УДО. Последний год я там сидела, я вам скажу честно, я там была как пионерском лагере, я отдыхала, настолько отличается администрация, законы внутри колонии. На 28-й все ближе к закону, может, там и есть какие-то упущения, они везде есть, но то, что в Мордовии творится, это просто уму непостижимо, насколько там человек вообще не человек. Если ты осужденная, то ты – просто оно.

Давлетгильдеев: А как-то жаловаться можно на руководство колонии?

Мальцева: Невозможно. Да вы что!

Давлетгильдеев: Потому что это может стоить осужденному больших драм  жизненных?

Мальцева: Здоровья может стоить, не выйдешь по УДО. Загнобят просто, они найдут повод, они будут держать в ШИЗО, ПКТ. Бунтующих там не любят. Женщины, в основном, выбирают такую позицию, что сидишь тихо и молча – и сиди. Они никуда не лезут, они видят этот беспредел. Между собой переговорят, но в открытую никто не пойдет, потому что все знают, чем это чревато.

Давлетгильдеев: А чтобы поменять колонию, чтобы нынешние заключенные в Мордовии, как вам повезло, чтобы их поместили в другое место, что для этого нужно сделать, вообще реально ли это?

Мальцева: Не знаю. У меня получилось реально, потому что я в Мордовию была этапирована из Перми, у меня родственники написали Реймеру письмо, я писала, указала причину, по которой я была этапирована в Мордовию, что  сейчас ребенка забрали домой, и теперь мне надо обратно на свой регион. Мне как-то повезло, что спецчасть пошла мне навстречу. Я не знаю почему, как, и сразу занялись моими документами. На то время многие говорили, и был шум, что будут всех перевозить по своим регионам. Когда я этапировалась в Пермь, со мной ехали девочки, с которыми я сидела на 13 колонии, они этапировались тоже на свой регион – в Башкирию.